Дерьмовая история

Дерьмовая история

— А шоб ты скис, старый криворукий хер!
Богатое воображение некстати подсунуло в мозг цветастое эпическое полотно «Хер с руками», и я  совершенно некстати хмыкнул. Матвеич обжег меня свирепым уничтожающим взглядом и в три глотка опустошил двухсотграммовый фужер водки. Рядом виновато скукожился Михалыч, скромно прихлебывая из маленького тридцатиграммового стопарика. Стараясь не смотреть в сторону мокрой и грязной Арины, лежащей рядом, выпил и я. Официантка подала солянку.

Полчаса назад, перебираясь с резервуара на резервуар по переброшенной между ними садовой лестнице, Михалыч пренебрег моим советом преодолеть данное препятствие раком и сверзился в мутные воды двухметрового, до краев заполненного котлована с Ариной на шее.

Арина (Аппарат Рентгеновский Импульсный НА — надо вспомнить, что последние буквы аббревиатуры означают) была собственностью конкурирующей фирмы, тайно арендованной мной за весомый магарыч с целью устранения брешей в договорных работах и числилась на закусывающем солянкой Матвеиче.

Я же, несмотря на юный возраст, формально числился руководителем сей пестрой группы и, посему, всех собак за сорванные работы, партизанщину и безвременно утопшую Арину должны были навесить на мою не вполне окрепшую шею.

—  Вот же ж дерьмо! – выругался я, внезапно осознав ситуацию.

Матвеич взглянул на меня каким-то странным взглядом.

— Дерьмо случается, — философски изрек он. — А это дерьмо разве? Конфетки это! Закажи-ка еще фужерчик. Расскажу вам то, чего никому еще не рассказывал.

Я кивнул официантке. Разговор намечался долгий…

Давным-давно работали на Севере три рентгенолога. Днем «светили» сварные швы на трассе строящегося газопровода, а к вечеру возвращались ночевать в свой вагончик. Знамо дело, удобств никаких, а из доступных развлечений – русская народная логическая забава, именуемая «Сообразим на троих». В один из долгих зимних вечеров насоображались коллеги таки изрядно и уже собрались было по койкам, да приспичило одному из них перед отходом ко сну в нужник прогуляться.

Ушел.

Десять минут нет, двадцать… Тридцать… Минут через сорок нетрезвые товарищи спохватились. Шутка ли – мороз на улице за тридцатник! Кинулись искать. К счастью, искали недолго – богатырский храп из дощатого сортира точно указывал местопребывание пропавшего собутыльника. Так и есть, развалившись во фривольной позе, товарищ спал прямо на деревянном очке. Приятели вздохнули с облегчением и подхватили тушку под белы рученьки.

— Раз-два – взяли!

На третьем рывке сотоварищи почувствовали неладное. Тело скулило, мычало что-то нечленораздельное, но с места не сдвигалось. Для порядка рванули еще раз, но тут внезапно осознали причину, сводившую на нет все их усилия. Мало того — повергшую в шок! Излишне волосатое «хозяйство» их несчастного коллеги было накрепко вморожено в «сталактит», произрастающий из сумрачных недр сортира. Вмораживанию мужской гордости в немалой степени поспособствовали собственные продукты жизнедеятельности бедняги, сыгравшие на морозе роль суперклея. Но недаром же пионерия и комсомол учили не бросать товарища в беде. Собутыльники решили костьми лечь, но вызволить своего коллегу из позорного плена. Только как? Выход напрашивался сам собой.

— Стой здесь, я лом принесу! — изрек один из спасателей и вскоре появился, волоча здоровенный кусок арматуры.             

Арматуру попытались пропихнуть в очко между телом и досками седалища, но, к сожалению (или, скорее всего, к счастью) для потерпевшего, операция потерпела крах, ввиду недостаточного рабочего пространства.

Ситуация складывалась критическая. Поняв, что лобовой атакой сортир не взять, отважные спасатели временно отступили в вагончик греться и совещаться. Решением «совета в Филях» стало следующее:

Топор нашелся и поддатые викинги нетвердою походкой отправились осуществлять задуманное.

