Казалось, самое страшное позади…

Прошлый сезон уже завершился, чего к сожалению о 2020 годе сказать нельзя.  И, пока разрешают контакты по сети (кто ж знает, что будет в 21), хочется зафиксировать впечатления.  И распечатать, кстати. Потому как отсутствие интернета, а потом и электричества, уже не кажутся фантасмагорией. А растапливать буржуйку чем-то надо.

Старший сын удивляет меня часто. Точнее так, должен бы удивлять, но я немного привык. Так, после окончания вуза и появления в доме для знакомства особ женского пола, мы с женой начали намекать, что, в общем, пора образовывать зародыш ячейки общества. И валить нафиг из комнаты - я там давно собирался обустроить место хранения спиртного и спортзал.

Сын поступил неожиданно. Купил змею (большую), поселил ее с собой, на вопрос о степени ее ядовитости загадочно улыбался. Кормит мышами. Мыши лежат рядом с пельменями в морозилке и внешне схожи. Пельменями я иногда закусываю, уже после того как выпил, поэтому мне кажется, что гастрономический шок близок.

Затем отпрыск сказал, что будет получать второе высшее образование. По психологии. А первое было по схемотехнике. Как вяжется электроника с фрейдом фиг его знает, но в числе прочего сын сказал, что Альпы ему опостылили и он хочет здорового брутального отдыха. И нашел группу  из настоящих горнолыжников, которые едут в Шерегеш. Условия будут спартанские, душ на улице и ежедневные треккинги. Я бы может не поехал, но добила меня фонетика. Шерегеш в Таштагольском районе. Рядом Чугунаш. Саракташ. Массаракш. Я не смог устоять и вопрос о поездке в конце ноября был решен.

Где-то в неизвестном месте живет омерзительный человек. Может ему страшно и больно за сделанное когда-то, может он, наоборот, глумливо хихикает, наблюдая за страданиями подопытных, не знаю. Когда-то, очевидно в психоделическом кураже, этот человек изобрел ночные рейсы из Москвы в Сибирь. И обратно. Кажется удобным, но меня добивает путь как туда, так и обратно. “Этих восьми часов не было” – День Радио.

Только что было десять вечера в Москве, и вот я уже в пять утра в Новокузнецке. В Москве было +5 , а в Новокузнецке -28. Однажды моя дочь встревоженно сообщила маме – “там папа упал… Всем папой об склон. И лежит… “ Сейчас я всем папой ударился об Новокузнецк, но лежать мне не дали. Выдали багаж  и погрузили в микроавтобус.

Группа горнолыжников. С опытом. Фрирайдеры и спортсмены.

У группы должен быть вождь. Нет, ВОЖДЬ. Который поведет нас дропать со скал, водить по кулуарам и учить правильно ангулировать. В жизни вождь, пока мы ехали в автобусе, ответил на мои нехитрые вопросы по Шерегешу. Такси 150 р в любой конец, но обратно со склона мы будем ехать на лыжах. Магазин рядом есть, но маленький.  Скипасс на все подъемники есть. Так редко в жизни бывает, когда получаешь 100 % неверной информации. Неправдой оказалось все. Но я тогда этого не знал, и насторожился , только когда выяснилось, что мы не знаем где гостиница. Ни гугл, ни яндекс искомый адрес не отображали. Полчаса мы странствовали среди сугробов , потом встали.

“Миша, а что ты делаешь?” – заинтересовался я, остальная группа, блаженно похрапывая, спала. “Сети нет “, - грустно сказал Михаил.” “Ждет когда построят базовую станцию, - мысли плавали в морозном шерегешском тумане – А самолет через неделю. Точно не успеют”.  Наконец водителя все это в конец  достало и уверенным движением руля он, с моей точки зрения сознательно, загнал машину в сугроб по самые автобусные тестикулы. Глубоко в общем.

