0

Дамы на склоне или «Стальной гигант кренился и стонал». Часть вторая

Валерий Палыч Лента автора 20 Июля 2012 (13:11) Просмотров: 507 0
7 февраля 2007 года
Второй день на склоне. Лёша-педагог. Различие женских темпераментов. Радостная весть. Местное вино и обучение по телевизору. Неожиданное решение.

 

Поутру проснулся и бодренько  пошёл на речку за водой. Вместе со мной шёл густой разлапистый снег, в утренних сумерках он смотрелся ну просто ОЧЕНЬ красиво.

Черпая ковшиком воду, подумал о том, что пора бы приступать к обливаниям, но по трезвому размышлению решил не торопиться — ещё не готовы ни подиум, ни места для зрителей, да и подготовка телеоператоров оставляет желать лучшего.

Быстренько позавтракав купленными вчера пельменями, пошли на поклон к Григорьевне: мне однозначно надо менять лыжи, а Оленьке ботинки. Та подошла к вопросу творчески и кардинально, сказала, что жёнины лыжи ей длинны, но вполне подойдут мне (таким образом Клавдиевна получила полный комплект лыжи-ботинки-палки), а мне, оказалось, ничего менять не надо. Как же так? Получается, жене всё, а мне ничего? И я заныл, что тоже хочу чего-нибудь сменить, хотя бы ботинки, потому что ершовские мне велики, может, потому и ездить не умею. Григорьевна — святая женщина! — не стала корить меня за жлобство и занудство, а тут же выдала искомое, заодно и подогнав под него лыжные крепления.
 


Дальше мы быстро собрались и, подождав Ольгу с Алексеем, отправились на склон.

Снег не переставал. На площадке около школы конные таксисты штабелями складывали лыжников на дровни: тушка — пятёрка! А ведь ещё недавно, говорят, цена за проезд не поднималась выше рубля… На подъёме я позволил себе мелкое хулиганство — пристроился в хвост саням и, сопровождаемый недовольными взглядами пассажиров,  не отставал до самого перегиба. Там подождал наших и уже все вместе, живописной группой, в которой жёлтая Оленькина пуховка патриотично сочеталась с голубыми комбинезонами киевлян, вышли к подъёмникам.

Недолго посовещавшись с Алексеем, мы решили, что на выкат большого подъёмника не пойдём, там девочек запросто могут снести разогнавшиеся с большого спуска, а вот вчерашний учебный склон с небольшой «шваброй», на которой они смогут подниматься после недолгого обучения,  будет в самый раз.

Сейчас я думаю, что это решение было ошибкой.  Во-первых, лыжников на длинной трассе в тот день было немного. Во-вторых, выкат там очень широкий, пологий и всё-таки гораздо лучше приспособленный для НАЧАЛЬНОГО этапа обучения (для более-менее стоящих на лыжах лучше, безусловно, тот, на котором остановились мы). И в-третьих — аргумент, последний по счёту, но не последний по значению — там гораздо лучше инструктора: увидев впоследствии их классическую работу с учебным отделением,  я понял, что это как раз то, что было бы нужно девочкам.

Но это сейчас, а тогда мы, уверенные в правильности своего выбора, пристёгивали лыжи у нижней станции «учебного» подъёмника.

Поглядев на приёмы местных инструкторов (точнее, один приём — спуск сверху в более или менее тесном контакте с обучаемым,  других у местных рыцарей лыжной палки не водилось), Алексей заявил, что лучше он поучит женщин сам. Как полагается — повороты на месте, косой спуск, торможение плугом и разворотом… Женщины построились в линеечку перед «инструктором», а я с дрожью в коленках начал лесенкой вытуриваться наверх — неужели вчерашний кошмар был не из-за лыж, а из-за того, что я всё забыл и всему разучился? Толчок палками, и вот оно, счастье! Лыжи слушаются:  когда надо — уходят в соскальзывание, когда надо — становятся в плуг.  Заложив пару виражей, решаюсь подняться на «швабре» и попробовать спуститься сверху.

