Когда я не сплю, бесконечной чередой тянутся мысли. Они представляются мне чем-то вещественным, какой-то силой, направленной в одну точку, не находящей выхода, живущей своей собственной жизнью. Они стали элементом моего биополя, не зависящим от меня самого. Они не принадлежат мне, не нуждаются в моих понуканиях. Даже во сне. Они приходят и уходят вопреки моей воле. То же самое происходит с этой почти осязаемой силой вокруг меня.
Райнгольд Месснер. Из книги «Хрустальный горизонт»
Поперек тропы забор. На заборе знак с устрашающей надписью. Что-то вроде «ACHTUNG MINEN!», только по-французски. За забором — козёл. В хорошем смысле этого слова.
Увы, сей пейзаж — достойная иллюстрация грустных реалий нашего времени. Вот так и в жизни: куда не ткнись — забор, на заборе — запрет, за забором — козёл. На сей раз в не совсем хорошем смысле этого слова.
Чуть ниже по склону наблюдаю еще парочку мирно пасущихся представителей отряда парнокопытных. Зверье здесь не пуганое.
По случаю выходного дня на станции Nid d’Aigle (2372 м.) кроме козлов никого. Строители отдыхают. Дверь их домика взломана. В нем инструменты, приборы, одежда и снаряжение. Я злюсь. Мои вагончики в горах тоже часто взламывали какие-то придурки. Прикручиваю коллегам дверь веревкой.
Поднявшийся ветер разгоняет туман, выходит солнышко и настроение сразу улучшается. Отдыхаем, усевшись на крылечке. Чуть выше нахожу источник воды. Строители подвели ее по трубе почти до домика. Не желая, чтоб такое изобилие пропадало даром, на правах дежурного устраиваюсь заваривать чай для группы. Никто не протестует. В горах надо постоянно восполнять потерю жидкости. Где-то три-четыре литра в сутки. Для меня это более чем справедливо — «в сухую» просто не могу идти и всегда беру с собой запас. Воды в казан налил от чистого сердца, литров пять. Процесс кипячения затягивается.
Тем временем к станции спускаются двое солидных джентльменов в хорошем снаряжении. Завязываем разговор на плохом английском. Те на плохом английском нам отвечают. Как продолжается до тех пор, пока не выясняется, что джентльмены, по ходу, русские. Могли и сразу догадаться! Кто ж еще будет ходить по запрещенным тропам, как не братья-славяне. Не немцы же!
Предлагаем гостям чай. Отказываются, спешат на трамвай. Но в благодарность сливают нам информацию о хижине Кабанэ дэ Ронь (Cabane des Rognes 2768 м.). Они там проходили недавно. Хижина не занята и ночевать там можно бесплатно. Редкая удача!
Не мешкая, Игорь-старший собирает группу добровольцев-квартирьеров, и в быстром темпе ребята уходят по тропе занимать Кабаны.
Вообще-то Cabane — это хижина по-французски, но витиеватое название Кабанэ дэ Ронь однозначно не прижилось. И не только в нашей группе.
— Где ночевали, ребята?
— На Кабанах!
И всем все понятно! Ясно ж — еще не Лоси, но уже Кабаны реальные, раз сюда под грузом залезли.
Я разливаю всем оставшимся подоспевший чай. Теперь можно не торопиться. Подъем на Кабаны займет не больше часа. Сделали легкий перекус.
Наконец выходим и мы. Тут на Нид Эглэ — пограничная территория между зимой и летом. Вдоль тропы еще радует глаз чахлая растительность, но уже потянулись вверх первые снежники. Справа чувствуется ледяное дыхание ледника. Смену климатических зон ощущаешь почти физически. Сразу после выхода солнышко подмигнуло разок-другой и исчезло. Все опять заволокло густым туманом, потом подогнало плотные серые тучи, и затянул унылый дождичек. Из рюкзаков извлекаются дождевики.
Странно, но несмотря на непогоду, на удивление легко и хорошо идется. Одно плохо: поленился одеть непромокаемые штаны и теперь низ камуфляжа и ботинки постепенно пропитываются влагой. Сушить будет негде, запасных нет.
Игорь впереди носится по снежнику с видом довольного пастушкиного собакера. Его ботинки уже совсем раскисли от мокрого снега, но я не переживаю. У малого на восхождение хорошие пластиковые ботинки в заначке. А вот у меня могут быть проблемы.
