Славная эта тема, вдруг всплывшая из глубин местной рубрики "Архив" под заголовком "Алкоголь и лыждебордеры" неожиданно вызвала столь широкий резонанс (должно быть, в силу межсезонья), что и мне захотелось добавить в нее свои три копейки и поискать ответ на вопрос: с чего это лыжебордеры так отчаянно бухают?
Свет истины
Человеку, не глубоко погруженному в тему, представляется, что процесс лыжебухания имеет под собой сугубо приземленную, чисто физиологическую основу. Взгляду человека непросвещенного рисуется она, как некий замкнутый, не имеющий ни начала, ни конца цикл, ну то есть:Реанимационные мероприятия поутру после вчерашнего...
... плавно перетекающие в эйфорию по ходу каталки
...плавно перетекающую в эйфорию по ходу apre's
плавно перетекающую в неизбежные утренние муки совести и острую потребность сунуть два пальца в рот
....плавно перетекающие в то, с чего цикл и стартовал
Расхожее это, чисто дилетантское представление о порядке вещей ничего общего с истиной не имеет.
Да, тяжек путь лыжебухальщика, тернист он, однако же, его стоит пройти - не пьянства ради, а исключительно во имя обретения сакральных знаний и постижения смысла этой волшебной жизни.
Путеводная Звезда
В девяносто девятом году звонят в наш горнолыжный журнальчик киношники и зовут на кинофестиваль в Домбай с красивым названием "Горное эхо". Ну и хорошо, ну и славно - везут тебя на халяву, поят-кормят тоже - одно только напрягает: придется помимо своих лыж еще три пары тащить - в качестве подарков и призов деятелям важнейшего из искусств. Все на свете проклял, пока допер шмотки до аэропорта, а там настроение быстро в гору пошло, ибо творческая интеллигенция в лице актеров, режиссеров, операторов, сценаристов и примкнувших к ним звезд эстрады уже до регистрации начала разминаться, а закинувшись в салон "советского боинга" марки Ил-86 и вовсе пошла вразнос.Опыт бухания на бортах до Минвод и обратно у меня был к тому моменту более чем богатый, однако киношники, по ходу дела, горнолыжникам такого в этом смысле фитиля вставили, что просто ой мама не горюй, и по прилете в Минводы даже закралась в голову крамольная мысль, что салон этого Ила уже восстановлению не подлежит...
Ну пришвартовались с грехом пополам поближе к зданию родного аэровокзала, а через окошки видно, что нас уже тут ждут как дорогих гостей: какие-то казаки и русские красавицы в сарафанах и с хлебом-солью, ну как-то типа вот так
А надобно сказать, что на этот творческий рейс каким-то кривым домкратом затесался посторонний, явно не деятель важнейшего из искусств - по виду затрапезный такой селянин средних лет, ну и накачала творческая интеллигенция этого представителя простого народа от души, по самую ватерлинию, и выпихнула на трап первым, как самого дорогого гостя.
На лицах встречающих, надо сказать, отразилось легкое недоумение при взгляде на странноватого мужичка с заскорузлой физиономией, в мятом лапсердаке и кепчонке, возникшего на трапе - тем более что как-то подозрительно сильно его на макушке трапа качало. Хотел он что-то произнести, однако вышло не совсем ловко, ну как-то вот так
... и ладно бы только это, но ведь не удержал селянин равновесия, сверзился с трапа и покатился вниз по ступенькам, гремя как самовар, и распластался на бетонных плитах - да так ловко, что прям у ног русской красавицы в сарафане с хлебом-солью.
Легкий этот конфуз, впрочем, праздника жизни нисколько не попортил, селянина оттащили в сторонку, и вся процессия торжественно двинулась на площадь, где уже ждали автобусы до Домбая. Гляжу - а в автобусы местные мужики грузят ящики, по паре на каждый автобус. Чевой-то вы, говорю мужики, грузите? Так для дорогих гостей напитки, значит, грузим, говорят мужики, чтоб в дороге им не скучно было. Гляжу, а в ящиках - мать честная, аж сердце зашлось! - вот этот самый напиток...
