Пионер. (Михал Василич Гусев)

Что за год такой вывихнутый?

Все не в свое время происходит: в январе гроза вдруг посреди зимы над городом громыхнула, грибы полезли уже в мая, тополя запылили раньше отмеренного им природой времени, да так обильно, что взгляд из окна повергает в недоумение: метель, что ли, посреди лета в город наведалась?.. Все как-то некстати, все не в свой срок, все неожиданно и против здравого смысла...

Под белый этот невесомый шум случилось что-то, что в смысл — здравый ли, или не очень — ну уж никак не уложится: не стало Миши Гусева.

Человек ушел так неожиданно, как тот январский гром среди ясного зимнего неба бахнул — потому, оглушенный этим известием, все голову собрать не можешь, а все, что в ней есть — это осколки времени: каких-то голосов, фрагментов пейзажа, обрывки жестов, оттенки забытых запахов.

Тихий голос
Он в самом деле обладает очень тихим голосом, говорит неторопливо, без пафоса и надрыва, взгляд при этом мягок и улыбчив, однако эта тихая его манера общаться с внешним миром да не введет в заблуждение: внутри этот человек — кремень.

Середина девяностых, редакция журнала «SkiГорные лыжи», Михаил Васильевич пожаловал в гости, и с теплым комплиментом: «Ребята, вы же в «железе» ничего не смыслите! Ну не надо пороть ерунду на весь белый свет!»

Потому и принес свой материал про инновации в оборудовании. И черт же подтолкнет под локоток его текст поправить, да изваять какую-то стилистически кучерявую красивость в качестве захода в тему... А он, заглянув верстку — очень тихо! — скажет: «Ребята, это — не я... Это, извините, бред какой-то...» А смотрит при этом ласково, но — взгляда того и интонации — хватит, чтоб на всю оставшуюся жизнь отбить охоту лезть корявой редакторской рукой в его тщательные, выверенные и вылизанные с точки зрения факта и смысла тексты.

Ну ладно еще этот тихий голос вполне уместен в интеллигентных разборках в духе тет-а-тет, но как он ухитрялся сохранить этот тембр и эту интонации там, где от человека требуется луженая глотка?

Рубеж веков, Аша, гора Аджигардак, Чемпионат России среди любителей. Михаил Васильевич эту лямку уже десять лет упорно и монотонно, как бурлак на Волге, тянет. А баржа та гружена под самую завязку массой чисто организационных проблем. Так было и раньше, когда любители со всей страны съезжались в Собь, Кировград, Кувандык, Белокуриху — надо со спонсорами договариваться по призовому фонду, и положение составлять, и зачастую самому трассы ставить, и еще массу другой головной боли на себя принимать.

Ладно там заморочки организационные, а чисто человеческие? Народу на Аджигардак подтянулось немало — члены горнолыжных клубов из Москвы, Подмосковья, Брянска, Белорецка, Екатеринбурга, Качканара, Красноярска, Миасса, Новокузнецка, Стерлитамака, Уфы, Сарова, Аши. Сколько людей — столько взглядов и мнений. Потому на совещаниях капитанов команд и прочих митингах в духе новгородского вече зачастую разговор на таких повышенных тонах ведется, что хоть святых выноси… И все шишки кому на голову сыплются? Ну понятно кому — ему.

Как он ухитрялся все эти полемики — без ора и истерик — разруливать? И все в своей манере, не повышая голоса? Но ухитрялся. И упорно гнул свое. И дожимал.
Ну, с человеком, в конце концов, договориться можно. А поди ж ты — договорить с природой. Снега на Аджигардаке выше крыши, но три дня раскатки перед стартами над склонами дожди поливают. Не проблема, можно и по каше на крайний случай ехать. Ратрак с вечера основной соревновательный склон пропахал, у него, правда, фреза накрылась, потому весь склон как стиральная доска от траков — ничего, мягкие эти неровности можно будет с утра загладить лыжами. Ну да, как же. Ночью ни с того ни с сего, мороз врезал — минус двадцать по шкале товарища Цельсия, и склон превратился... Ну, во что превратился понятно — даже в боковом соскальзывание долбит так, что зубы на ходу стучат. И что делать — сливай воду?

Потом давний соратник Михаила Васильевича, вице-президент Московской федерации Юрий Триста скажет: «Миша человек уникальный. Вот патовая ситуация. Есть два выхода из нее. Но оба они оказываются, в конце концов, тупиковыми. Уникальность Миши в том, что он всегда найдет третий вариант».

«Ребята, придется ратраком поработать — по траектории спуска ногами ледяные комки разбивать».

Морока дикая, но любитель наш — человек упертый. Разбили. И старты все же провели.

И сколько же таких патовых ситуаций было за десятилетия проведения Любительских чемпионатов? Не счесть. Положа руку на сердце — это ведь мы ему обязаны, что любительский спорт у нас был, есть и, Бог даст, будет.

Хозяин «железа»
При повороте с Садового на Поварскую ты как витязь на распутье. Налево пойдешь — там ресторация Дома литераторов. Душевное место, уютное и вкусное. Но ведь там неизбежен алкоголь — говорят, для здоровья вредно. Потому лучше вертать направо, на другую сторону улицы, мимо Театра киноактера, дальше: большой серый дом, номер 29, подъезд, первый этаж, дверь налево, входи и будь как дома. Справа до потолка стеллаж, на нем груды ботинок. Прямо верстак, налево стол у окна, и в воздухе стоит такой сладкий запах горнолыжного «железа»: пластика, металлической стружки, смазки, разогретых в работе свёрл. Куски крепежа, винты-шурупы, кондукторы, пастилки кофиксов, клипсы.

Входи и будь как дома в гостях у Хозяина железа в его уютном сервис-центре «Москит».