В тумане теряем основную тропу. Понимаем, что взяли слишком сильно вправо. Берем левее. Есть тропа! Ненадолго задерживаемся, чтобы набрать воды из ледникового ручья. Это последняя вода на маршруте. Дальше придется топить снег. Поэтому заполняем все имеющиеся емкости.
Последний ручей.
На тропе.
Выше ручья на снежнике видны следы ребят. Потом встречаем Андрея, который вернулся, чтобы помочь отстающим.
Подъем занимает несколько больше времени, чем планировали, но, наконец-то, выходим к Кабанам — серой бетонной хижине на небольшой площадке у снежника.
Реальные Кабаны.
На Кабанах две комнаты и чердак. Квартирьеры заняли самую теплую и удобную комнату с нарами. К сожалению, на нарах поместятся только четверо. Остальным придется спать на полу или на чердаке.
Мокрые вещи имеются у каждого. В тесном пространстве пытаемся разложиться максимально удобно. В конце-концов нам это удается. Угол у окна выделяем под кухню.
Под нарами нахожу оставленную поляками палатку. Целую. Порван только тент и сломано несколько секций дуг.
Я относительно снаряги еще тот хомяк! И тащу в свою нору все, что состоятельные буржуи из-за элементарной лени не хотят сносить вниз и выбрасывают на склоне. На Мон Лаша, например, нашел отличные телескопические лыжные палки. Их выбросили, потерявши всего одну (!) гаечку. Дома я без труда нашел замену. Но с палаткой не тот случай, тяжелая. Тащить вверх (а потом сносить вниз) дополнительных пять каге крайне влом. В конце-концов я убедил-таки родную зелено-бурую жабу палатку не брать, но вечером разложить в комнате и использовать на ночевке, чтобы не ложиться на грязный пол (дома зелено-бурая возьмет реванш – палатка очень бы пригодилась для одного мероприятия, надо было все-таки заныкать и забрать на обратной дороге).
Между тем дождь усиливается, и к вечеру в хижину, как в сказочную рукавичку, набивается еще народу.
— Ты кто?
— Я Мышка-норушка!
— А я Жабка-скрекотушка. Пусти переночевать!
— Залазь, мокрое склизкое созданье!
Проходную комнату у выхода занимают рижане. Двойка насквозь промокших датчан, дрожа от холода, лезет по лестнице на чердак прямо в кошках, вызывая у нас приступ веселья. Зажглись голубые огни горелок. Внутри пока не холодно, но сыро. Печки нет. Греться можно только чаем. Конечно, можно и не только чаем, но не тянет что-то. Высота, что ли, так странно действует?
Мы с Игорем и Вадимом возимся с трофейной палаткой. Получилось очень даже неплохо. Заползаем внутрь. Внутри палатки почему-то неслабо несет мокрой псиной, но ничто в мире не идеально. Приходится терпеть ради тепла и уюта.
Этой ночью опять плохо сплю. Кто-то храпит, как уссурийский тигр, но, обычно, я не очень обращаю внимания на подобные вещи, когда усталость берет свое. Видимо, внутри уже начинает накручиваться какая-то неведомая не зависящая от меня пружина, не дающая мозгу до конца расслабиться.
И все-таки мне удалось отвоевать несколько часов у ночи.
Рано утром выползаю из своей берлоги умыться снегом, чтобы прояснилось в голове. Свежо. Чуть распогодилось, но, вероятно, ненадолго. Ночью наверху падал снег, забелил черные контрфорсы гребня Гюте (Aiguille du Gouter(3783 м.). Странно, начало июля и снег. Просматривается наш дальнейший маршрут к приюту Тэт Русс (Refuge Tete Rousse (3167 м.) и далее к приюту Гюте (Refuge du Gouter).
Нам туда.
С гребня над хижиной видна станция Мон Лаша. Скалы вокруг сильно разрушены. С противоположной стороны гребня весьма круто. Выйдешь по нужде неосторожно — улетишь с голым задом пес знает куда! Хорошо, что уже рассвело.
Опять начинается этот нудный дождь. За завтраком решаем переждать его под крышей. Вымокнуть успеем всегда. Собираемся и сидим «на чемоданах». Ожидание затягивается. В хижине сыро и скучно, а движение могло бы нас согреть.