Путеводная эта Звезда, родом из славного города Черкесска, взошла на горнолыжном небосклоне всего год назад, в 1998 году, но уже успела завоевать всенародную любовь лыжебухальщиков благодаря своей мягкости. Ну, думаю, каталка по ходу кинофестиваля выдастся на славу... И как в воду глядел, потому что в автобусе уже по новой гульба-пальба происходила, и очень быстро наступил сон разума, и даже не отложилось в памяти, украшал ли здание плотины справа по ходу трансфера в Домбай легендарный лозунг
Ну, словом, очнулся в номере отеля на койке, хорошо еще, не в лыжных ботинках (такое бывало...) и начала меня совесть грызть: мать твою так, тебя сюда на халяву привезли не затем, чтоб ты бухал, а затем, чтоб работал и делал красочный репорт про киношников... Загрязла совесть совсем, пошел проветриться и выкатился из отеля прям в какой-то такой волшебный пейзаж
... задрал голову, и узрел на небосклоне Звезду Улугбека, а вместе с ее светом снизошло сакральное знание: на парься, брат, делай чего хочется, и будь, что будет! - и как-то сразу легко на душе стало, пошел в койку и уснул сном младенца, а весь цимес мероприятия ощутился наутро, в гостиничном ресторанчике, где уже был сервирован изысканный завтрак: тарелка с вареными яйцами и... Ну, разумеется -
Вроде как, производитель волшебного напитка был деловым партнером фестиваля, и потому Звезда неизбежно украшала меню завтрака (одна), обеда (три), и ужина (без счета). Ну нормальная такая диета, думаю, однако солонки на столе почему-то нэма. А как вареные яйца без соли употреблять? Недоразумение, однако... Поскольку с утра с артикуляцией не ахти как было, сделал я витиеватый такой жест официантке - мол, хозяйка, сольцой бы мне разжиться! - а та, ослепив меня сияющей золотозубой улыбкой, рукой махнула: дескать, сей момент, не извольте беспокоиться! - и бах на стол еще две "Звезды"!
Ну, думаю, не суждено мне покушать нынче яйца с солью - да и фиг с ним, это в конце концов ведь твердая пища, может внутрь и не войти - и живо припомнил то откровение, что снизошло на меня ночью: делай чего хочется. Работать чего-то категорически не хотелось, а чего хотелось, так это прокатнуться. Короче, позавтракал, чем Бог послал - божьей, так сказать, слезой, да и пошел кататься, и так классно катался все то время, пока в Домбае бушевал кинофестиваль, и даже ни фига не просек того очевидного факта, что ветродуй был все эти дни зверский, со склона аж сдувало - вот тут на фотке Романа Денисова видно, как там заряжало -
... однако что нам, ведомым путеводной звездой Улегбека, пурга, - живи и радуйся жизни! - уже и на том спасибо, что в короткий момент просветления обнаружил в номере под кроватью подарочные лыжи, решил все ж таки немного поработать, то есть: оттаранил лыжи наверх, да и торжественно вручил разным хорошим творческим людям - вот Алене Свиридовой, например
Уж более пятнадцати лет с того момента минуло, а Звезда Улугбека по-прежнему сияет на горнолыжном небосклоне для всех приличных, просвещенных людей и указывает верный путь всем путникам в ночи - вон она, самая яркая в созвездии Водколея.
Все во благо
Занесла как-то нелегкая по командировочной надобности в волшебную страну шоколада, сыра и часов, куда-то вот в эти края
Это был типичный такой «рекламник», то есть: некая местная контора или там турофис скликает ораву журналюг и возит их по курортам, поит-кормит, упаковывает прокатным стафом и ски-пассами - и все это нахаляву, в надежде на то, что журналюги потом отпишут восторженные оды в своих журнальчиках. А чего бы и нет - нахаляву и швейцарский уксус ведь сладок, словом, собралась такая орава со всего света, ну и я до кучи туда же.
Рулила всем мероприятием миниатюрная такая симпатичная швейцарская девушка по имени Эстер, и вот в Церматте повела она всю ораву на ужин в классическом народном стиле в классический народный погребок, где народ потчевали простонародной такой жратвой в виде фондю. Ну сидим скучаем, поклевывает чиста народные швейцарские закуски...
... сухое винцо попиваем, ждем традиционную кастрюлю с расплавленным сыром, винцо местное, неплохое, но душе подъема оно не сообщало: особенно нам с Кевином, мы были тока двое мужеского пола в женской компании.
