Записки неисправимого романтика
Готовясь к путешествию в Три Долины я, конечно же, прочитал с пол-дюжины отчетов, но они, признаюсь, мало в чем помогли. Длинные описания катания по трассам с незнакомыми труднопроизносимыми названиями не удерживались в голове, а слишком прямолинейные оценки зон катания некоторыми авторами откровенно раздражали. Сам я к утверждениям типа: «черные трассы – нереально круто (в реале слово «нереально» заменяется несколько иными словосочетаниями, но тут ведь дамы!), сине-зеленые — полный отстой для длинноносых чайников, а красные — так, «с падружкай пакатацца», отношусь с достаточной долей иронии. Меня в любом путешествии привлекает расширяющийся шаг за шагом горизонт, чувство восторга, приводящего в священный трепет даже такого сурового альпиниста, как Райнгольд Месснер, много писавший об этом. И когда каждый подъем, каждый поворот трассы несет что-то новое, лично тобой неоткрытое, лыжи становятся не целью, а средством.
Странно, но больше всего запомнились именно синие трассы. Возможно потому, что на остальных было слишком мало времени для неспешных раздумий и слишком много для неосмысленных действий.
Хотя нет! Кое что помню. На «Combe Tougnete» расслабленно несся по свежему вельвету, как вдруг земля ушла из под ног — резкий перепад по трассе. Я был не готов! От неожиданности орал так, что лошади по всей долине шарахались! Ничего, нормально приземлился, только потом соседи по креслу странно косились и лыбились.
«Combe Tougnete» вообще трасса памятная. Вечером как-то дело было. Погода — дрянь, пурга, в маске хрен чё видно, без маски еще хуже, глаза снегом забивает, трассы — бугрятник сплошной, и коллеги-лыжники на них подобно мышам в мешке с мукой барахтаются. Супруга, устав от жизни такой, едва завидев знакомую «Perdrix», свалила к отелю, а я чувствую — не накатался.
Было уже пятнадцать минут пятого, канатка докатывала последние круги, но еще успею подняться. Прыгаю в пустое кресло. На вершине Tougnete тоже пусто, и только чуть ниже по трассе маячит одинокая женская фигурка. Осторожно начинаю спуск, двигаясь скорее вслепую, чем действительно что-то видя. Ориентируюсь по даме впереди меня. Бугров в маске не вижу совершенно, иду некрасиво и косолапо, руки болтаются, ноги перегрузил, но поскольку все равно лучше, чем работать, пытаюсь расслабиться и получить удовольствие. При очередном маневре наблюдаю кувыркающуюся в снегу даму.
Естественно, ни одного истинного джентльмена такая ситуация равнодушным не оставит. Счас, думаю, как подъеду! Как развернусь! Как подкачу галантно! «Бон суар, мадмуазель!» Руку подам. «Пардон!» «Мерси!» Раскланяюсь в реверансе. «Оревуар, мадмуазель!» Вот, понимаешь, я какой! Хваленые французские мужики будут локти себе кусать! А что вышло? Ну не видел я того, мать его, бугра! А хто б увидел? Маску всю снегом залепило. Пока себя из того сугроба выковыривал, «мамзеля» ржала, как першеронская коняка! Тьфу! Вот те и оревуар! Орезервуар! Вот так вы, женщины, рубите на корню самые благородные порывы. Барахтайтесь в снегу сами!
Я и Гламур
Попадая в какой-либо рассадник гламура, всегда борюсь с настойчивым желанием эпатировать местную публику, явившись на тусовку в стеганой фуфайке и начищенных до блеска кирзачах с закатанными халявами – любимом прикиде гопников времен моего детства золотого. Людей, путающих понятие «самовыражение» с понятием «понты», откровенно не понимаю, в одежде и в жизни всегда предпочитаю сочетать простоту с функциональностью, а единственный мой вклад в прэт-а-портэ заключался в одевании топ-моделек на вершине Говерлы в химкомбинатовские противокислотные «шерстянки» и костюмы сварщиков. Забавные девчонки получились!