К обеду дождь вроде притих. Выходим. Но не успели мы пройти и десяти минут, как небесные хляби разверзлись снова. И с удвоенной силой. Не помогают даже дождевики. Ноги в ботинках промокли. Штаны тоже. На снежниках — мокрая каша. На тропе — грязь, скользкие камни. От Кабанов к Тэт Руссу дороги всего ничего, но промокли основательно. При таких раскладах лезть дальше глупо.
Тэт Русс.
Разбиваем лагерь у приюта. Под непрерывно моросящим дождем выкапываем в снегу места под палатки. Две лопаты у нас свои. Еще две одалживаем рядом у поляков. Работаем по очереди. Пока закончили, вымокли еще больше. Дно палатки мокрое, спальники и запасная одежда быстро отсырели. Хорошенькая же ночёвочка намечается!
Ира решает поселиться в приюте. Мест нет. В конечном итоге Иру селят на пол, под лавку, не забывая, естественно, содрать за ночевку 67 звонких ойро. На моей памяти это была самая дорогая ночевка на полу. С кормежкой, но все равно. Это к вопросу о том, почему мы как белые люди не селились на приютах.
Решаем воспользоваться случаем и всей толпой заявиться к Ире в гости. Посещение плавно выливается в варку ужина на своих продуктах, сам ужин, чаепитие, сушку мокрых вещей и небольшое совещание в столовой по поводу завтрашнего дня. Через пару часов персонал приюта, наконец, восходит в высокую степень нашей наглости, и нас вежливо просят выйти вон. Что мы и сделали, но уже в сухих вещах. Жаль, не удалось ботинки высушить.
Снаружи опять встречает дождь с туманом. Более мерзкой слякоти трудно было и представить.
С Бионассей опять прогрохотало несколько лавин. Уже значительно ближе. По спине проползла холодная змейка. Хочу застегнуть анорак, но не могу. Замок сломан. Нахожу в рюкзаке иголку с ниткой и иду в клозет.
Об этом знаковом сооружении стоит упомянуть особо, и не столько потому, что клозет на Тэт Руссе оригинален по дизайну, чем привлекает внимание многочисленных фотографов, сколь потому, что в непогоду открываются совершенно неожиданные грани его использования. Это уже не просто общественный сортир, это – клуб, это – кухня и, даже (о, майн Гот!) столовая. В разные времена в стенах этого заведения собиралась самая изысканная публика. Возможно, по этому сей нужник описан почти в каждом отчете, посвященном восхождениям на Монблан. А уж фото его так в каждом отчете имеются.
WC. Water closet? No! Winners club!
Как царь, хаживавший в сие заведение пешком, шествую туда и я. Но не справлять нужду, — это слишком банально, даже если в процессе дефекации, выпучив глаза, разглядываешь развешанные на стене комиксы с приключениями какашки, явно нарисованные в урожайный для альпийской травы год. У меня другие планы. Внутри на самодельной скамейке устраиваю портняжную мастерскую. Чиню куртку. Постепенно подтягивается народ. Приходят уже знакомые нам рижане, соседи по Кабанам. Кто-то ставит чай, кто-то приносит пакетик засахаренного имбиря. Слово за слово повелись разговоры, зазвучали шутки и смех. А запах? Увы, ничто не идеально в этом мире.
В Гранд Кулуаре вдруг ударил камнепад. Потом еще один. И еще. Народ как-то сразу сник, помрачнел, затих. Настороженно слушают серую мглу. Потом понуро расходятся по сырым палаткам.
Был бы я индейцем, Чинганчгуком каким-нибудь, я точно переименовал бы Тэт Русс. Назвал бы его Местом-Где-Заканчиваются-Шутки. Все! Закончились шутки! Дальше каждый должен решить для себя — идти или возвращаться. И нужно ли ему идти дальше!
Заканчиваю шитье и тоже отправляюсь в палатку спать. Завтра ключевой, очень важный день нашего восхождения.
Незаметно и неосознанно на мне начало сказываться напряжение одиночного восхождения. Мою уравновешенность как ветром сдуло. Я несу ответственность за все сам, я предоставлен только сам себе. Как неправ я бываю в такие минуты! Перед такой «пробой на разрыв» я и при идеальных условиях едва ли смог бы спать. А тут пенопластовый матрац в палец толщиной. Камень величиной с кулак давил в бок, было холодно. То просыпаясь, то засыпая, я думал о завтрашнем дне. Я ожидал рассвета с нетерпением и страхом.