На пункте 2 пленник очнулся...

Не передать словами того ужаса, который испытал бедняга, внезапно увидев в непосредственной близости от своих драгоценных яиц остро отточенное сверкающее лезвие.

Тишину бескрайних просторов тундры разорвал нечеловеческий вопль.

Парню заткнули рот фуфайкой и при помощи пары доходчивых матерных выражений врубили в ситуацию. Проникшись, тот заорал еще сильнее. Успокоили.

Дабы не травмировать нервную систему товарища, и без того расшатанную последними событиями, коллеги клятвенно пообещали рубить на сей раз «сталактит» пониже. Значительно пониже. Потерпевший нехотя, но согласился. А куда было деваться? Только «девайсы» свои руками прикрыл, так, на всякий случай. Рубите, Шура, рубите!

И «лесорубы»  взялись за работу. Срубить крепко схваченный морозом «сталактит» оказалось не уж таким простым делом. В неудобной позе, да в стесненном пространстве, где не больно-то и размахнешься. К тому же, как гласит известная пословица «лес рубят – щепки летят».     

Стоит ли говорить, что к моменту окончания операции  все трое были в «щепках» с головы до пят. Наконец «сталактит» поддался и рухнул вниз.

— У-у-у-ав! — взвыл пострадавший, почувствовав, как от него отрывают самое дорогое.

Успели подставить топорище. Далее извлекли осторожно обломок «сталактита» из дыры голыми руками. К тому моменту уже всем все было пофигу. 

И всем казалось, что худшее уже позади. Фигушки! Приключения только начинались!

Оказалось, что человек с огромным куском дерьма между ногами самостоятельно перемещаться не может, ну не приучены наши мужики тяжести на причандалах переносить!    

Понесли все втроем, поминутно спотыкаясь и падая в сугробы. Спасенный всю дорогу молчал, лишь тихо подвывал, периодически падая в снег голой жопой. Одеться он, понятно тоже не мог – «сталактит», размером с бревно под одежду не помещался.

Долго ли, коротко ли, но доползли все-таки  друзья к своему вагончику. Там стали думать-гадать, как им мужское достоинство от куска «сталактита» отодрать.

В это время «обломок» в тепле подтаял. Стал на пол стекать и ароматы соответствующие распространять.                

Пострадавшему пожертвовали старое одеяло и выгнали опять на мороз, однако физический процесс превращения твердого тела в жидкость под воздействием высоких температур подсказал решение проблемы.

Достали ведро. С батарей системы отопления слили воду. Страдальцу придали коленно-локтевую позу и щедро плеснули с тыльной стороны на причинное место.

Рев раненого лося, вперемешку с ненормативной лексикой, напомнил товарищам, что кипяток не мешало бы и остудить. Добавили снегу. Далее процесс пошел значительно веселее. «Сталактит» расползался на глазах, понемногу освобождая потрепанную но непобежденную мужскую гордость из плена.    

И тут… в самый ответственный момент, когда обрубок «сталактита» рухнул вниз, распадаясь на молекулы… ВОДА КОНЧИЛАСЬ!

Матвеич внезапно смолк и с тоской поглядел на пустой фужер. Наверное, такой же глубокой тоской и безысходностью были наполнены тогда глаза троих мужчин, стоящих с пустым ведром в луже жидкого вонючего дерьма.

Я кашлянул, пытаясь замаскировать пробивавший меня ржач и сохранить на лице выражение сострадания и участия, но это удавалось все с большим и большим трудом.

— И как же вышли из ситуации? — спрашиваю, отводя глаза и старательно избегая местоимения «вы».

— В прорабской подшивка газеты «Известия» на столе была. Ею всю ночь оттирались. Слой за слоем. Барахло пришлось выбросить, но все равно потом в вагончике месяц воняло. Но это все фигня! Главное – яйца целые! Так вот! — Матвеич закончил свой рассказ, достал из сумки отвертку и принялся разбирать Арину.