Ветер несёт густой снег прямо в глаза , поднимаешься как в молоке, иногда даже не видишь лыжни, по которой тебя тянет. Замешкавшись,  еле успеваю соскочить со швабры и подъезжаю к точке старта. Начало спуска несколько круче, чем внизу, но главное неудобство — из-за непрерывно идущего снега, малого количества катающихся и нежелания хозяев подъёмника ратрачить склон, укатан только узкий извилистый желоб, а вокруг лежит просто снежная целина. Прекрасно понимаю,  что в желоб не впишусь, но бояться нечего — крутизна небольшая . Отталкиваюсь палками — первый пошёл! И только тут понимаю, какое это великое изобретение человечества — лыжные очки. Даже на той небольшой скорости, которую я развиваю к третьему повороту, снег настолько забивает глаза, что просто не видишь, куда едешь. Естественно, тут же вылетаю из желоба на целину и ОПА-НА! Выясняется, что, если (как писали на «лавиновском» сайте), свести лыжи вместе и перенести вес тела на задники, то и по целине можно довольно комфортно ехать! («Вот тут-то, — сказал Петька, — карта мне и пошла».) Вальяжно выезжаю на  широкую, относительно раскатанную часть и, форсисто повиливая задом (чего ж не повилять-то, на фактически ровном склоне?), подъезжаю к нашим девочкам. Те уже освоили повороты на месте и под чутким Лешиным руководством изучают торможение плугом и поворотом.

У меня кратковременно взыгрывает совесть — основная часть женщин, как ни крути, мои, а страдает-то Лёшка,  и я предлагаю поучаствовать в обучении, пока он пару раз скатится с горы. Ага! Только тут я понимаю, что педагогом надо родиться. Несмотря на то, что в своё время в «Торпедо» я сам почти всю смену пробарахтался в «лягушатнике», меня начинает быстро возмущать — как это можно раз за разом хлопаться на бок и спину в попытке просто затормозить плугом или разворотом, «ведь я же так понятно всё объясняю»! Короче, покрыв своё педагогическое имя позором,  я сдаю женщин обратно на руки неизменно корректному Алексею. Ещё раз посовещавшись, мы решаем перенести занятия немного выше и наискосок от линии подъёмника — там хоть и целина, но склон гораздо положе и женщинам будет не так страшно спускаться и тормозить.

 

И, в общем-то, мы оказались правы. Только не вместе, а по частям: моей Ольге было не страшно спускаться, а лешкиной — тормозить. У меня, во всяком случае, сердце уходило в пятки, когда Клавдиевна, оттолкнувшись палками, по прямой, без всяких там виражей, со свистом уходила вниз. И только глухой удар, доносящийся из снежной взвеси, давал знать, что жена уже приехала и сейчас снова начнёт подниматься наверх. Спустя какое-то время над склоном сначала показывалось довольное лицо, а потом мокрая задница — основной тормозящий орган отважной лыжницы — «Щас ещё раз попробую!». Лешкина же жена всё это время стояла наверху и собиралась с силами…



Вот примерно в таких развлечениях у нас и проходил день. Не помню, сколько я раз тогда спустился, но точно помню, что упал только однажды, уже окончательно оборзев от собственной наглости. Таким образом я попал в вилку — на этом подъёмнике не могу сказать, что спускаться мне было неинтересно, наоборот, он очень тешил моё самолюбие,  но с такой скоростью спусков денег  могло просто не хватить (только сейчас пришло в голову — может, именно отсюда пошло выражение «СПУСТИТЬ все деньги»?). При взгляде же на большой подъёмник волосы у меня просто становились дыбом: я вспоминал прошлогодний чёс на заднице по обледеневшему склону и начинал думать, что деньги, в конце-концов, не самое важное в жизни, и такие вещи, как неотбитая ж…, жо… — ну, в общем, то, что вы подумали — тоже немало в ней значат!

Короче, когда часа в четыре Алексей предложил плюнуть на это грязное дело и пойти покататься с большого подъёмника, мне пришлось делать утомлённое лицо и врать, что, мол, я бы с радостью, но вот надо вести женщин домой…

На том и порешили: Лёша со своей Ольгой пошёл на большой подъёмник, а мы рассупонились и пошли домой. На горке жена, увидав, как я надеваю лыжи, загорелась сама и убедила дочь не сойти, а съехать в село по дороге, осуществив тем самым одно из моих тайных желаний, — совместный спуск на лыжах к приюту.