Райнгольд Месснер. Из книги «Хрустальный горизонт»
Информация к размышлению:
https://www.youtube.com/watch?v=B6HXQxEX910
https://www.youtube.com/watch?v=qBimrodyKT0&feature=related
Не сплю. Из головы не выходит проклятый Кулуар. Этот почти 750-метровый вертикальный желоб — опаснейшее место на нашем маршруте из-за постоянных и непрогнозируемых камнепадов. Тропа пересекает его почти у основания, там, где летящий сверху камень достигает скорости пушечного ядра. Очевидцы описывали летящие камни размером с холодильник. Каска в этом случае поможет не более, чем киска «Нелло, Кити!» на розовой бейсболке. Впрочем, хватит и небольшого камешка. С каждым годом число жертв Кулуара растет, но безопасной тропы там нет.
Кулуар нужно пересечь. Всего-то около 50 метров нужно пробежать, чтобы достичь зоны относительной безопасности, но это — территория Ада. А при крупных камнепадах опасно и на самом гребне — летящие камни рикошетят от стен кулуара и разлетаются во всех направлениях.
Гомо сапиенс (человек разумный) пересекает Гранд Кулуар (Grand Couloir) на рассвете, когда камни на стенах схвачены морозом и риск минимален. Но сейчас уже ночь, а на улице слишком тепло. К тому же, идет дождь. Ручей посреди кулуара растаял, вымывает камни. Исходные данные – хуже не придумаешь. А ведь нам завтра туда идти!
За себя я уже давно отбоялся. И не было б так тяжело, если бы не сын, который беззаботно спит рядом, закутавшись в спальник. За него страшно. Страшно его потерять. Постоянно спрашиваю себя, имею ли я право вести его на такое опасное дело, смогу ли прикрыть, если что? Иначе никогда себе этого не прощу!
Глупо накручивать свои страхи раньше времени. Но кто не грыз себя в подобных ситуациях, пусть первым бросит в меня камень.
Усилием воли отгоняю дурные мысли. Заставляю себя думать о чем-то хорошем. Утром силы мне понадобятся.
Наконец сознание начинает проваливаться в какую-то липкую яму…
— Зимно, ку@ва! — вопит поляк, вылезая из соседней палатки.
— А, чтоб тебя! Только ведь начал засыпать!
Высовываюсь наружу и… О, чудо! Не верю своим глазам! Небо ясное. Все вокруг схвачено достаточно сильным морозом, минус пять, не меньше, а может и больше. Здесь, на высоте, мороз не чувствуется. И я уже готов расцеловать поляка за благую весть, хоть минуту назад хотел порвать его на лоскутное одеяло.
Из закромов памяти невыспавшийся мозг подсовывает похожую аналогию. Стоим поздним вечером возле пустого автовокзала в районном центре. На автобус в горы опоздали. Нужно где-то ночевать, но даже на самый дешевый номер в гостинице денег нет, — что взять с бедных студентов. Но есть рынок, а на рынке крытый навес-павильончик с дощатым полом. И, если там подстелить карематы… Увы, козырное место уже оказалось занятым. На досках в позе морской звезды валялся местный бомж, упитый до состояния «мэртви бджолы нэ гудуть, а як гудуть — то мэртво».
Дабы не смущать неприятным соседством имеющихся у нас дам, которые и так были не в восторге от места ночевки, мы подхватили бича за конечности и сволокли в близлежащие кусты. Благо лето выдалось сухим.
Ночь прошла относительно спокойно, но на рассвете мы были разбужены жутким воем и топотом ног — оклемавшийся бомж совершал пробежку вокруг куста, периодически восклицая: «Холодно, … …. ….! Холодно, … …. ….!» Выражения вместо многоточий приводить не решусь по причине имеющихся здесь дам.