— Вот у нас в селе тоже ситуация была, — вдруг отозвался с дальнего конца стола молчавший до этого времени Михалыч и, не встретив от коллектива возражений, продолжил. — Всем известно, если нашей бабе в голову вдруг взбредет какая-либо идея по улучшению хозяйства, то идею эту из женской головы и трактором не вытащишь. Хуже только, если наши сельские бабы опытом начинают делиться. Так вот, поведали как-то одной хозяюшке секрет, дескать, овощ в два раза быстрее в рост пойдет, если весной перед посадкой огород обильно полить жидким «шайсе» из сортира. И что, дескать, уже полсела так делает.

Стадность у сельских дам — основная движущая сила, но вся беда в том, что всю подобную работу хитрые хозяюшки старательно перекладывают на хрупкие мужские плечи.

Технология производства работ нехитрая — в выгребную яму выливается несколько ведер воды, после чего содержимое старательно перемешивается дрыном до однородной консистенции. После чего остается только черпать из бездонного кладезя мыслей человеческих. Ну, можно еще противогаз надеть от запаха, но только помогает это слабо, да к тому же нередко под воздействием нелицеприятных картин, запахов, звуков и тактильных ощущений вовнутрь резиновой маски может, извините за подробности, стремительно стошнить. Так что лучше все же без него.

Вот только мужик у той бабы был до крайности брезглив и к выгребной яме отказывался подходить даже под угрозой расстрела.

В конце концов, под воздействием бесконечных зудёжек-пилёжек со стороны супруги, возжелавшей повышения урожайности культур, муж сдался и поплелся к сортиру, морально готовя себя к неизбежному.

Как на грех, мимо проходил кум с пол-литрой первача. Ну кто еще поймет, утешит да советом поможет, как не родная душа!

Хорошо иметь кума! И вдвойне хорошо иметь кума-подрывника!

В чьей светлой голове и после какой по счету рюмки зародилась креативная идея устроить направленный взрыв из выгребной ямы в сторону огорода, история, увы, умалчивает, но к выполнению намеченного кумовья приступили тщательно и безотлагательно. Провели баллистические расчеты траектории и необходимой мощности заряда, соорудили укрытие. Запас взрывчатки и «адская машинка» для браконьерских вылазок у кума имелись.

Саперы заложили заряд, залегли. Кум крутанул рукоятку адской машинки.

Грянул взрыв. В весеннее небо взметнулся зловонный гейзер.

И наступила тишина.

Кумовья осторожно выглянули из укрытия и…

— Ой, …ля-я-я-я! – хором пропели они шестую ноту нотного стана.
По крыше, стенам, окнам и дверям только что отремонтированного соседского дома медленно, словно в замедленной съемке, сползали суровые коричневые волны. Направленный взрыв получился. Вот только с направлением чуток промахнулись. И…

Это было уже выше моих сил. Не дожидаясь, пока Михалыч закончит свой рассказ, я выскочил на улицу и забился в истерике.

Тогда я еще не знал, что собственная дерьмовая история подкараулит меня спустя всего лишь несколько лет.
 

***

Знаки! Они повсюду!

В тот день мир вовсю орал мне через тонкую перегородку кабинета голосом будущего директора:

— Не готовы? Это как так не готовы! Я ж за эти биотуалеты еще месяц назад вам деньги перегнал! Вы там что, совсем офигели! Через две недели у меня будет тыща человек! Они же мне все склоны засрут!

Тысяча человек. Всего лишь тысяча человек! Тогда эта цифра казалась запредельной. Где ж эти светлые деньки?!

В офис я приперся соискать вакантную должность инженера по снеговым системам. В производстве снега я тогда разбирался не больше, чем енот в квантовой физике, никогда не стоял на горных лыжах и не знал, что такое «биотуалет». Просто видел цель, верил в себя и не замечал препятствий, поскольку незадолго до вышеописанных событий с треском уволился с некоей научно-производственной фирмы, где за эквивалент сорока баксов в месяц выполнял одну из опаснейших в мире работ (это я уже потом из передач Дискавери узнал). Последней каплей стал кусок хлеба, который жена прятала для ребенка. Что-то в жизни нужно было менять кардинально.