Тринадцать человек выбрались из автобуса и оценили поле деятельности. Я голосовал за трактор, понимая, что пока его будут искать, можно подремать в автобусе. Но большинство сказало – “в раскачку” и разбившись на две группы сначала попытались, прикладывая периодические усилия на сжатие, сделать автобус покороче. От этого хотя бы не было никакого вреда, но потом, объединив усилия, мы загнали автобус в сугроб, по моим понятиям, совсем уже до весны. Откуда-то принесли лопату. Начали окапываться. Подъехал лексус с московскими номерами, которому переезд мы перекрыли наглухо. Водила внезапно вывел автобус  из сугроба, пропустил лексус и загнал автобус обратно. “Это заговор, - с некоторым облегчениям понял я - Заговор против меня и… Хотя где та Франция…“. Но все в жизни кончается. Микроавтобус окопали со всех сторон, пришел встревоженный владелец гостиницы и заселил нас.

Стоя под душем я физически ощущал разницу температур между +25 внутри и – 30 снаружи. Наружу не хотелось. Хотелось под одеялко, сосу с коньяком и спатеньки. Пнув сынулю я облачился и мы пошли вниз. Отдыхать.

Работала только одна креселка с местным названием “Сатана”. Как мне объяснили работала она всегда, независимо от погоды. Вроде как ее владелец, местный депутат, который просто придя на гору, велел построить эту  штуку и нажать кнопку пуск. Кнопка стоп в комплект поставки не входила. Обширный канатчик, замотанный как француз под смоленском, проводил нас веселым взглядом.

Причина веселья обнаружилась после середины подъема. Подул ветер. Нет, ВЕТЕР! Сильный!  Выяснилось, что современная снаряга в принципе работает, надо только ее грамотно сочленять. Основные проблемы были у соединения маски и очков. К концу дня получились две красивые полоски как у рембо, только белые. Спуститься удалось три раза. После третьего мы не сговариваясь ввалились в кафе и я начал как таблетки глотать глинтвейны. После пятого немного потеплело и мы отправились отогреваться в дом.

Группа горных рейнжеров оказалась весьма разнородной. Часть вставала в семь и сайгачила на первый подъем. Иные люди, по их словам особенно искушенные в катании, выходили попозже и практиковали известную мне еще со студенческих времен развлекуху. А именно рандомный член коллектива вечером приобретал бутылку объемом примерно 1 литр. На бутылке было написано слово “коньяк”. Утверждалось, что из местных сортов. Слово виноград нигде не фигурировало. Я ни разу не пробовал, потому как в жизни трусоват. Бутылка приобреталась с целью вывоза в европейскую часть России для приобщения оседлого населения к многовековым традициям самогоноприготовления сибирского элитного алкоголя. Вечер начинался с пива. Примерно на втором литре на тело фрирайдера всем приходила в голову светлая мысль, что везти на материк неопробованный напиток глупо, смешно и просто опасно. Бутылка смаковалась до дна. На следующий вечер возникал спор так ли сильны нотки дуба в послевкусии. Приходилось починать новую бутылку и следующий сосуд с амброзией исчезал в чревах экстрималов. Остановило этот процесс только начало регистрации на рейс.

На следующий день на улице стало комфортно (-15) и мы принялись обкатывать окрестности. Собрали коллекцию скипасов. Четыре.

Собрали коллекцию впечатлений. Их было сильно больше. Казалось, что сквозь отремонтрованный фасад прогладывает – не совок, нет, а чисто пацанские 90-е. Хаотичная застройка, отсутствие нормальных пешеходных зон, периодический бардак на турникетах, постоянно звучащие объявления со столбов подъемника о мошенничествах на авито, бумажные объявления о возможной краже лыж в кафешках… При этом новые подъемники, приличные кафе, работоспособная рента. Довершала работу по разрушению когнитивных способностей мозга картина зоны строгого режима и гигантский небоскреб копера шахты с красными фонарями на крыше. Уходили мы поздно, к пяти совсем смеркалось, и с горы вечерний пейзаж в последних отблесках отраженного солнечного света напоминал одновременно лубочные картины русских деревень и постапокалиптичные иллюстрации фантазийных романов.