Хорошая погода и веселые воспоминания неожиданно поднимают боевой дух. Все будет хорошо! Ныряю в теплый спальник. Дремлю. К сожалению, опять недолго. Дежурные будят группу. Торопливо глотаем завтрак. Сворачиваем лагерь. Из глубин рюкзаков, наконец-то, извлекаются кошки, ледорубы, страховочные системы, веревки и карабины. Вещи и снаряжение, которые не понадобятся на гребне, оставляем в камере хранения приюта. Рюкзаки стают ощутимо легче, но все равно, их размеры повергают в шок путешествующих от приюта к приюту европейцев. Намедни один гид даже пытался отговорить нас подниматься с ними по гребню — опасно, мол. У них давно так уже не ходят.
Вместе с сыном тщательно одеваем и подгоняем снаряжение, помогая друг другу. Тренировки даром не пропали. С экипировкой справились быстро. Есть еще время посмотреть вокруг. Вершины покоятся в розовой перине облаков. Мы стоим на краю этого пушистого моря, а небо над нами насыщенно-голубого цвета. Чистое небо. Прогноз не солгал.
Сергей, руководитель группы, распределяет нас по связкам. Связок три. Мы с Игорем замыкаем в последней. Защелкали карабины в веревочных петлях. Ледорубы наперевес. Каски на головах застегнуты.
Все?
Все!
С Богом!
Грозный Кулуар.
Гребень Гютэ нависает над нами черной громадой.
Короткий переход по снежнику. Небольшой подъем. Стоим, прижавшись к скалам, у начала печально известной тропы через Гранд Кулуар. Он сегодня, на удивление тих. Как спящий злой великан. Разговариваем шепотом, словно боясь, невзначай его разбудить и накликать гнев. Пока даже щебенкой не кидает. Но расслабляться недопустимо. На краю тропы выставляется наблюдатель, который подаст сигнал в случае опасности. Сергей тревожно смотрит вверх.
— Пошел! Пошел! Пошел!
Первая связка проходит Кулуар. Бежать в кошках нельзя. В связке нужно держать единый темп и, кроме того, следить за веревкой, чтобы не перецепиться за нее самому.
Облегченный вздох. Связка скрывается за спасительной скалой.
— Вторая, пошел!
Вторая связка скрывается за скалой вслед за первой.
Стоим на старте. Страха нет. Вместо него приходит уверенность и азарт.
— Пошел!
Грузно топаем, срывая дыхание. Мелькает впереди игорев рюкзак. Под ногами узкая черная тропа. Не дай Бог оступиться! Выбираю слабину на веревке. Ровно посредине канавка замерзшего ручья. Переступаю. Бросаю взгляд вверх. «Какое небо голубое!...» Вперед! Вперед! Не останавливаться!
За спасительной скалой скопился народ. Связка останавливается. Мы с Игорем все еще в «зоне обстрела».
— Блин! Да подвиньтесь же немного вперед!
Наконец проходим и мы. Прищелкиваюсь самостраховкой к стационарной станции. Цепляю ледоруб на рюкзак. На этом участке он не понадобиться.
— Пи-пи-пи! Пи-и, пи-и! Пи-пи-пи! — СМС-ка от жены. — Прошли Кулуар?
У жены дома карта. Каждый день она отмечает пройденный нами путь. О Кулуаре ей известно из Интернета. Слишком многое известно! Этой ночью она тоже не спала.
— Прошли!
В ответ лишь восклицательный знак, но я явственно слышу вздох облегчения на том конце линии.
Перед Кулуаром.
И после Кулуара.
Только вперед!
Дальнейший путь наверх лежит по крутому, сильно разрушенному гребню, похожему на нагромождение камня-негабарита в карьере. Средняя крутизна около 50 градусов. Ходьба чередуется с несложным лазанием. Мне нравятся такие участки. К тому же, на наиболее опасных из них навешены стационарные тросовые перила «виа-феррата». Можно использовать попеременно оттяжки самостраховки, оставаясь все время пристегнутым к перилам во время движения. Такое передвижение я давно практикую на высотных работах и все действия довел до автоматизма. Игорю тоже не в новинку. Но нескольким товарищам непривычно, долго возятся с карабинами, путаются в стропах и веревках. А на опасном гребне нужно двигаться как можно быстрее. Отвязываемся. По одиночке здесь идти лучше. Не мешает веревка, руки свободны для лазания и работы с самостраховкой. Безопасность обеспечивают перила. Некоторые отчаянные французские индивиды не пользуются ими. Впрочем, гиды даже на перилах страхуют своих клиентов в связке.