Персонаж этот Кевин был занятный, проживал он в сугубо равнинном Чикаго, писал для местных изданий статьи на тему джаза, что такое горы и лыжи знал лишь понаслышке - какого лешего он в Альпы поперся, оставалось неясным - как видно, швейцарский халявный уксус казался сладким и америкосу.
Ну словом, сидим мы и тоскуем, появляется хозяйка, гарная такая швецарская дывчина, в национальном прикиде с необъятным декольте, края которого аж трещали от распиравшей его плоти (спустя годы я испытал острое ощущение дежавю при взгляде на репорт Жоры Дубенецкого из Зельдена, где по ходу каталки через лужу зажигала славная местная деваха - ну почти точная копия нашей хозяйки: и статью, и лицом и кондициями бюста)
Ну притаранила швейцарская красавица хлебы и кастрюлю с сыром, запалила горелку под ней, однако тут же нас и осадила: майне дамен унд херрен, не гоните, это еще не все - и слиняла. Ну ждем.
А я к кухне спиной сидел. И вот наитием что ли, нюхом чую - что-то слышится родное в долгих песнях ямщика? Ну факт родное - сивухой пахнуло!
Гляжу, фрау наша тащит поднос, весь уставленный стаканчиками, грамм на сто, за две трети некоей жидкостью заполненными: майне дамен унд херрен, говорит, это киршвассер в качестве неизбежного приложения к нашему фондю, вот так
... секите, в чем тут фишка: вы кусок хлеба макаете сперва в киршвассер, потом соответственно в сыр, а потом и хаваете на здоровье - ощущение будет просто божественное, приятного вам, майне дамен унд херрен, аппетита, а я пойду до хозяйства.
Э, говорю, нет, либе фрау, обожди минутку, киршвассер твой - это ведь типа вишневый самогон?
Ну да, говорит, натурально хаусгемахтер шнапс, причем градус в нем весьма солидный - эдак, думаю, под семьдесят градус.
Ощущение и в правду убойное: пропитанный семидесятиградусной спиртягой хлеб, попав в мягкую оболочку расплавленного сыра, падает на дно желудка, и алкоголь там на дне просто взрывается как маленький фугас. Ну, словом, на любителя ощущение, потому смачивание хлеба киршвассером особой популярностью в женской части нашей оравы не пользовался.
А чего добру-то попадать?.. Ну я и говорю: Кевин, говорю, пускай вон девушки свое сухое винцо дуют, а мы, говорю, давай что ли перейдем к мужским напиткам?
Ну в глазах джазового критика отразилось смешанное какое-то выражение - оторопь пополам с ужасом - и после выразительной паузы он шепотом осведомился: ты, говорит, уверен, что ЭТО пьют? А то! Еще как пьют - чай, не денатурат, а хаусгемахтер шнапс многократной перегонки, давай, короче, опрокинем. И опрокинул.
Пошло - волшебно, мягко так, ласково... Джазовый критик паузу выдержал - не врежу ли я немедленно дуба? - и не вполне уверенным жестом стаканчик ко рту поднес. Не, говорю, здесь вам не тут, это ведь тебе мартини с оливкой мелкими глотками сосать в твоем американском баре, тут метода другая нужна - разом всю дозу в себя мечи, давай, говорю, будь же героем и не посрами цветов своего звездно-полосатого флага.
Он и метнул. Ну, в первую секунду зенки у него, конечно, чуть из глазниц не выпрыгнули, однако ничего, прослезился, слезами умылся, оклемался - чувствую, во вкус мой джазовый критик входит... Найз, говорит, а может, говорит, еще по одной махнем?
Ну, махнули. Потом еще и еще. А потом наступил сон разума, и черт же его знает, как девушки нас в Кевином потом из подвала до хотеля таранили...
Сон мой после киршвассера был беспокоен, понесло меня на двор, и вывалился я вот в этот волшебный пейзаж
... и узрел я в небе чужбины Звезду Улугбека и снизошел на меня свет истины: что русскому лыжнику во благо, то немцу - смерть! - и так на душе легко стало, что пошел я к себе в номер, бухнул его чего-то из мини бара и уснул сном младенца, а наутро за завтраком чувствую - Эстер как-то с подозрением на меня смотрит: чего это у тебя, говорит, с головой?