Впрочем, будь как дома — если по делу пришел. Михаил Василич — человек технический, конкретный, деловой, кандидат технических наук, он пустой треп о том о сем, а всяком разном, об искусстве буржуазном — не сильно уважает. А если и говорит про «железо», то сугубо конкретно: модель, год выпуска, особенности конструкции, сравнительная характеристика с моделями того же класса в другом бренде. Только так. Потому что лыжа — штука конкретная, она в пафосных характеристиках не нуждается.

В таком стиле он свои легендарные ежегодные каталоги оборудования — начиная с 2000-го года — и делал (строго говоря, с сезона 1996/1997 начиная, когда дебютировал в качестве экип-энциклопедиста — там были просто компьютерные распечатки, а глянцевые книжки позже появились). А работенка эта та еще. Перемолотить все фирменные каталоги от производителей, перевести, отжать весь этот материал, оставив самое существенное, да и выложить самую суть на 260 с гаком полос.

А и зачем ему эта морока была — ведь (знаем мы доподлинно!) никакого профита ему это не приносило?

Зачем... Такой уж он человек. Хозяин железа в наших краях.

У нас, слава Богу, недостатка в толковых людях, которые лыжу и понимать умеют, и чувствовать (да не тех же тестах!), и ощущения свои потом внятно передать на бумаге, не было, да и сейчас нет. Но чтоб держать весь массив информации о многих сотнях и сотнях моделей в одной голове? Нет... Он один такой.

Каталоги эти во всех магазинах, где у стендов запах «железа» витал, хранились и реально работали. Засаленные тысячами рук, зачитанные просто до дыр. И еще долго работать будут.

С чистого листа
Январь, рубеж веков, Чегет, в холле одноименной гостиницы приятная суета, собрался народ, который предпочитает подальше от трасс ехать, то и дело ласкает слух это бодрящее словцо — «фрирайд».

Однако уж кого тут не ожидаешь увидеть, так это — его.

«Михал Василич? А ты чего здесь? Ты ж вроде по жизни — человек спортивной трассы... А тут — совсем другая песня».

Потому и здесь — что другая. Которую петь придется с чистого листа.

Это он привык. Это он всю жизнь так — что ни делает, все на новенького.

У них там в Вербье все давно про фрирайд известно — они в Альпах каждую весну собираются. У нас, в общем, тоже народ вне трасс давно ходит. Но вот как эта езда по бездорожью должна выглядеть в ее чисто спортивном, соревновательном варианте, большинство у нас — без понятия. И кого Роману Молчанову, организатору первого в России чемпионата по фрирайду, в помощники звать? Ну ясно кого, — Гусева. Чтобы в буржуйских правилах проведения стартов разобраться. И потом их для нашей чегетской разлюли-малины адаптировать. И четкие критерии в положениях прописать: сложность маршрута, контролируемость движения, непрерывность движения, техника спуска, бонусы, поведение в No fall zone...

До этого января никто в наших краях ни о чем таком не задумывался, все надо делать с чистого листа. И потом всю эту безумную неделю отпахать по сугробам в качестве главного судьи — тоже. И каждый день до ночи в этом качестве сидеть в чегетском туркабинете, утрясая детали и полемизируя с Наумом Штульманом, начальником Северо-Кавказской противолавинной службы, и с Борей Тиловым, начальником Эльбрусской ПСС, а потом — и с участниками...

А впрочем, ему не привыкать. К тому, в частности, что жизнь наша — вечный форсмажор. На Эльбрусе — полный мутняк, дует со страшной силой, снега слишком много; автор маршрута, местный спасатель Саша Копылов с утра подъедет к нему: «Откапывай окоп для стрельбы в полный рост! С коня...» А тут еще какой-то чумовой сноубордист над местом старта склон снесет — благо вечный терскольский стартер Малик Шаваев человек опытный, выплывет, хотя и драгоценный свой Hart в сугробах все же потеряет... Ну что говорить — не соскучишься. Однако провели пилотный чемпионат. И благодаря Мише — не в последнюю очередь.

Кстати. А тот же карвинг, не как вольная каталка по хорошему склону, а как соревнование по размеченной буями трассе, — он откуда у нас взялся? Оттуда — родом из проводимых Мишей Любительских чемпионатов. А синхронный слалом? А масс-старт — когда на трассу вываливаются сразу шесть участников (в те времена, когда про ски-кросс мы толком ничего и не слышали) — откуда? Оттуда, оттуда. Равно как и летние спортивные забавы: трасса на песке, «Сердолик Подмосковья».
Все это ведь он с единомышленниками начинал — трудно порой, тяжело, но — с сугубо пионерской бодростью духа, на то он и Пионер. В хорошем, исконном значении этого слова — первопроходец.

Темное пиво
К известной истине — «Горные лыжи есть комплекс мероприятий!» — он относится он терпимо, однако доблестью в апре-ски не отличается, тем более, когда речь заходит о крепких напитках. Однако всем известно, что уважает Михаил Васильевич пиво. То, что погуще, седьмую «Балтику», например. Или — темное.

Потому, года три назад направляясь на Салон в Гостиный двор, конечно, бутылочку прихватишь темного, чтобы по традиции ему вручить... Но он грустно мотнет головой: «Не. Спасибо. Нельзя мне».

Уже тогда, значит, были проблемы со здоровьем?

Но кто знал, что они были? Да никто. Он никогда ни о чем таком не говорил. И всегда был прежним — полон сил, энергичен. Для своих — лучший друг. Для пафосных пижонов — человек чужой.

И таким оставался до последнего.

До этого чумового лета, когда все что ни случается, все как-то не так, все некстати, все — против здравого смысла. А уж этот день 7-го июня, когда его не стало, — тем более.