— Иди-иди! — ворчал мне вслед бывший директор, выслушав мои просьбы, жалобы и доводы. — У меня на твое место еще сто человек за забором.

Как и следовало ожидать,  дурака рисковать жизнью за миску похлебки не нашлось по сей день, тема завяла, заказчики ушли и денежный ручеек, текущий на фирму благодаря моим праведным трудам, основательно усох. Ну и пусть. Мне их даже не жалко. Хотя — все, что ни делается, все от Бога, все к лучшему. Во всем прослеживается причинно-следственная связь и кто знает, как бы сложилось, не ударь тогда жизнь фэйсом об тэйбл. Во всяком случае, кататься на горных лыжах я б точно не научился.

Новая фирма была настроена на серьезный селекционный отбор, что вселяло некоторое беспокойство. Увы и ах! Как только десять отобранных кандидатов вылезли из потрепанного жизнью вонючего «Икаруса» на свет Божий и увидели место своего дальнейшего пребывания, спеси у них заметно поубавилось и, избалованные офисной жизнью, «соискатели» дружно дали стрекача в обратном направлении, невзирая на мороз и десятикилометровую дистанцию к ближайшей остановке автобуса. Все, кроме меня. В тот момент я уже ничего не боялся.

Пожалуй, это была единственная неделя беззаботной жизни. Системы оснежения курорта состояли из одной недорытой траншеи, одной недостроенной компрессорной и одного безбрежного (в смысле, без одного берега) аккумулирующего пруда. На зиму работы приостановили и делать мне было особенно нечего, кроме как шляться по лесу, любоваться природой и околачивать груши подходящей для этого частью тела.

Но, как поется в известной песне Александра Розенбаума, «все имеет свой конец». Конец ознаменовало стремительное вступление меня в должность начальника первой на курорте кресельной канатной дороги, по тем временам – чуда враждебной техники. В комплекте с должностью прилагались гора металлолома в зарослях ольхи – будущая пассажирская подвесная канатная дорога, одиннадцать местных байкеров-лесорубов – будущих лучших операторов и монтажников ППКД в регионе, электромеханик – будущий Блондин после сделанной летом мелировки и немец Вальтер – шеф-монтажник и редкостный, как для немца, халтурщик, в будущем выгнанный поганой метлой, как только мы это осознали.

К слову, вышесказанное обо мне, еноте и квантовой физике было верным и в случае с канатными дорогами. До сих пор не понимаю, как подписался на все это и как все это впоследствии  вытащил. Вот начнешь кому-то рассказывать – не верят. Да я и сам уже с трудом в это верю.

Именно тогда их и привезли. Шесть штук «биотуалетов». Сооружения настолько убогого вида, что даже при первом взгляде становилось ясно – шефа жестко кинули. Мои ребята могли без труда склепать сортиры получше за вчетверо меньшую сумму.  Хлипкий каркас и дверь были грубо сварены из тонкого пятнадцатимиллиметрового уголка и обшиты простой дешевой пластиковой вагонкой грязно-серого цвета, крышу сварганили из отходов металлочерепицы. Внутри повсюду торчали острые концы саморезов – береги только жопу! Шедевр конструкторской мысли надлежало крепить к «сборнику» — сваренному из листового металла прямоугольному баку с банальной сортирной дыркой посредине. На дне бака загадочно плескалась темно-синяя едкая жидкость, которую шофер грузовика, доставивший изделия, называл умным словом «рыагент». Впрочем, уже через неделю там уже весело плескалось и густо благоухало то, что и должно было плескаться и благоухать согласно техническому заданию, а «рыагент» навсегда канул в Лету.

Осторожно, стараясь не растрясти сооружения раньше времени, их развезли по склонам и нижним станциям. Для туристов другой альтернативы не было, а персонал ими не пользовался, в лес по старинке ходили, от греха подальше. 
     
Как в воду глядели! «Биотуалеты» явно снабдили дополнительной опцией притягивания к себе неприятностей.

Для начала в дверь одного из них влетела дама на сноутюбе.  