Тут-то меня и пробило: прежде чем откинуться, меня в ванну комнату потянуло - освежиться и голову помыть - шампуня сослепу не нашел, благо попался под руку кусочек какого-то мыла, намылил башку, усталость тут меня сморила - так с намыленной башкой и бухнулся в койку. Так что с утра шевелюра моя выглядела весьма причудливо. Эстер тут чего-то дико напряглась - не может, говорит, такого быть, чтоб в Церматтовском четырехзвезднике не было шампуня, айда, говорит, в твой номер, поглядим. Ну пошли, осматриваемся, Эстер конечно в ванной кабинке кучу всяких шампуней, жидких мыл и гелей нашла, а я ей и говорю: вот, говорю, это самое мыло, вон, на мыльнице над правым унитазом лежит - ну который с краниками зачем-то. В лице Эстер возникло странное какое-то выражение при взгляде на это мыло, потом на мою штормящую башку и потом обратно на мыло.
К тому моменту она еще не имела опыта общения с российскими горнолыжниками (дело было в горбачевскую эпоху, году, кажется, в восемьдесят восьмом, и наш лыжник в массовом порядке пока не ломанулся в Альпы), так что наша путеводная звезду Улугбека в небе Церматта мерцала едва-едва, и Эстер еще не могла представить себе, что русскому лыжнику - во благо! - в ночи придет в голову намыливать башку мылом для биде…
То ли еще будет, то ли еще будет, и эскападный Курш с его пафосной гульбой-пальбой еще впереди.
Не хлебом единым
Чуден проспект Руставели при ясной погоде, редкая птица перелетит его из конца в конец - особенно если птица та летит из Москвы, где генсеком Горбачевым объявлен сухой закон, уже и то хорошо, что к зиме 1991 года ушлые бутлегеры стали в укромные места автоцистерны с портвейном подгонять и разливать его всем жадающим в трехлитровые банки...
Ну взяли банку, выпили ее, как традиция предписывает, в самолете, прилетели в Тбилиси, погрузились в УАЗик и покатили в сторону Гудаури, однако на проспекте Руставели наш наметанный глаз четко засек: витрина винного магазина, а в той витрине - ой-ой-ой, не счесть алмазов в каменных пещерах.
Ну конечно, шофер наш, классный такой парень, вдарил по тормозам, однако при этом скептически цыкнул зубом: не кипешитесь, ребята, нихрена вам не отпустят бухла, потому как бухло отпускают лишь по паспорту с местом сугубо грузинской прописки. Ну если хотите, могу вам взять немного алкоголя по своему паспорту.
Упрашивать нас долго не пришлось - двинули в лабаз и при взгляде на полки испытали истинный катарсис: ну, понятно, Грузия, однако, родина вина и отечество чачи.
Ну оправились от потрясения, закорешились с продавцом, приветливым таким дядькой с библейским именем Давид и говорим: гамарджоба, говорим, батоно Давид, выдай нам, уважаемый батоно Давид, пару белой, да пяток сушняка.
Ну он со всем своим уважением и метнул на прилавок две Столичных и пять сушняков.
Не, говорим, уважаемый батоно Давид, при всем к тебе уважением, ты нас однако не вполне понял, мы, говорим, в Гудаури едем, на лыжах кататься, ну ты ж понимаешь.
Так бы сразу и сказали, говорит батоно Давид, и выставляет пару ящиков белой и пять соответственно с сушняком: теперь я верно понял?
Вернее не бывает - погрузились, покатили, а на выезде из города сечем - мандариновый базар: сладостный этот овощ прям мешками продают
... а обочине, на отдалении, грузинский дедушка стоит с огромным таким, метра в полтора ростом мешком мандаринов, грустно как-то так стоит, как видно, никто у него мандарины не берет, да и кому они нахрен в Грузии нужны. Ну пожалели мы дедушку и весь мешок у него оптом и взяли, хотя мандарины нам тоже нахрен не нужны были.