Так что посещение знаменитого Куршевеля 1850 было воспринято, как прилет на другую планету к иным непонятным цивилизациям.
Все оказалось проще. Катающихся и там оказалось больше, чем понтующихся, а каждый видит то, что хочет видеть. Мы, например, выставку тибетских фотографий.
Возможно, где-нибудь в ночных клубах и можно было познакомиться с гламурной средой поближе, но в этом вопросе я исповедую учение знаменитого гуру Карины Ремезовой, гласящее, что «лучшие блядки – это спатки» (с).
Гламурных кисо с няшными собачками в сумочках все же наблюдал. Было несколько весьма интересных экземпляров. Такие блондинистые, наштукатуренно-блестящие, в неизменных ботах «Moon boots», приобретенных за 50 ойро в местных магазинах. У меня тоже есть нечто подобное — «лохоступы», называются. Приобрел за эквивалент шести ойро на каком-то сельском базаре и, вот уже шестой год кряду, безуспешно пытаюсь убить на опорах канатных дорог. Легкие и теплые. Хорошо подходят как сменная обувь в зимних походах. Домашние вскоре оценили и тоже купили каждой твари по паре. А раз нет разницы — зачем платить больше?
Грустные размышления о маразме
— Я отстала, подожди меня, — пропела рация голосом жены.
Оглядываюсь. Трасса скрыта в молочно-белой пелене.
— Хорошо! Жду у ближайшей карты!
Биг-борд с картой хорошо видно и в ненастную погоду. Этот чуть в стороне, на пересечении трасс. Подъезжаю. В тумане различаю размытый женский силуэт.
— Бонжур, мадмуазель! — я всегда был воспитанным мальчиком. Женщина оборачивается и я вижу бабушку лет под семьдесят.
— О, пардон, мадам!
Бабка улыбается. Моя ошибка ей явно льстит. Что-то поправила в креплениях и укатила, оставив меня в невеселых размышлениях.
Пенсионеры на горнолыжных трассах Трех Долин — обычное дело. Февраль — вообще сезон пенсионеров. Иногда встретишь милую парочку старичков, за которых, как говорили мои сволочи-канатчики, черви на кладбище давно магарыч выпили, а они все туда же, на лыжи, жизни радоваться. Жена даже теорию вывела. О влиянии преемственности поколений в горнолыжных традициях на уменьшение количества ломов в регионе катания.
Тут бы пуститься в банальные рассуждения о размерах пенсий «у них» и «у нас», об уровнях жизни несовместимых, о страховой медицине и о многом-многом другом, тертом-перетертом в вечной безнадеге на набивших оскомину околополитических форумах.
Только вдруг подумалось: а что бы было, получи вдруг сейчас наши мамы-папы-бабушки-дедушки материальные блага, соизмеримые с благами своих западных сверстников? Сумеют ли они просто жить в свое удовольствие, не устраивая проблем себе и другим? Очень хотелось бы. Но не уверен. Больше склоняюсь к тому, что все эти деньги просто положились бы в кубышку и все пошло бы дальше по накатанному сценарию, главным героем которого выступает огород. Соток так на двадцать. У нас это – обычная норма. Это называется «помогать детям», но, в реальности, означает довести детей, а после и подросших внуков до белого каления. Ибо на большинстве наших «личных приусадебных хозяйств» взращивается, цветет махровым цветом и обильно плодоносит, — нет, не картошка с капустой, не лук со свеклой и даже, не помидоры с огурцами — холеное чувство вины там взращивается! А любой психолог подтвердит вам, что это чувство — лучший инструмент для манипулирования. И сколько человеческих судеб зарывается тяпкой в землю после того, как новоиспеченных пенсионеров поражает вирус огородного бешенства, и сосчитать невозможно!