В приюте нас встретила Григорьевна и сообщила радостную новость: завтра приезжает Олейник! Всё это — удачный катательный день и завтрашний приезд Шуры — надо было как-то отметить. На мои робкие расспросы, где тут можно достать вина для глинтвейна, Григорьевна ответила прямо, что у неё осталось немного — литров двести — и она может продать мне какое-то количество, даже с навеской специй в качестве бесплатного приложения. Стараясь не подскакивать от нетерпения, я выразил радость по поводу такого удачного стечения обстоятельств, но тут же стыдливо признался, что, обладая слабой волей и стремясь оставить хоть что-то на потом, сегодня хотел бы взять совсем немножко, литра полтора, а специи в вино мы сможем положить и позднее. Наверно. Когда-нибудь.

Не успели мы поужинать и развесить вещи на просушку, как к нам заглянула Григорьевна и пригласила на просмотр хита всех времён и народов, «Фильм про Жёлтого», как называет его Олейник. Это учебный австрийский фильм по горным лыжам — начиная с подбора снаряжения и кончая приёмами катания. И пусть в приюте есть только одна часть из трёхкассетного курса, она пользуется у постояльцев неизменным успехом.
 
Мы захватили баллон с неродившимся  глинтвейном и пошли в просмотровый зал, где с удовольствием, в тёплой компании Григорьевны, мохнатой Китти и Ольги с Алексеем приступили к просмотру такого интересного и общественно-полезного фильма.  Григорьевна, правда, пить отказалась, впрочем, мы и не особо настаивали — человек ведь практически на службе, но на нас-то служба никаких ограничений не накладывала! Вот так, под разговоры при голубоватом мерцании экрана,  мы и приговорили то, что при неудачном стечении обстоятельств могло стать полутора литрами глинтвейна. Логическим результатом этих разговоров было решение завтра с утра ни на какой склон не идти, а идти на шепоцкий водопад, там гулять и сниматься голыми под сенью струй, а на лыжах, если такая блажь взбредёт в голову, можно будет покататься и на обратном пути.
 
8 февраля 2007 года
Жлобство и обливание. Любовь к фотографии. Встреча с Шурой. Долгожданная пулька.
 
Поутру проснулся в холодном поту: стоп! Ведь сегодня приезжает Олейник и, значит,  у меня остался последний шанс опередить его с открытием обливательного  сезона! В прошлом году он ободрал меня с катанием в снегу, в этом я страшно отомщу ему с обливанием! Толкаю в бок жену и начинаю уговаривать её отснять процесс обливания мужа на фоне заснеженных речных берегов — иначе  ведь никто не поверит… Получив в ответ сонное: «Угу», быстренько одеваюсь и бегу за водой: для умывания, для готовки, для куба на печку…

Последнее ведро оставляю специально для обливания.



Опять раздеваюсь, надеваю парадные плавки и отдаю жене фотоаппарат: «Я готов!».

Так, теперь главное не разъехаться в пластмассовых тапках посреди двора! Собрав волю в кулак и слегка покачивая голым пузом, шлёпаю по тропке к ручью, там разуваюсь и, зайдя босиком на середину, вываливаю ведро на себя. БР-Р-Р-Р-Р!!!

Как ни странно, это вовсе не смертельно! А растёршись мохнатым полотенцем,  вовсе чувствую себя накатившим сто пятьдесят в буряковом эквиваленте. Блин! Так вот почему Шура так стабильно обливается здесь по утрам! «А пацаны-то и не знают!»(с)

Словно со вставленным (не будем уточнять куда) моторчиком, бегу домой, раскочегариваю печку, ставлю чай… В общем, где-то около одиннадцати мы стоим на приютской галерее и дожидаемся Алексея с Ольгой. Вдохновлённый вчерашним, я решил воткнуть в боковые петли благородно пожертвованного нам Ивановной рюкзака не по одной лыже, а по комплекту. Оставшийся вполне можно будет нести в руках, таким образом мои дамы смогут идти налегке. Пробую. Официально объявляю: «Ольчик! Твой рюкзак — персик! И даже лучше…»

 
Не проходит и получаса, как появляются несколько заспанные киевляне, — ну что взять с молодожёнов !? ;-)

Вальяжно направляемся под неутихающим снегом по уже нахоженному пути. Танюшка сначала куксится и даже не хочет брать фотоаппарата в руки, а это, между нами говоря, уже симптом.  Но после перехода через мост ситуация коренным образом меняется.  Раздаётся тихое: «Папа, дай мне на минутку фотоаппаратик…» И больше до конца дня я его уже не вижу.
 