Однако ж, как оказалось - еще не вечер. А вечером и выяснилось трагическое вполне обстоятельство: встав на постой в одной из шале "Шино", ну уютная такая шалешка типа вот этого
... мы практически обрекли себя на верную смерть от голода: на дворе стоял январь 1991 года, а в ту пору покормиться в Гудаури было негде. Ниже наших шалешек стоял "Марко Поло", но ходить туда колядовать было не с руки, да и охрана была там крутая, в спортшколе тоже фиг покормишься, в почтовом отделении - и подавно, а больше в этом благословенном месте ни фига в ту пору и не было, кроме Доппельмайра и снега, а снегом единым сыт не будешь.
Чтоб поколядовать, надо было вниз с попуткой ехать, в Пасанаури - день каталки вылетал коту под хвост! - причем вот именно что колядовать, поскольку с бабками у нас вышел полный облом: 21 января сука-премьер Павлов взял да и похерил именно те банкноты, какими были в основном упакованы наши лопатники, вот эти, образца 1961 года
... а тех двадцатипятирублевок и червонцев, что имелись в наличии, едва хватило на оплату канатки. Словом - копец, облом и зубы на полку: в шале нашем имелся классный камин с дровами, имелась классная кухня с плитами, мироволновками и полным набором посуды, но при этом не имелось в кладовке на грамма чего-то съестного, ни даже краюшки зачерствевшего хлебушка. Ну что делать, вышли на ночь глядя на двор, куда-то прям вот в этот восхитительный пейзаж
... вышли, подняли взоры к черному небу, и узрели там сияние звезды Улугбека, свет которой и сообщил нам очередное сакральное знание - не хлебом единым жив человек! - и все сразу на свои места встало: много ли человеку надо для счастья, водки - лом, сушняка еще больше, мандаринов - полный мешок, и так с того момента каталка классно покатила, да по паудеру, да по классной погоде, что мы толком и не обратили внимания причудливую деталь: день на четвертый этого блаженства мандарины по ходу утреннего облегчения (извините уж за эротическую подробность) стали из нас целиком выходить, вот прямо в натуральном таком виде
... должно быть, в наших желудках они под воздействием спирта мутировали и приспособились сохранять на выходе и форму, и цвет, и, может быть, даже вкусовые качества, такой вот, однако, круговорот веществ в природе, который впрочем, ничуть каталке не мешал.
Ну взяли банку, выпили ее, как традиция предписывает, в самолете, прилетели в Тбилиси, погрузились в УАЗик и покатили в сторону Гудаури, однако на проспекте Руставели наш наметанный глаз четко засек: витрина винного магазина, а в той витрине - ой-ой-ой, не счесть алмазов в каменных пещерах.
Ну конечно, шофер наш, классный такой парень, вдарил по тормозам, однако при этом скептически цыкнул зубом: не кипешитесь, ребята, нихрена вам не отпустят бухла, потому как бухло отпускают лишь по паспорту с местом сугубо грузинской прописки. Ну если хотите, могу вам взять немного алкоголя по своему паспорту.
Упрашивать нас долго не пришлось - двинули в лабаз и при взгляде на полки испытали истинный катарсис: ну, понятно, Грузия, однако, родина вина и отечество чачи.
Ну оправились от потрясения, закорешились с продавцом, приветливым таким дядькой с библейским именем Давид и говорим: гамарджоба, говорим, батоно Давид, выдай нам, уважаемый батоно Давид, пару белой, да пяток сушняка.
Ну он со всем своим уважением и метнул на прилавок две Столичных и пять сушняков.
Не, говорим, уважаемый батоно Давид, при всем к тебе уважением, ты нас однако не вполне понял, мы, говорим, в Гудаури едем, на лыжах кататься, ну ты ж понимаешь.
Так бы сразу и сказали, говорит батоно Давид, и выставляет пару ящиков белой и пять соответственно с сушняком: теперь я верно понял?
Вернее не бывает - погрузились, покатили, а на выезде из города сечем - мандариновый базар: сладостный этот овощ прям мешками продают
... а обочине, на отдалении, грузинский дедушка стоит с огромным таким, метра в полтора ростом мешком мандаринов, грустно как-то так стоит, как видно, никто у него мандарины не берет, да и кому они нахрен в Грузии нужны. Ну пожалели мы дедушку и весь мешок у него оптом и взяли, хотя мандарины нам тоже нахрен не нужны были.