Обошлось малой кровью – даму переодели и отпоили коньяком, сноутюб отмыли, дыру забили фанерой. Когда же торможения мордой в сортир стали мэйнстримом (вот не пойму никак, чего их постоянно туда тянуло!), сноутюб на склоне запретили – так никакой фанеры не хватит. Не говоря уже о коньяке.

К сожалению, этим дело не окончилось, и обиженные туалетами дамы стали появляться под офисом все чаще и чаще – то дверь оторвалась, то дверь вообще не открывалась, то крыша провалилась, то сборник под дамой зашатался неожиданно и дама упала.

Но это все мелочи были. Рабочие, так сказать моменты. А вот вертолет КА-32 – это уже серьезно, особенно если Командир давал на взлет с пятью тоннами груза на внешней подвеске. Вертолетная площадка располагалась недалеко от моей нижней станции и в моменты взлета я посадку прикрывал и канатку, от греха подальше, выключал. Впрочем, мощный воздушный поток от винтов задувал лыжников обратно на склон и без применения канатного транспорта. В тот день почему-то груз подвезли метров на двадцать ближе к станции. Безопасного расстояния и в этом случае хватало, но… Вечно этим дамам приспичит в самый неподходящий момент! А вертолет уже над грузом висит.

— Вася, — говорю я оператору, заметив укрывающуюся в нужнике фигурку. — Беги быстрей к туалету и скажи этой, гм-м… сударыне, пусть немедленно покинет отхожее место до отлета вертолета!

Вася рванул исполнять.

В этот момент Командир дал на взлет…

Когда, наконец, снежная пыль, вперемешку с обломками грязно-серой вагонки, улеглась на землю, пред ясны очи совершенно офигевшего Васи (ну и мои сбоку припека), явилась обнаженная Снежная Королева с полными штанами снега на коленках. В этот раз даже коньяк не помог. Надо было имя у девушки спросить. Назвал бы тот «ураган категории А» в ее честь. Может быть, хоть это бы ее как-то утешило.

Легко еще отделалась, между прочим. Могло б и перевернуть. 
   
Почему с юзерами-мужиками никогда ничего подобного не случалось – загадка природы! Научного объяснения сему феномену дать не могу, но разве в жизни не сталкиваешься с чем-то подозрительно похожим на каждом шагу? Чем дерьмовей у человека душа, тем больше он склонен вымещать свои комплексы на слабом поле. А, исходя из этого, можно только представить, какими жуткими комплексами были наполнены наши клозеты.

Хотя, по правде говоря, наполнены они были под завязку отнюдь не комплексами и поддержание отхожих мест в нормальном состоянии оставляло желать лучшего. Сей неблагодарной работой занимались «талибы» — странное, разношерстое и вечно нетрезвое подразделение разнорабочих под предводительством завхоза, прозванного Жириновским за удивительное сходство лицом, фигурой и манерами с лидером ЛДПР. Работа «талибом» весьма способствовала переосмыслению жизненных приоритетов, ибо ниже пасть было уже некуда и следующими «этапами большого пути» с большой степенью вероятности могли стать тюрьма, сума или ЛТП. Качество работ этой бригады было соответствующим. Тогда-то и возник емкий технический термин «талибская сборка», который в ходу и по сей день для обозначения некачественных монтажных работ. Впрочем, свои задачи по грязной работе «талибы» выполняли. 

Как-то ночью ремонтировал я двигатель резервного привода. Древний «Фольксваген» наверняка был взят в качестве трофея еще при штурме Берлина и изводил меня до бешенства ночными ремонтами. Оставаться же без «аварийки» было реально стремно — отказы основного привода висели надо мной домокловым мечом.

С высоты своего положения в машинном отделении мне отлично была видна вся территория нижней станции, поэтому двух «талибов», уныло бредущих с ведрами к туалетам, я заметил сразу.