Ребёнок забегает по целине то вправо, то влево, ползёт по сугробам к реке, чтобы получше отснять нависшую над водой ветку. Ольга с Алексеем давно и безнадёжно урвали вперёд, а мои женщины со счастливо-отрешёнными лицами плавают от одного заснеженного дерева к другому. Я думаю! После наших с…ных днИпетровских зим и увидеть ТАКОЕ!  Отчётливо ощущается желание моих барышень зарыться в снег по ноздри и не вылезать из него вообще.


Но снегопад становится всё мокрее и мокрее, а мы всё ещё не дошли до Шепота. Чувствуя себя прагматическим негодяем,  начинаю сгонять жену с дочкой со слишком уж красивых точек съёмки, и вот мы уже подходим к водопаду, на котором нас дожидаются  начавшие замерзать киевляне. В общем-то, и наши с Клавдиевной пуховки набрали воды по самое «не могу» (у Танюшки, слава богу, всё в порядке), поэтому, наверно, купаться голыми в водопаде мы сегодня не будем — не получится согреться потом. А так, ей-богу, нас бы ничто не остановило!

 

Отсняв серию возле водопада, начинаем, слегка постукивая зубами, возвращаться домой. Алексей с Ольгой,  которым послезавтра уезжать, сворачивают к пилипецкому подъёмнику, а мы, мокрые «мов ті хлющі», целенаправленно трусим к дому…  Тут происходит нечто необыкновенное: с расстояния  в почти восемьсот метров, через реку и два склона, на довольно оживлённой дороге жена замечает Шуру: «О  Глянь! Олейник!».

Словно гном, с гордо развевающейся бородой и лыжами на плече, тот размашисто шагает к большому пилипецкому подъёмнику. Отчаянно машем ему руками и Шура — удивительно! — отвечает. Вот она, встреча на Эльбе!  А что мы устроим, когда он вернётся!!!

К моменту, когда мы вваливаемся в приют, Оленькину пуховку можно уже выжимать. Моя недалеко от неё ушла. Танюшкина, правда, более-менее держится.



Чтобы успеть просушиться до утра, когда мои дамы решили рвануть в Днепр, начинаю раскочегаривать печку. Бесславно переведя растопку, перочинным ножом и кочергой пытаюсь нащепать новую. Как ни странно, это удаётся и вскоре печка уже гудит, раскалённая если не докрасна, то очень близко к этому. Я даже успеваю до подхода Шуры сбегать к Григорьевне и взять у неё очередную полуторку «глинтвейнного». Специй она почему-то уже не предлагает. Наверно, знает, что у Олейника есть свои.

И, когда Шура возвращается со склона, выясняется, что действительно есть. Причём не только специи а ещё и бутылка каховского коньяка, плюс несколько пластиковых фляг с самодельным виноградным вином.

Но это ещё не всё. Работник Серёжа, которого переселяют в смежную комнату, оказывается, пишет пулю!  Вечер, определённо, начинает складываться. И как складываться! Всё идёт настолько хорошо, что, когда в девять мне нужно сходить через дорогу к местному таксисту и договориться о рейсе на завтрашнее утро, я выскакиваю под дождь в шлёпанцах, подвёрнутых под колено трениках и футболке, а странность своего наряда замечаю, только наткнувшись на удивлённые взгляды семейства благородного таксиста.

В общем,  мы заканчиваем,  когда мои уже спят. Олейника ободрать мне не удалось, — что поделать, класс завсегда бьёт мастерство! Но, благодаря ничем не спровоцированным Серегиным мизерам, я даже остался в плюсах и теперь, при пересчёте по два грамма пива за вист, он должен нам с Олейником бутылку светлого.

Часть первая.

Часть третья.
0