Щелк! Щелк! Карабины для экономии времени не муфтую. Хоть это и нарушение правил безопасности, но скалы несложные. Надо было взять из дому карабины с автоматическими муфтами. Профтыкал.
Кошки стали плохо держаться на ногах. Подтягиваю стропы. Не помогает. При осмотре вижу, что проблема серьезнее…
Кошки у меня старой системы. К ботинкам привязываются длинной стропой, пропускаемой через кольца креплений в определенной последовательности. Такие кошки в Европе разве что в музеях найти можно, и встречные группы смотрят на меня с нескрываемым любопытством. У Андрея тоже такие же, но цельные, выштампованные из одного куска листового металла. У меня же отдельные детали кошек крепятся между собой заклепочными соединениями, которые ослабли при хождении по скалам и сыграли со мной злую шутку. Кошки сползают на край ботинка, болтаются на ноге. Так можно и ногу подвернуть.
Снимаю кошки. Но почти сразу понимаю, что это была не лучшая идея. Тропа заснежена, временами встречается натечный лед, а перила, все-таки, не везде.
Выбираю меньшее из двух зол. Снова одеваю кошки. На крутой тропе это — непростое дело. Нужно выбрать более-менее ровное место, стать на самостраховку, снять рюкзак, пристраховать рюкзак вторым усом самостраховки и, наконец, одеть кошки, хотя, учитывая их доисторическую конструкцию, одна лишь эта операция способна вызвать приступ горной болезни.
Пока вожусь с кошками, здорово отстаю. Игоря отправляю с авангардом. Чем раньше он доберется до безопасного места, тем лучше. Сам же ползу наверх, как груженый кирпичом ЗИЛ-130 на перевал — на первой передаче. С уважением косясь на мой 90-литровый рюкзак, меня периодически обгоняют незагруженные французские восходители. Тропе, кажется, не видно конца. Но привала не делаю. Иду медленно. Боюсь подвернуть ногу. Это у меня слабое место. Нужно быть осторожным.
Наконец выползаю на смотровую площадку приюта Гютэ прямо над тропой. Некоторое время удовлетворенно смотрю, как внизу корячатся другие.
Что-то странное происходит с моим организмом. Он словно не понимает, что с ним, куда его затащили. Болит голова. Движения стали какими-то вялыми. Списал на усталость. Присаживаюсь отдохнуть, но симптомы не исчезают. Легкие не насыщают организм кислородом. Вот она — горняжка! Шумно и глубоко дышу. Говорят, помогает. Но нужно идти.
Дальше только снег. Громадные снежные поля слепят глаза на полуденном солнце. Одеваю очки, чтобы не повредить глаза. Ползу острый на гребень Aiguille du Gouter. Снизу на кошки налипает раскисший снег.
Где-то здесь, на гребне, мы планировали разбить штурмовой лагерь. Да вот же он! Совсем рядом. Ребята увлеченно роют снег. Сходу включаюсь в строительный процесс. Обустраиваемся основательно. Под нашу палатку Саня и Игорь уже отрыли здоровенный, почти в полный профиль котлован. Мне осталось только выровнять площадку. Поляки рядом явно не заморачиваются благоустройством, ставят палатку прямо на снег, но сильного ветра она не вынесет, — снесет. Мы же дополнительно закапываем в снег лыжные палки и крепим к ним растяжки.
Штурмовой лагерь.
Попутно узнаю последние новости: Игорь-старший ушел на разведку маршрута со связкой поляков. Планируют идти на вершину. Юрий Дмитрич проигнорировал очки и обжег глаза. В довершение ко всему сослепу перепутал пузырьки с лекарствами и усугубил ситуацию, закапав глаза спиртом. Отлеживается в палатке. Симптомы «горняжки» проявляются почти у всех, но серьезно, покамест, никого не торкнуло. Воды осталось мало. Нужно топить снег.
Меня угощают какой-то таблеткой. Не похоже, чтоб помогала. Акклиматизацию мне необходимо как-то пережить. Говорят, нужно больше двигаться. Некоторое время вожусь по хозяйству, но потом все же заползаю в палатку. Там жарко. Открыв вход, не раздеваясь, дремлю на каремате, положив под голову свернутый спальник. Нужно что-то решать с кошками. Эта мысль не дает мне толком уснуть. Не вылезая из палатки, осматриваю девайсы. Можно попытаться устранить проблему, но нужны тонкая вязальная проволока и пассатижи. Ремнабор был у Сани, но он опрометчиво оставил его внизу. У поляков тоже ничего нет.