Место для катания очень хорошее, даже с учетом того, что фрирайд я не люблю. С моей массой паудер меня удержит только на двух паралельных сноубордах. Но и отратраченная часть в Шерегеше на твердую четверку. Веселая поездка на крест, когда свара между снегоходчиками чуть не переросла в поножовщину. Нравы простые, раньше добывали дичь, теперь туриста. Турист из Москвы считается деликатесным, ибо как правило в жизни не пуган, а  в Сибири в состоянии рауш, слегка хмелен и с деньгами.

На третий день мы уже знали что такое Хлебница, Лоб, Крест и выкатывались полный день. На соседнем склоне доделавали еще креселку - место явно растет и развивается.

Я искренне желаю местным удачи. С удовольствием приеду еще. Несколько смутила позиция местного спасателя, (ехали с ним на подъемнике), который по его словам работал там чуть ли не с 90-х. Но мое меланхоличное перечисление мер, по повышению привлекательности курорта, он весело засмеялся и радостно сказал – “Да ты чо. У нас в марте очереди на подъемник двести метров” и радостно представил развернутый бизнес план развития горнолыжнего кластера: “Нехер подъемники строить, надо цены повышать”. На мое робкое замечание, что цены у них уже близки к европейским, последовала ванговская фраза: “В Европе одни п@доры, никто к ним не поедет”. Пока мы поднимались, где-то в Ухане какой-то адепт разнообразного питания с раскосыми глазами уже приступил к самым лакомым кусочкам летучей мыши. Вследствие этого малозначимого на первый взгляд события, нецензурщина шерегешского спасателя стала явью. Менее всего меня интересуют сексуальные пристрастия альпийских канатчиков, но в этом сезоне мы действительно к ним не поедем.

Однако, пишу я про сезон прошлый, и еще до заказа Шерегеша надо было бронировать Альпы. Обычно я это делаю в мае, но летом 19 случились ОГЭ у младшего, поступление у дочери, особенно изощренные идеи у старшего. В общем, когда подрассосалось и я написал в Бормио для заказа нашего любимого шестиместного номера выяснилось, что он есть только под конец марта. Что-то мне подсказало, что не надо. Порывшись в инете, я со вздохом пошел в турбюро, которое дешево и качественно отправляло нас на моря. Получился вариант Ливиньо, 1 км от подъемника, номер небольшой. Нет смысла наверное описывать сие знатное местечко, длинное, колоритное, пропахшее насквозь труссардями и баккардями, оно несомненно является более чем достойным курортом. Супермаркет мы нашли на второй день, ибо то, что гугл упорно называл супермаркетом, предлагал с моей точки зрения скудноватый ассортимент - нажраться, закурить и облиться сверху одеколоном. Ну и закусить шоколадкой. Специфично, в общем.

Чем это место нам запомнится навсегда, так это автобусами. Карта вменяемая, остановки чудесные, есть расписание, никаких засад мы не ожидали. Первый день до подъемника дошли пешком, размялись. Обратно мы бодрые и радостные шли на остановку. Как раз подходил автобус. Мы не то, чтобы не успевали, но двадцать метров преодолели бегом. За два метра до задней двери автобуса, водитель закрыл заднюю дверь. “Это, верно, у них принято заходить через переднюю. Не чета нашей московской деревне, правила, мля”, - подумал я, подбегая к средней. Точно закрыл. Швейцария же почти. Ордунг. За метр до финиша водитель закрыл переднюю дверь и меланхолично тронулся.

