Говорят, что перешеек соединяющий Камчатку с материком низок и заболочен и, так что по сути, Камчатка - это остров, косвенное доказательство тому - отсутствие регулярного наземного сообщения с материком. Тут, на «острове-полуострове» и происходит мое погружение, а вернее - вознесение в heliski. Попросту говоря - вертолетное фрирайд-катание.
Издалека это выглядит примерно так: белоснежные склоны гор, тут и там украшенные скупыми скальными штрихами - все это, хаотично взлетая и проваливаясь, уходит за горизонт… над которым, неожиданно вздыбливая перспективу, возвышаются огромные конусы вулканов. Вулканы тоже белые, с длинными, синеватыми от глубины шрамами лавовых потоков.
Над этой симфонией застывшей геологической энергии редкой мошкарой вьются оранжевые жужжалки вертолетов, совершая свой деловитый пчелиный танец - то присядут на склон на пару минут, то взмоют в небо - и, покрутившись немного, опять прильнут к белым лепесткам склонов. Так повторяется два, три, четыре раза… потом длинный перелет к другой горе или вулкану, и опять новый танец, и так вплоть до вечера, когда вдоволь налетавшись, они отправляются в свои ульи, гнезда или какие там у них убежища.
Если переместиться поближе к действу, то видно, что жужжалки заняты вовсе не собирательством пыльцы и нектара, а прикасаются к склонам и гребням на пару минут, чтобы высадить небольшую группку людей, затем элегантно взлетают, уносятся ниже и там у подножья затаиваются и ждут, когда выпущенное ими наверху разноцветное и беспокойное человеческое драже не закатится обратно в оранжевое чрево.
С позиции самого драже все выглядит вот как: Мы - крутые парни, как в крутых фильмах про спецназ и десант - все шлемах, очках-масках в пол-лица, запакованные в крутые мембранные костюмы, с черными одинаковыми рюкзаками ABS. Свет из иллюминаторов освещает наши суровые, обожжённые весенним солнцем скулы и носы, мы собраны и сосредоточены, мы ждем высадки.
Вот Микоян Восьмой, любимое детище геологов и других кочевых племен, зависает, нежно касаясь передним колесом крутого гребня. Шеф-гид - долговязый немец, любимец женщин Ральф - выпрыгивает и начинает принимать лыжи.
Это занимает секунд 40, лыжи выгружены, теперь нам надо стремительно десантироваться, и мы как утята, гуськом за уткой карабкаемся за направляющим высадки гидом Сергеем. Он взглядом и жестом дирижирует эвакуацией, чтобы не дай Бог, свистящие над головой винты не порубили нас в капусту.
Сноубордисты - а их трое, - не расстаются со своими сноубордами и выпрыгивают из отсека в обнимку с ними: сноуборд в отличие от лыж легко может поднять вихрем от винтов и, в лучшем случае, унести прочь, в худшем - поломать и его, и лопасти винтокрыла.
Еще 90 секунд - и вся группа 10 лыжебордеров и 4 гида на склоне. Вертолет улетает, напоследок обдавая ледяным коктейлем ураганной силы, и наступает тишина. Настоящая тишина, такая, что закладывает уши. Время останавливается, время теряет смысл, тут оно геологическое - сотни миллионов лет проходят между значимыми событиями.
Драже на склоне вулкана, как ворсинка на старой киноленте, дрыгнулась пару кадров и канула в Лету. В Лету, но только не сегодня, сегодня будет день исполненный прекрасного.
Рации гидов оживают мягким английским Ральфа, который, пока все медитировали, уже приспустился на стартовую позицию и вызывает выпускающего гида - «Grisha ... here is few turns ice, then we have snow… brilliant conditions, distance one hundred”.
Группа и так уже без Гришиного перевода понимает, что “ice” значит немного льда или другой жести и надо аккуратно сошкрябаться, «few turns» значит не очень долго, и самое главное, что дальше brilliant-катание, и в этом Ральфу можно верить, ибо он - само олицетворение надежности. Настораживает только дистанция - «one hundred», сто метров, это расстояние между запусками райдеров для минимизации нагрузки на склон - довольно большая, если не сказать максимальная - значит он крутой и сильно заснеженный.
Дальше спуск, 2-3-4 км, перепады разные от 500 до 2000 метров. Не всегда, конечно, снег и погода удостаиваются звания brilliant. Океан, и изрезанность горными складками создают индивидуальный микроклимат чуть ли не на каждом склоне, снег меняется от времени дня, зависит от экспозиции (ориентация склона), разный на разных горках. Так что первые утренние полеты - это решение ребуса: «Где хороший снег?».
Гиды, несмотря на многолетнюю практику, никогда не уверены на 100% в том, что мы получим паудерное катание, а не стиральную доску или хуже того - коварную ледяную корку. Впрочем, надо отдать им должное, провальных дней практически не было, ко второму-третьему спуску они разгадывали снежную головоломку, и мы вкушали Камчатское катание в лучших его формах.