Решаю сходить на новый приют, который строиться на гребне неподалеку от нашего лагеря. Странное цилиндрическое сооружение напоминает космическую станцию на далекой планете. Людей не видно. Но нет, со дна долины натужно что-то тащит вертолет и персонал выходит встречать груз. Через минуту, лихо пролетев на бреющем прямо над нашим лагерем, вертолет ныряет в ущелье, а я, прихватив кошки, отправляюсь искать инструмент. Игорь вызвался помочь. По пути мучительно вспоминаем как же по-английски будет «проволока». Вариантов нет. Горняжка тормозит мыслительные процессы. В голову лезет только слово «роуп», трос, канат. Ну ничего, в крайнем случае скажу, что мне нужен «смол пис оф роуп», но если тамошние французы владеют английским так же хорошо, как и я, то объяснять придется долго.
Новый приют.
Занятые лингвистическим диспутом, подходим к приюту. Он почти готов. Остались только внутренние отделочные работы и подключение коммуникаций. Внутри тихо солнечно и уютно. Долго бродим по пустым комнатам, пока, наконец, не находим какого-то парнишку. Тычу ему кошки и, как могу, объясняю, что им нужен ремонт. Парнишка, удивленно повертев мои ископаемые экспонаты в руках, сообщает, что девайсы ремонту не подлежат, и жестами красноречиво указывает в сторону урны. Жестами я виртуально достаю виртуальные кошки из урны и объясняю, что других у меня нет и что мне нужна проволока и пассатижи.
— Окей! — кивает головой француз.
Прекрасно, вот и договорились!
Парниша ведет нас на нижний технический этаж, где несколько французов и то ли немец, то ли австрияк монтируют какой-то бак. Нам здесь не очень рады, но, по крайней мере, не прогоняют. Находят нужную проволоку и пассатижи. Скромно пристраиваюсь к краю верстака чинить кошки. Тяжело дышу. Даже простые движения на высоте отнимают много сил, а я еще недостаточно акклиматизировался. Методом проб и ошибок все-таки накладываю на несчастные кошки по две надежные скрутки. Испытываю при ходьбе. Ура! Держатся! Теперь любые горы по плечу. Сердечно благодарим монтажников и удаляемся восвояси.
Остаток дня помогаем дежурным заготавливать воду к завтрашнему выходу. Заполняем и два своих термоса. Я знаю, что в горах без горячего питья буду чувствовать себя очень плохо, поэтому готовлюсь заранее. Игорь как-то меньше расходует жидкости, но переход намечается долгий.
Поздно вечером приходят поляки, а с ними и Игорь-старший. Они, все-таки, поднялись на вершину. Поздравляем Игоря, с первым в нашей группе успехом. Его рассказы радуют — условия очень хорошие и без вершины, скорее всего, никто не останется. Тропа на вершинной пирамиде проходит по крутому острому и узкому снежному гребню. В одном месте к тропе впритык примыкает вертикальный «колодец», глубиной в километр. Страховкой пренебрегать нельзя. Спасибо, учтем обязательно.
Сергей назначает выход в третьем часу ночи, подъем в два.
Готовим с сыном к выходу штурмовой рюкзак. Решаем взять тот, что поменьше, один на двоих. Упаковываем термоса, небольшой котелок, пачку сухого спирта, аварийный запас одежды, сухие носки, индивидуальную аптечку, два шоколадных батончика и лимон. На лучшее надейся, готовься к худшему. Хватит, в случае чего, продержаться.
Солнце уходит за гору, бросая последние лучи на заснеженные склоны. Ощутимо холодает. Саня, укладываясь спать, зажигает в спальнике какой-то хитрый карманный обогреватель, работающий на бензине.
У нас с Игорем спальники хиленькие. Одеваем на ночь пуховки.
В уютной палатке.
Перед тем, как забраться в палатку, еще раз бросаю взгляд на иглу Aiguille du Midi в последних лучах солнца.
Как же все-таки здесь красиво! Отказавшись от удобства приютов, получаешь неизмеримо большее — чувство единения с горой, на которую еще предстоит подняться.
Продолженье следует.
Часть первая здесь.