Это был первый день, мы еще не устали и Ливиньо нам еще не обрыдло, и солнце светило ярко и озорно, и в номере был сыр, душ, вино и кровать. Поэтому надо отдать должное моему семейству, мы дружно хохотали, вызывая сочувственные улыбки иностранцев рядом. Совсем в истерике я зашелся, когда выяснилось, что ушедший автобус был другого маршрута и увез бы нас вниз, в город, куда нам совсем было не надо.

Собственно смеялись мы последний раз. Уже через несколько дней, когда мы с сумками из супермаркетов подбежали и перед нами захлопнули дверь, несмотря на все наши образования, культурность и рафинированность мы довольно таки синхронно освободили по одной руке от сумок и продемонстрировали водителю в зеркало известную фигуру из некоторого количества пальцев.

Продолжалось это постоянно. Автобусы никогда (то есть вообще никогда) не приходили по расписанию и постоянно хулиганили с пассажирами. После посещения термального комплекса (имхо, сам комплекс на троечку и совсем уж на отшибе), когда мы стояли на остановке, автобус просто проехал мимо нас, при этом водитель дружески похлопал себя по запястью, продемонстрировав этим, вероятно, что у него встреча деловая и спешит он чрезвычайно.  

Активное сопротивление данной итальянской забастовке мы видели только один раз. Верно это была местная, итальянка - точно. После того, как перед ней закрыли дверь, она со всей дури начала колотить по ней кулаками. Водитель офигел и дверь открыл. Мне бы очень хотелось бы узнать перевод того, что мы услышали из уст этой милой дамы. Цензурного там скорей всего было мало, речь не прекращалась до нашего выхода, водитель спрятался за руль и что то шептал жалостливо. Апофеозом шоу водителей трудной судьбы была совсем уж театральная зарисовка, от которой даже нам стало несколько неудобно.

Мизансцена – два автобуса стоят рядом, в одном устроилось мое семейство, к открытой двери подходят пожилые дамы эфемерной наружности, не в шубах - что вы, моветон, несчастные песцы и норки остались живы, но в общем стоимость одетого явно превышала наш горнолыжный бюджет года за три. И выясняют у нашего  водителя куда же им ехать. Водитель советуется с коллегой, вся группа оживленно общается через открытые двери. Но вот маршрут построен, дамам надо в другой автобус. Счастливые они степенно идут к нему. Тот автобус закрывает двери и уезжает. Тогда дамы поворачиваются к нашему автобусу. Раньше я думал, что глаза как блюдца - это метафора. Но нет, это просто сравнительное описание геометрии зрачка офигевших от неспровоцированного хамства фемин. Наш водитель  с выражением лица “нет времени объяснять” закрыл дверь и уехал. И таких сцен мы наблюдали немало, потому как ливиньские водители явно образовали секту - собираются группами, поют красивые песни и не любят туристов. Сообща. А так вообще все было положительно, пару дней погода покуражилась, пару дней покашляли в общем на четверочку.

Когда я пишу эти строки, в ноябре 20-го, кажется, что самое страшное уже позади. 15 февраля при въезде в Италию слово короновирус ассоциировалось исключительно с Китаем - в Италии про маски ничего не слышали и целовали китайцев нежно (это не преувеличение, ведь у них был в ходу хэштег “обними китайца”). 28 при отъезде в Ливиньо было открыто ВСЕ. А 15 марта уже ВСЕ было закрыто. 29 февраля 2020, пополудни приехав в Мальпенсу я думал, что впереди у меня три месяца суровых трудовых будней со школами, работой, командировками и прочей постылой рутиной,  Как же не ценили мы все это! 29 февраля в 23-00 мы прилетели в Шереметьево, где нас принялись катать между терминалами от С к Ф и обратно.

Выяснилось , что с первого марта все итальянские рейсы должны идти через терминал Ф с китайцами и две недели сидеть дома. Но первое марта еще не наступило. Нам выдали анкеты, где мы прописали где живем и работаем и почему-то впихнули в терминал Д.