Форма первая - Волны
Работа мощных тихоокеанских ветров приводит к возникновению периодической структуры, нечто вроде дюн, этакие волны, карабкающиеся вверх. Можно элегантно объезжать по плавной траектории, а можно наловчиться, поймать ритм и прыгать через гребни прямо на мягкие выпуклые спинки. Полное ощущение серфового катания по мелкому чопу. Такие дюнно-волнистые склоны достаточно длинные - 2-3 км, в конце, как правило, превращаются в ровные, широкие и быстрые поля.Форма вторая – Поля
Некрутые склоны, на которых можно отпустить вожжи и размашистыми дугами салютовать небу, снегу и флегматичной команде вертолета, что щурится от солнца на выкате. На таких участках нам дозволено ехать не слишком соблюдая дистанцию, и мы носимся, распуская снежные хвосты, внутренне повизгивая от восторга, как щенки вырвавшиеся на свободу.Форма третья - Леса
Если каталка происходит не на вулканах, а в горах, из коих, по большей части, и состоит Камчатка, то внизу, в последней части спусков, начинается лес. По правде говоря, странный лес, больше похожий на столетний яблоневый или оливковый сад - кажется, что деревья с узловатыми белесыми стволами и широкими кронами аккуратно расставлены тут и там каким-то любителем фэн-шуя.Форма четвертая - Жесть и песок
Из малоприятных форм рельефа стоит отметить выдутые ветром торосы, которые, как правило, подстерегают нас на предвершинных гребнях. Облегченный вариант торосов - бетон - жесткий, утренний, зафирнованный склон, спуск по которому сопровождается ужасным скрежетом кантов, и оставляет неприятную скованность движений. Не сказать, что он часто встречался, но все же. Другая неприятность - раскисший снег внизу. Он цепляется за лыжи как песок и, когда неожиданно, на полных ходах выскакиваешь на такую «ведьмину плешь», то вполне можно совершить вынужденный кульбит.Километры
Вечером, в холле отеля на белых досках фломастерами пишут результаты катания - перепад в метрах. В среднем получается 8.000 метров день, рекорд 2007 года 22.000 за день и 108.000 в неделю. Если считать, что на каждый вертикальный метр спуска проезжаешь четыре по склону, то выходит, что герои 2007 года проехали за неделю 400 км фрирайда.Говорят, что существует две системы тарификации - по перепаду и по часам налета. Здесь мы платим за часы налета. Утверждается, что это лучше чем за перепады, так как гиды ищут действительно качественное катание, в то время как при тарификации по перепаду гидам выгодней высаживать клиентов выше, а выше, как правило, задутые бетонные склоны. В общем, вопрос о лучшей тарификации остался неясным.
Лавины
Крупных не видел, а мелких мы и сами спускали достаточно. А после того как сошел совершенно заветреный и безобидный с виду склон, я действительно поверил что любой снег на наклонной плоскости круче 5 градусов - лавиноопасен.ABSы у нас открывались два раза. Один раз нечаянно, просто дернуло ручку во время падения, второй - когда человека сбила и потащила лавина. В итоге - лавинка оказалась небольшой и он благополучно выскочил, но разговоров хватило на пару вечеров.
Байки о лавинах и несчастных случаях - это десерт местных ужинов для таких гринго как я. Информация, которая холодит душу и заставляет лишний раз припоминать гениального Высоцкого: "В горах не надежен ни камень, ни лед, ни скала".
В прошлом году лавина забрала жизнь сразу 12 человек. 5 были на склоне и 7 в вертушке, что поджидала внизу. Лавина была такой силы, что развернула МИ-8, сорвала задний люк и запрессовала находящихся внутри людей насмерть. В живых остался только пилот, которого спасла переборка между кабиной и отсеком. На вопрос «кто виноват?», получаю философское: «да, в общем, никто, шанс один на миллион, это как Кармадон…».
В уютном детерминизме города расслабляешься и начинаешь забывать о «черных лебедях» - маловероятных, но очень влиятельных событиях. Однако, когда выезжаешь на склон, а он вдруг покрывается трещинами, и как единое целое срывается вниз, то вмиг слетает вся городская уверенность, причем не только в завтрашнем дне, но и в следующей секунде.
Впрочем, несмотря на все страсти-мордасти, больше половины публики здесь уже не первый и даже не второй раз, видимо, это такая зависимость.
Мы летаем, высаживаемся, спускаемся, опять взлетаем…
Оранжевая пчела и разноцветное мыслящее драже. Которое то растягивается по снежным склонам в ожерелье, то собирается в горстку в ладонях ущелий.
Вулканы посапывают белыми дымами, красная рыба резвится в холодном Тихом океане, медведи еще спят в своих берлогах, комариные личинки в промерзлых болотах смотрят свои комариные сны.
Чудо «остров–полуостров» Камчатка летит сквозь апрель к маю и далее.
Спасибо.
| Автор: jul |