У всех друзей одно и то же. Проблемы одинаковы, как близнецы-братья. За дружеским застольем, начиная с весны, самые популярные темы: «мама опять ползала на огороде с давлением, а соседи говорили…», «не смогли отпроситься с работы на огород — мама устроила скандал…», «мама распахала новый участок…» (при тридцати сотых уже в наличии), «тайком от мамы отдали часть огорода — мама грозила повеситься…» и так далее, до бесконечности. Излили друг другу душу, а дальше по новой: летом-осенью пахать, а весной выращенное выбрасывать на помойку, потому что, даже обладая конской прожорливостью, никто не в состоянии сожрать по полторы тонны картошки, пол-тонны свеклы и мешок фасоли, так как продать излишки на рынке бывшим советским инженерам-педагогам «стыдно». А ты с сожалением вспоминаешь потерянные на все это дни отпусков и выходных и втайне мечтаешь когда-нибудь закатать ненавистный огород в асфальт, тем более, если посчитать затраты на бензин, навоз, оплату лошадей и лекарства постфактум, продукты выходят вдвое дороже рыночных. Но снова и снова едешь в такие долгожданные выходные на ненужные никому работы, потому что чувство вины уже навсегда поселилось скелетом в твоем шкафу.
Когда-то бабушки этим мучили родителей, теперь родители нас. Огородный вирус беспощаден. Уговоры заканчиваются «а вот я умру и будете знать», блуждающим взглядом, непонимающим выражением лица. И больницей после того, как «я сама назло всем».
Многое я тогда передумал, стоя у щита с картой.
Не знаю, правильно ли я живу, да и наверное, никто этого толком не знает. Но все, чего я действительно хочу — это чтобы самые родные люди наконец перестали себя бессмысленно сжигать и хоронить раньше времени, хочу разорвать, наконец, этот заколдованный круг чувства вины и огородов. Надеюсь, у меня еще останется на это хоть капля здравого смысла.
Путь домой
Креселка-отцепляшка «Cote Brune» на Mont de la Chambre оказалась длиннющей, с перепадом по высоте 540 метров. Оставалось еще 15 минут до закрытия. Прыгаю в пустое кресло, достаю термос с чаем. Тишина. Только постукивают кресла на балансирах. Совсем как в те времена, когда закрывал свою трассу после катания, спускаясь последним. Торопиться больше некуда. Скорость у отцепляшек приличная, но длина дороги заставляет заскучать. Становится холодновато. По всем признакам ночью ударит неплохой мороз. Над Mont de la Chambre ясное небо. Там сейчас ватаги запоздалых лыжников уже спешат к теплу и сытному ужину. Одни — на солнечную сторону по залитому лучами вечернего солнца склону в Валь Торанс и Ле Менюир, другие — в мрачное серое ущелье к Мерибелю.
Вершина залита солнцем. За моей спиной останавливается колесо канатки и становится еще тише. Все. Откатали. Завтра домой. Как всегда в подобные минуты, немного грустно. Подсознательно оттягиваю момент начала спуска. Смотрю на ставшие уже знакомыми места. Вспоминаю солнечный Les Menuires и дикий восторг, охвативший меня на вершине Pointe de la Masse при виде гряды сияющих вершин. Тогда я понял, что должен вернуться сюда еще раз, хотя бы для того, чтобы показать все это сыну.
Ле Менюир
Вспоминаю пургу в долине Куршевеля — тонны падающего с небес снега, белое «молоко», лишающее чувства реальности. Пухляк на трассе «Creux», чуть заметные в «молоке» красные вешки трассы, одинокого неторопливого канатчика, убирающего снег на нижней станции.