Очередь к погранконтролю чем-то напоминала кассу Пятерочки, потому как истеричные крики “Галя, что с ними делать, опять из Италии?” повторялись часто, но разумных ответов не находили, в результате мы потихоньку подошли к стойкам, где все мое семейство пропустили, а дочь почему то зависла, вызвав на себя аж трех погранцов. До меня доносилось – из Италии, уже почти 12, надо изолировать… Я как-то напрягся, но в конце-концов главная пограничница махнула печатью и мы оказались на Родине. Держа анкеты наперевес, как белые флаги, мы получили багаж и вышли в город. Никому мы не нужны были нафиг. Пока… Казалось, все самое страшное уже позади.

В воскресенье с утра я уже был на работе, во вторник поехал в Питер на весь день на несколько встреч. Слово короновирус звучало в новостях все чаще, но никаких карантинов и самоизоляций еще на горизонте не было. Близилось 8 марта. Перецеловав всю женскую часть во всех цехах, я узнал о рекомендации (рекомендации, мля) всем, кто вернулся из Италии сидеть две недели дома. Потом нам позвонили, и поинтересовались были ли мы в Италии.

Я не люблю такие вопросы. Какая им разница Италия или плато Путорана? Но спрашивали настойчиво, а когда номер нашего рейса прозвучал в новостях, я понял, что надо сдаваться.

Позвонив на указанный номер я вызвал живой интерес у своего визави: “Так, сейчас к вам срочно выезжают наши специалисты, из дома не выходить, в дом никого не пускать”.  Несколько ошарашенный подобным подходом я продиктовал адрес. Так вы в области живете? Интерес на другом конце провода угас. Тогда мы передаем данные в Подмосковье. Эпоха феодализма в известной мере продолжается.

Еще через час тот же человек позвонил и сказал, что в Подмосковье тестов нет, врачей нет, машин нет. Планета Шелезяка, в общем. "Мы сами к вам приедем", - радостно сообщил собеседник. Не сказать, что гостеприимно, но мы встретили двух молодцев почему-то из медицины катастроф. Сами без масок и перчаток (март 20-го), радостно гогоча они взяли у нас мазки и поинтересовались самочувствием. Недомогал только парень дочери, который в горах не был, а приехал из Москвы, где они с дочкой и живут вместе. 

Нехорошо обрадовавшись медицина катастроф предложила немедленную госпитализацию.  Мозг у меня уже с изрядным пробегом, и я прямо почувствовал, как какие то шестерни в черепе встали клином. "Зачем же его-то", - изумился я.- он же в Италии не сном не духом". “Так он же болеет”, – железобетонная логика врачей. - Температура у него”.  Температура у Кирюши была 36.8, это для настоящего мужчины испытание тяжкое, но он держался. Сообща мы мальчика отбили, долго подписывали отказ от госпитализации, вообще подписали неимоверное количество бумаг.

“Когда же будет готов приговор?”- спросил я у погрустневших без жертвы эскулапов. “Если завтра проснетесь в своей постели, то значит у вас все хорошо, - несколько двусмысленно пояснил один из лекарей. - Но из дому можете выходить только через 4 дня“. Логики я здесь уже не искал, в голове возникли картины возможных последствий, если вирус у меня подтвердят.  

Зеленоград, вероятно, сожгут, наш поселок засыпят дустом. Институт Гельмгольца, как место работы супруги снесут, построят элитное жилье. Надо что-то делать – понял я. Сделал я единственно разумную вещь - надербанился в труху.  Ночью я мог быть в борделе, морге, музее или на космодроме - я не помнил ничего. Утром туманный мартовский  рассвет мягко вливался в окно моей комнаты и сообщал, что вируса во мне не нашли.  Казалось все самое страшное позади. Я простонал классическое: “Катя,  Катюша, рассолу”. Но супруга не вняла и начала стыдить за пьянство бранными словами.

Потом были дни карантина, еще без Собянина в телефоне и QR-кодов.