В те первые годы становления курорта в жизни доблестных тружеников горнолыжных склонов развлечения занимали совсем немного места. Даже банальный телевизор отсутствовал (радио, кстати, тоже), но стоит ли роптать об этом, если «весь мир – театр, а люди в нем — актеры». Помню, именно состав «труппы» меня и тогда заинтересовал. На очистку заполненных до краев туалетов коварный Жириновский выделил Ванятку (человека брезгливого до маниакальности) и Деда Сварщика, у которого брезгливость отсутствовала не только как чувство, но и как понятие. «Спектакль» намечался знатный. Я затаился в машинном отделении и стал наблюдать.

Пока Ванятка нервно нарезал круги вокруг туалетов, поминутно путаясь в своих на пять размеров больших валенках, Дед Сварщик решил подойти к вопросу со всей серьезностью и отправился на сварочный пост. Там из обрезка тонкостенной трубы диаметром 219 мм и куска арматуры был изготовлен внушительный черпак. Вернувшись, Дед Сварщик вознамерился было спокойно опустошать «шаланды, полные фекалий» (я был близок к разочарованию), но не тут-то было – черпак в дыру не пролезал  (о, да-а! я всегда в них верил!). Подельники стали совещаться и решили, раз дыра мала, ее необходимо вырезать побольше (ну, красавы ж!). Согнувшись в три погибели, «талибы» подволокли к сортиру пропановый и кислородный баллоны, шланги и газовый резак. Дед Сварщик подключил баллоны и зажег горелку…

С целью полной иллюстрации процесса позволю напомнить, что резка металла осуществляется подачей струи кислорода под давлением на предварительно раскаленный металл (металл необходимо, что называется, «продуть» насквозь). Не следует забывать также, что сборники были полными до краев и даже, в некотором роде, переполненными.

А тем временем Дед Сварщик медленно опустился перед «очком» на колени и принялся резать металл.    

Мириады веселых коричневых брызг закружились в морозном воздухе, оседая на одежде, обуви, очках и покер-фейсе невозмутимо отплевывающегося Деда.
— У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у! – утробно выл Ванятка, убегая к лесу на четвереньках и теряя валенки 49-го размера. А на соседнем хребте в унисон с ним выли разбуженные деревенские собаки.

На сей мажорной ноте прошел второй для меня сезон, но как-то весной  вызвало меня к себе Начальство…

Начальством меня и моего друга —в ту пору начальника первой бугельной канатки — Шеф «одарил» как раз в тот неловкий момент, когда мы, вытащив на себе все невзгоды первых лет и приняв на себя все первые удары, наивно надеялись на повышение или, хотя бы, на то, что нам не будут мешать работать. Все вышло с точностью до наоборот. Начальство мы получили удивительно самолюбивое и столь же удивительно некомпетентное. Проблемы наши Начальство знать не знало и знать не хотело. Хотело только одного – повелевать. И подхалимаж, естественно, приветствовался. С офисными работниками и рецепшеном этот номер у него прошел, но с «полевыми командирами» горнолыжных склонов, привыкшими каждый день работать на грани риска, это говно не канало.  

— Подними бумажку, кому сказал! — орало на меня Начальство на нижней станции.

Я спокойно поднимал конфетный фантик, брошенный кем-то из туристов, поворачивался к орущему Начальству спиной и укатывал инспектировать верхнюю станцию.

— Почему сосулька с крыши висит? Почему, спрашиваю?! – распиналось Начальство уже на нижней станции бугеля. Друг так же спокойно сбивал сосулю лыжной палкой и укатывал за перегиб у пятой опоры. Лес большой, трассы длинные, опоры высокие, а бегать за нами, трудить ножки и мочить чистенькие ботиночки Начальству было не с руки.

Пока удавалось ставить Начальство в игнор, мы с другом относительно спокойно жили, сами решая собственные проблемы и помогая друг другу, но в один не совсем прекрасный день на «бугеле» начал интенсивно расползаться несуще-тяговый канат, и Начальству пришлось доложить о необходимости срочной его замены. «Бугель», естественно, остановили сразу же после обнаружения многочисленных обрывов прядей.