Мелкие неприятности напрочь забыты. Даже «Monts Russes», на которую я сдуру поперся в снегопад, а потом тропил снег «ёлочкой» на буграх под едкие замечания второй половинки, сейчас кажется забавным приключением. Ведь ничего на свете не бывает случайно. Та ж «Monts Russes», в конечном итоге, вывела нас на внешне ничем не примечательную синюю трассу «Indiens», где на полянке стоит настоящий индейский вигвам. Выросшие на романах Фенимора Купера поймут, насколько интересно было туда зайти и пощупать все своими руками. Хоть и знаешь, что это все трюк для туристов, но все равно классно.
Вигвам...
...и его обитатели
Ловлю на себе укоризненный взгляд канатчика. Пора начинать спуск. Не без сожаления покидаю солнечный хребет и сваливаю на хмурую «Lac de la Chambre». Трасса разбита в хлам. Гигантский бугрятник. Иду по краю. На минуту останавливаюсь, чтобы полюбоваться прекрасным видом освещенной заходящим солнцем горы Mont du Vallon, особенно яркой при взгляде из темного ущелья, как звезды со дна колодца.
Вздрагиваю от странного шума. Смотрю вверх. По трассе несется ком из снега, лыж, палок, а также рук, ног и красной шапочки. Уворачиваюсь. Ком эффектно завершает свой полет в канаве. Снежная пыль оседает на красную шапку.
— Ю окей?
— Я! Я-а-а! — утробно произносит сугроб.
Помогаю бедолаге подняться. Он вщелкивается в лыжи и уносится вниз, нисколько не перенимаясь падением. Я опять остаюсь один.
Связка трасс «Lac de la Chambre»-«Ours», ведущая в Моттаре, мне нравится, но вызывает странные чувства. Напоминает апокалиптический рассказ Сергея Лукьяненко «Поезд в теплый край». Такое же ощущение переселения гибнущей цивилизации. Снежная дорога в темном ущелье, ведущая то ли к теплу, то ли в неизвестность, и черные точки путников на ней. Завораживает. Сегодня я могу отдаться чувствам и спокойно качусь, обгоняя запоздавших «чайников».
Становится еще холодней. Одеваю балаклаву. Больше не останавливаюсь. Все что было оставляю позади. Начинаю новый путь — путь домой.
Снимая лыжи у входа в отель понимаю, что, все-таки, это было прекрасно!
Новые происки Барабашки
Нас утро встречает прохладой. Как в песне. На улице -15. Прохлады добавляет чернокожий парнишка с рецепшн по имени Скотт, вручив два счета на оплату. Первый — курортный сбор, оплачиваю, второй отказываюсь наотрез. Кофе я сам варю и в номер не заказываю. Пары-тройки евро парнишке мне и так не жалко, но тут дело принципа. Не люблю разводов. Скотт, вникнув, уходит. Не все ему масленица.
Автобус «Danko Travel Company» ждет у входа. Мы, как всегда, первые клиенты. Дверь водитель-итальянец открыть не может, примерзла. Открыв, не может закрыть обратно. Решаем ехать так, в надежде, что в нижних слоях атмосферы дверь оттает. Хуже всего итальянцу без шапки и в короткой курточке. На следующей остановке предлагаю водителю разжиться отверткой и поправить дверную защелку.
— Ноу, — говорит он, — это работа механика!
Я в шоке от их нравов.
Но, в конце-концов, итальянец-таки лезет с отверткой в замок. Холод — не тетка! Как и предполагалось, работы оказалось на пять минут. В результате дверь все-таки закрылась и в аэропорт Турина мы прибыли хорошо прогретыми, сожалея, что приключения закончились.
И уже в который раз ошиблись.
Выяснилось, что самолет в Москве поломался и опаздывает часов на пять. Почему-то это не удивило. К поломке летательного аппарата явно приложила лапы родная Барабашка, а мы к ней уже привыкли. Ночь до поезда в запасе у нас таки была, что предоставляло неограниченные возможности для спокойного чаепития и просмотра фильмов по ноутбуку.