В последние часы изоляции я сходил в супермаркет и изрядно опустошил алкогольный отдел.  15 марта я был чист, о короновирусе напоминала только головная боль. После была эпопея с супругой, которую аки прокаженную не пускали на рабочее место. Заведующая предлагала  идти в холерные бараки и чумные палаты. Там людям все равно уже, а она человека из северной Италии и близко к пациентам не подпустит. В один момент место помпезного гламура превратилось в гнойную язву на теле цивилизации. В конце концов пришлось брать отпуск.

И казалось, что самое страшное уже позади, но в конце марта обсуждая рабочие проблемы я общался с коллегой из соседней фирмы. Из прочих интересностей он рассказал, как выбирался из Швейцарии. Недавно. Через Польшу на перекладных. Потом коллега куда-то пропал, а через неделю после беседы я простудился. Вся семья присоединилась, биоценоз у нас общий.

Осознание масштаба катастрофы произошло, когда я очистил зубчик чеснока. Он не пах. Вообще. Тест моими носками по жене все подтвердил. Ей как раз позвонили и предложили выйти на работу. Все в этой жизни происходит вовремя. Я помню, что первая мысль, когда я осознал произошедшее, почему то состояла в том, что я не смогу казнить кота, если он где набезобразничает. Потом я вспомнил, что работе фирмы придет трындец, а было и так уже плохо. И наконец любые явства для меня будут как вареная резина. Без запахов. В общем, вышедши из зоны комфорта, я нарисовался таким себе толстым, алчным и жадным котофобом. Причем мысль о собственном состоянии почему-то не мелькнула.  А через несколько дней мне стало совсем худо, в три часа ночи наблюдая, пардон за натурализм, алые сгустки в раковине и хватая воздух ртом , я набрал скорую.

Усталый голос выслушав меня, пообещал карету. Последним усилием проглотив две таблетки парацетамола я провалился в забытье. Утром выяснилось, что кроме неотложки, суровая дама с косой, тоже в запарке, до меня не добралась. И если её визит рано или поздно произойдет, то со скорой есть сомнения. Хотя, в случае необходимости можно не заморачивать себя звонком. Я же уже вызвал. И когда надо приедет.

Весенний трэш на этом не завершился. Когда мы с супругой, немного придя в себя (дети кстати переболели как легкой простудой), зомбиобразно начали осваивать окрестности и ежедневно гулять в лесу до озера, я ухитрился подцепить клеща. Он был весенний и непрочный. Часть его осталась во мне, а другая потерялась. Дышать мне еще было тяжеловато, пришлось вспомнить про сердечные таблетки, и на клеща я решил забить. Супруге пояснил, что судя по течению 20 года смерть от энцефалита это слишком просто.  

А её снова не пускали на работу. Больничный ей выписали дистанционно. Чтобы закрыть больничный, надо было сдать тест на короновирус. Но тест не брали, потому что первоначальный диагноз был ОРВИ. Заведующая начала подозревать мою супругу в изощренном издевательстве с целью порушения ее нервной системы. Без теста на работу не пускали и обещали поставить прогул. Уволить или пристрелить – что в сем кнут, а что пряник неясно. Круг замкнулся. В конечном итоге больничный закрыли, но с исходным диагнозом – ОРВИ, так что в статистику заболевших мы не попали.

Про прошлый сезон все.  Сочи  ждет нас в феврале. Тетенька наша любимая в Бормио нас ждет тоже, но переходить румынскую границу с бранзулеткой я пока не готов.

Очень надеюсь, что наконец-то смогу подробно описать Красную поляну, потому как был там первый раз еще в 2000-ом, был в 14-ом сразу после Олимпиады, а всю обширную и, в общем, доброжелательную гамму чувств передать не пришлось.

И кажется, что все самое страшное позади, только глумливый голос тихо напевает у меня в голове слепаковское – “это был тяжелый год…”