— Да вы офигели совсем! Подумаешь, нашли проблему! Сейчас же свяжите канат узлами и крутите дальше! Кто вы тут вообще такие, чтоб «бугель» останавливать! Да я ж вас… Да вы ж мне… — визжало Начальство, брызжа слюной. — Какие такие нормативные документы? Тут я командую!

Канат мы таки заменили, дружно нажаловавшись Шефу, но с той поры оба попали к Начальству в черный список.

Жить стало еще веселее. Начальство вынашивало коварные планы мести, но мы не давались, огрызались и прикрывали друг другу спины. Открыто оно трогать нас опасалось.

Потом пришла весна, закончился сезон и друг неожиданно загремел в больницу. Я остался один, и Начальство решило, что настало время мести. Так вот, вызывает оно меня, и говорит страшным голосом:
— Та-а-ак!  С завтрашнего дня уборкой и чисткой всех общественных туалетов на территории, прилегающей к «двухкреселке», будут заниматься твои канатчики…

У меня хорошее воображение. На секунду, буквально на секунду, я вдруг представил, как завтра буду доводить этот дурацкий приказ своим ребятам. Доводить с тупым, как сейчас у Начальства, выражением лица и физически ощущать, как что-то важное и нужное, выползает из меня и тихо прячется под плинтус. Что-то, что на поверку окажется собственным авторитетом первого начальника «двойки», заработанным бессонными ночами, расшатанными нервами и кровавыми мозолями от веревки на спасработах.

— Не будут мои ребята туалеты чистить, — отвечаю тихо, но четко.

— Бу-у-удут! Еще как бу-у-удут! И ты с ними бу-у-удешь! Иначе не видать вам месячной зарплаты!
 
И голос такой нехороший. Мерзкий такой голос…

— Хорошо, — сказал я и вышел.

Придет время, и я грохну кулаком по столу, переворачивая бумаги и, не выбирая выражений,  выскажу Начальству все, что о нем думаю. И, хлопнув дверью, вдруг замечу странно побледневшие перепуганные лица девушек из рецепшн…

А пока я просто спокойно иду к себе на «двойку». И пусть Начальство злорадно ухмыляется у себя за столом, ведь оно не знает, что с жизненными приоритетами кое-кто уже давно определился.

В два часа ночи я вышел из комнаты на улицу. Тьма скрывала даже массивные шкивы натяжного устройства на «двойке», хорошо видимые в лунную ночь, но я знал, куда иду. Глаза понемногу привыкли к темноте и уже различали силуэт мощного японского экскаватора. Помедлив, я взобрался на гусеницу и открыл кабину позаимствованным у Ганса ключом.

Тишина. Только со стороны ольшаника, будто догадываясь о чем-то. заверещала пичуга.

Пора!

Плюхнувшись на удобное сиденье, повернул ключ стартёра. Двигатель «Камацу» завелся сразу и почти бесшумно. Умеют же! Не спеша, как когда-то учил Ганс, прогрел двигатель, поднял джойстиком стрелу, и только потом, подав оба рычага от себя, дал экскаватору ход.

Свет экскаваторных фар выхватил из темь две черные фигуры, самых надежных моих операторов. Они волокли стальные троса.

Примерно через час все было кончено…

***

А ведь ничего в жизни просто так не происходит, и полниться жизнь цепью событий удивительных, и не очень. Не прошло и полгода, как Шеф наконец избавился от Начальства, не без скромной помощи всего сплоченного коллектива. 

Я оказался на дне реки, прижатый собственным автомобилем, и мои ребята дружно мну спасали.

Ольшаник вырубили и построили там теплый уютный ватерклозет, сияющий шестью унитазами и шестью писсуарами (не считая дамской половины). И стоит это чудо сантехники аккурат над той самой братской могилой, где и ныне покоятся останки тех самых первых злосчастных бионужников, геройски вобравших в себя все дерьмо первых сезонов. Удивительно, правда ж?

— Так где ж мораль сей басни? — воскликнет строгий критик. Отвечу:

— Дерьмо, как известно, в жизни случается. Но это все фигня! Главное — яйца целые!

Это сказал мудрый Матвеич, а он, ведь, как никто, знал, о чем говорит.

Так вот!