Не тут-то было! Только мы разложились со всем своим добром на скамейке, как подошел Вячеслав из «Danko», и заговорщицким шепотом сообщил, что, по имеющимся у него сведениям, вместо вместительного «Аэробуса» прилетит «Боинг» и человек тридцать рискуют остаться без места. Намек поняли. В секунду чай улетел в умывальник, жена — к стойке регистрации, а я перепаковывать вещи.
Успели. Остаток времени перед вылетом традиционно провели в «Дьюти фри»…
В самолете от обилия знакомых лиц накатывает чувство дежа-вю. Те же соседки — смуглые девушки-индийки и стройные девушки-москвички. Тот же полумрак.
Взлетаем за полночь. «Боинг» неслабо потряхивает.
— А это так и должно быть? — спрашивает жена, осторожно дергая за рукав.
— Конечно! — не совсем уверенно отвечаю я, пытаясь вспомнить все, что знаю о турбулентности и воздушных потоках. Знаю я мало, но умные слова супругу успокаивают.
Зловещую тишину в салоне портит шумная компания явно укуренных бордюков, громко пытающихся объяснить присутствующим, кто такие растаманы. Экипаж пытается их успокоить. Дескать, Джа — это, конечно, классно, но в два часа ночи люди спать хотят. Бесполезно. Злорадно представляю, как в Москве бордючью компашку повяжут менты. Так оно, кстати, и случилось.
Садимся то ли глубокой ночью, то ли очень ранним утром. Но сейчас время сработало на нас. Все эти задержки рейса, перелеты и часовые пояса съели ночь, так что не надо мучиться на вокзале. На контроле улучшаем карму, пропуская всех вперед. Нас никто не встречает. На этот раз Аню удалось уговорить не портить себе ночь.
Загруженными ишаками вваливаемся в пустой вагон первого аэроэкспресса.
Дальнейшее помню смутно. Видимо, виновата накопившаяся усталость. Погружаюсь в анабиоз, ненадолго приходя в себя при пересадках и на таможнях. Очнулся на родном вокзале. Все! Круг замкнулся, выводя нас на привычную орбиту.
Испытавший в скитаниях стужу и зной,
Изнемогший от бурь и туманов,
Я приеду домой, я приеду домой,
Знаменитый, как сто Магелланов.
Ах ты Боже ты мой, ах ты Боже ты мой, |
Наконец я вернулся домой! (с)
Хотелось бы повторить? Да, конечно! Тогда я еще не знал, что эти горы скоро станут мне сниться. И новые идеи не дают покоя.
А еще поездка возымела неожиданные побочные эффекты — тихо отклеилась и испарилась большая половина штатных поклонников супруги. Как же, муж ведь ее «по Куршевелям» возит! Я весь вечер под столом от смеха провел.
Дамский коллектив тоже всколыхнулся, воспылал охотой к перемене мест. В настоящее время одна из дам уволилась и пребывает в Туманном Альбионе, другая отправилась в Анталию. Жена консультировала по дороге и документам. Начальница в тихом ауте. Боюсь, это только начало!
О прекрасных принцессах
Все уже было в моей сказке, «смешались в кучу кони, люди». Только о прекрасных принцессах я почти ничего не рассказал.
Между тем их на моем пути повстречалось немало, а посему.
Автор благодарит прекрасных принцесс, оказавших ему неоценимую помощь при проведении сего мероприятия:
- принцессу Татьяну (Volchica) — за начало приключений и отлично организованный лыжный фестиваль в Банско;
- принцессу Ксению (Sister Ksa) — за оперативность и долготерпение;
- принцессу Ольгу (Matriza) — за визовые консультации;
- принцессу Юлию (jjjuliа) — за хороший совет и информационную поддержку по региону;
- принцессу Анну (Uncanny) — за самоотверженность;
- принцессу Оксану — за отличную компанию.
Конец
Часть первая.
Часть вторая.
Часть третья.
Часть четвертая.