Однако ж, как оказалось - еще не вечер. А вечером и выяснилось трагическое вполне обстоятельство: встав на постой в одной из шале "Шино", ну уютная такая шалешка типа вот этого
... мы практически обрекли себя на верную смерть от голода: на дворе стоял январь 1991 года, а в ту пору покормиться в Гудаури было негде. Ниже наших шалешек стоял "Марко Поло", но ходить туда колядовать было не с руки, да и охрана была там крутая, в спортшколе тоже фиг покормишься, в почтовом отделении - и подавно, а больше в этом благословенном месте ни фига в ту пору и не было, кроме Доппельмайра и снега, а снегом единым сыт не будешь.
Чтоб поколядовать, надо было вниз с попуткой ехать, в Пасанаури - день каталки вылетал коту под хвост! - причем вот именно что колядовать, поскольку с бабками у нас вышел полный облом: 21 января сука-премьер Павлов взял да и похерил именно те банкноты, какими были в основном упакованы наши лопатники, вот эти, образца 1961 года
... а тех двадцатипятирублевок и червонцев, что имелись в наличии, едва хватило на оплату канатки. Словом - копец, облом и зубы на полку: в шале нашем имелся классный камин с дровами, имелась классная кухня с плитами, мироволновками и полным набором посуды, но при этом не имелось в кладовке на грамма чего-то съестного, ни даже краюшки зачерствевшего хлебушка. Ну что делать, вышли на ночь глядя на двор, куда-то прям вот в этот восхитительный пейзаж
... вышли, подняли взоры к черному небу, и узрели там сияние звезды Улугбека, свет которой и сообщил нам очередное сакральное знание - не хлебом единым жив человек! - и все сразу на свои места встало: много ли человеку надо для счастья, водки - лом, сушняка еще больше, мандаринов - полный мешок, и так с того момента каталка классно покатила, да по паудеру, да по классной погоде, что мы толком и не обратили внимания причудливую деталь: день на четвертый этого блаженства мандарины по ходу утреннего облегчения (извините уж за эротическую подробность) стали из нас целиком выходить, вот прямо в натуральном таком виде
... должно быть, в наших желудках они под воздействием спирта мутировали и приспособились сохранять на выходе и форму, и цвет, и, может быть, даже вкусовые качества, такой вот, однако, круговорот веществ в природе, который впрочем, ничуть каталке не мешал.
Светлая печаль
В не самый прекрасный день, а именно 10 марта 1985 года опочил наш генсек Константин Устинович Черненко, ну опочил Константин Устинович, значит, а мы и не знали, скорбная эта весть нас в тот момент догнала, когда мы в багажном загоне минводского аэропорта с раздолбанных телег свои шмотки выгружали: таксер, караулящий туристов на выходе, рассказал. Ну погоревали, конечно, немного, попечалились, однако ж по уму и совести надо бы помянуть - не как генсека, конечно, генсек нам был по барабану, а просто как старого, утомленного жизнью старика.
Ну и помянули прям в загоне, благо у нас с собой как всегда было
... а таксер, поглядывая на наш вискарь, все горькую слюну глотал: эх, говорит, думал вот бухнуть после смены, генсека помянуть как положено, однако не судьба, эти, говорит, суки в Москве вон что учудили, объявили, говорит, трехдневный траур, а под него - сухой закон! Я говорит с утреца уже по магазинам прошвырнулся - ан фиг-то, не отпускают бухло ни под каким видом нигде, говорят, мол, траур всенародный, и скорбеть советскому народу партия и правительство на сухую предписали.
Ну мы конечно опешили - в Терскол без бухла ехать, это все равно что с резиновой женщиной в постель ложиться, онанизм один сплошной! - не поверили, запрягли таксера и покатили дозором по все известным нам точкам в Пятигорске. И совсем конечно духом пали - везде на такую вот картину маслом натыкались
Глядим - у очередного лабаза какой-то скорбящий гражданин с лицом матерого уркагана шляется и тоже горькую слюну сглатывает. Угостили его вискарем - оказался он душевным мужиком, звали его Феликс, родом он из Тырныауза, денег у него ни копья нет, потому он и в самом деле только что с нар откинулся и как до родного порога добраться не знает. Ну что делать, взяли его с собой в тачку, да и покатили в тоске и печали до Терсколу, и на подъезде к Заюково вискарь до последней капли и приговорили.
А тут бывший наш зэк и ожил, стой говорит, мужики, у меня ж тут в Заюково родная тетя Назипа обитает, она директор продуктового лабаза, авось чего и выгорит.
Что уж там Феликс за сакральные тексты на ухо тете нашептал, неизвестно, однако тетя нам тут же записку выдала для предъявления на складе, поскольку в самом магазине бухла - согласно распоряжению партии и правительства - не было.
Ну, знающий-то человек не даст соврать: записка на просторах Кабардино-Балкарии - это тебе не листок бумаги в клетку с каракулями, это воистину МАНДАТ, пропуск в запретный мир счастья и радости, помнится, я год назад с запиской от авторитетного человека целую неделю через спортивную очередь на подъемник шастал - до тех пор пока суровый Бахат Тилов, тогда в должности замначальник ККД, меня не отловил и в обычную очередь не выпер...
В записке значился кроткий, но емкий текст: "Аня, выдай этим ребятам ВСЕ!" - вот именно так, с нажимом на последнем слове.
А уж на складе... Ой, не счесть алмазов в каменных пещерах! Ящиков семь сушняка: стандартный боекомплект, по двадцать снарядов в каждом. Кладовщица Аня, ознакомившись с нашим мандатом, и говорит: мне от начальства тут строгая директива - выдать все! - вот и забирайте все, тока без ящиков, мне ящики надо под отчет на базу сдавать.
Нам стока бухла и не надо было, но раз директива предписывает... Закидали наше все в лайбу марки ГАЗ 24 - она аж на брюхо чуть не села! - и покатили, уж как докатили, до сих пор неясно, в районе Тегенекли задняя рессора накрылась медным тазов, напротив "Горянки" глушитель сорвало, а чуть не доезжая до Минобороны наша лайба и вовсе сдохла - вот прям на этом самом месте
Пришлось нам распотрошенный боезапас вручную наверх таскать - до сарайчика тетушки Айшат Курдановой, где мы обитали: последний перед скотными дворами домик.
В результате в сарайчике выросла хрустальная гора - примерно такая вот, как высилась в свое время на задворках гостиницы Чегет
... но так там под Чегетом гора была из пустой стеклотары, а у нас-то - из полной!
Только думали перевести дух и покурить - стук дверь: мужик робко заглядывает, я, говорит, скорбящий турист из ЦСКА, видал случайно, как вы бухло таскали, граждане-братья, не дайте пропасть, говорит, помилосердствуйте, как же, говорит, на сухую по генсеку скорбеть можно, не по-людски это, а у нас в кафешке у бармена Лечо - голяк полный, и у Шахыма в нижнем баре Чегета тоже, и в Иткольском подвале шаром покати, продайте, Христа ради, пару пузырей!
Ну что делать... Вышли на двор, вот в этот самый пейзаж
... вышли, глянули в небо, и узрели там путеводную звезду Улугбека, и свет ее неугасимый донес до нас смысл очередного сакрального знания - все люди братья, все бабы сестры! - и вручили мы туристу запрошенные им пузыри, никаких денег взамен не взяв.
Терскол - город маленький, тут слух быстро, как лесной пожар разлетается, и потянулись к нам в сарайчик скорбящие туристы, чуть не пол ночи тянулись, разнося потихоньку нашу хрустальную гору, но наутро прошел слух, что Алеша Байдаев опасными горными тропами котрабандистов притаранил в поселок грузовик водки, и все в Терсколе вернулось на привычные круги своя, и все стали скорбеть и печалиться, как положено, и печаль наша была светла.
Продолжение (пьянки) следует. Завтра поутру и начнем
Ну и помянули прям в загоне, благо у нас с собой как всегда было
... а таксер, поглядывая на наш вискарь, все горькую слюну глотал: эх, говорит, думал вот бухнуть после смены, генсека помянуть как положено, однако не судьба, эти, говорит, суки в Москве вон что учудили, объявили, говорит, трехдневный траур, а под него - сухой закон! Я говорит с утреца уже по магазинам прошвырнулся - ан фиг-то, не отпускают бухло ни под каким видом нигде, говорят, мол, траур всенародный, и скорбеть советскому народу партия и правительство на сухую предписали.
Ну мы конечно опешили - в Терскол без бухла ехать, это все равно что с резиновой женщиной в постель ложиться, онанизм один сплошной! - не поверили, запрягли таксера и покатили дозором по все известным нам точкам в Пятигорске. И совсем конечно духом пали - везде на такую вот картину маслом натыкались
Глядим - у очередного лабаза какой-то скорбящий гражданин с лицом матерого уркагана шляется и тоже горькую слюну сглатывает. Угостили его вискарем - оказался он душевным мужиком, звали его Феликс, родом он из Тырныауза, денег у него ни копья нет, потому он и в самом деле только что с нар откинулся и как до родного порога добраться не знает. Ну что делать, взяли его с собой в тачку, да и покатили в тоске и печали до Терсколу, и на подъезде к Заюково вискарь до последней капли и приговорили.
А тут бывший наш зэк и ожил, стой говорит, мужики, у меня ж тут в Заюково родная тетя Назипа обитает, она директор продуктового лабаза, авось чего и выгорит.
Что уж там Феликс за сакральные тексты на ухо тете нашептал, неизвестно, однако тетя нам тут же записку выдала для предъявления на складе, поскольку в самом магазине бухла - согласно распоряжению партии и правительства - не было.
Ну, знающий-то человек не даст соврать: записка на просторах Кабардино-Балкарии - это тебе не листок бумаги в клетку с каракулями, это воистину МАНДАТ, пропуск в запретный мир счастья и радости, помнится, я год назад с запиской от авторитетного человека целую неделю через спортивную очередь на подъемник шастал - до тех пор пока суровый Бахат Тилов, тогда в должности замначальник ККД, меня не отловил и в обычную очередь не выпер...
В записке значился кроткий, но емкий текст: "Аня, выдай этим ребятам ВСЕ!" - вот именно так, с нажимом на последнем слове.
А уж на складе... Ой, не счесть алмазов в каменных пещерах! Ящиков семь сушняка: стандартный боекомплект, по двадцать снарядов в каждом. Кладовщица Аня, ознакомившись с нашим мандатом, и говорит: мне от начальства тут строгая директива - выдать все! - вот и забирайте все, тока без ящиков, мне ящики надо под отчет на базу сдавать.
Нам стока бухла и не надо было, но раз директива предписывает... Закидали наше все в лайбу марки ГАЗ 24 - она аж на брюхо чуть не села! - и покатили, уж как докатили, до сих пор неясно, в районе Тегенекли задняя рессора накрылась медным тазов, напротив "Горянки" глушитель сорвало, а чуть не доезжая до Минобороны наша лайба и вовсе сдохла - вот прям на этом самом месте
Пришлось нам распотрошенный боезапас вручную наверх таскать - до сарайчика тетушки Айшат Курдановой, где мы обитали: последний перед скотными дворами домик.
В результате в сарайчике выросла хрустальная гора - примерно такая вот, как высилась в свое время на задворках гостиницы Чегет
... но так там под Чегетом гора была из пустой стеклотары, а у нас-то - из полной!
Только думали перевести дух и покурить - стук дверь: мужик робко заглядывает, я, говорит, скорбящий турист из ЦСКА, видал случайно, как вы бухло таскали, граждане-братья, не дайте пропасть, говорит, помилосердствуйте, как же, говорит, на сухую по генсеку скорбеть можно, не по-людски это, а у нас в кафешке у бармена Лечо - голяк полный, и у Шахыма в нижнем баре Чегета тоже, и в Иткольском подвале шаром покати, продайте, Христа ради, пару пузырей!
Ну что делать... Вышли на двор, вот в этот самый пейзаж
... вышли, глянули в небо, и узрели там путеводную звезду Улугбека, и свет ее неугасимый донес до нас смысл очередного сакрального знания - все люди братья, все бабы сестры! - и вручили мы туристу запрошенные им пузыри, никаких денег взамен не взяв.
Терскол - город маленький, тут слух быстро, как лесной пожар разлетается, и потянулись к нам в сарайчик скорбящие туристы, чуть не пол ночи тянулись, разнося потихоньку нашу хрустальную гору, но наутро прошел слух, что Алеша Байдаев опасными горными тропами котрабандистов притаранил в поселок грузовик водки, и все в Терсколе вернулось на привычные круги своя, и все стали скорбеть и печалиться, как положено, и печаль наша была светла.
Продолжение (пьянки) следует. Завтра поутру и начнем
