Хитрый Гений

Говард Хэд был одним из величайших мошенников мира. Мухлюющим, изменяющим реальность в соответствии с собственными нуждами. Он играл в хитрые игры с судьбой, и в его рукаве всегда был надежно припрятан джокер и пара тузов. Его можно было бы назвать везунчиком, если бы не одно НО: судьба-то играла с ним в шашки.

 

Шесть тысяч долларов — это немало. Особенно, если учесть, что на дворе послевоенный сорок седьмой, а ты неделю назад выиграл эту умопомрачительную сумму в покер и она отчаянно жжет тебе карман. Говард Хэд собирался гульнуть на всю сумму на известном горнолыжном курорте в Стоу, Вермонт.  Ему было 32, он был русоволос и широкоплеч, в его дорожном  кофре лежал новенький спортивный костюм, и он собирался показать всем настоящий класс.

Раз за разом он забирался на вершину горы и тяжелым кулем   катился   вниз.  Все шло совсем, совсем не так, как представлялось в фантазиях молодого инженера.
«Я был унижен и преисполнен отвращения к тому, как плохо я катаюсь на лыжах. Что характерно, я был склонен свалить всю вину на эти длинные, неуклюжие деревянные лыжи. По пути домой я поймал себя на том, что хвастаюсь перед военным офицером, сидящим рядом, что могу сделать лыжи намного лучше деревянных. «Ведь если бы дерево было таким хорошим материалом, - говорил ему я, - то самолеты до сих пор делали бы из дерева!» Офицер недоверчиво хмыкал и весело поглядывал на собеседника.

Писатель

Его можно было понять. Доверять человеку с такой биографией, как у Говарда Хэда, было бы настоящим безумием. Типичный «золотой мальчик», Хэд родился 31 июля 1914 года в семье дантиста с обширной частной практикой. Его старшая сестра была довольно известной писательницей. По ее стопам Говард поступил на литературный факультет Гарварда. На курсе  не было студента прилежнее и упорнее его, не было студента, который бы думал о книгах 24 часа в сутки и писал бы на каждом клочке, попадающемся ему под руку! И не было студента, из-под руки которого выходили бы настолько ужасные вещи.

В конце первого курса начинающего писателя вызвали к декану и посоветовали бросить это бесперспективное занятие – он считался худшим студентом всего потока. Толи из жалости, то ли благодаря протекции отца (кто осмелится спорить с дантистом?!), юношу перевели на технический факультет. Он закончил его в 36-м с отличием и горькой обидой.

Получив пахнущие типографской краской корочки, Говард тут же бросился на штурм вершин, которые помогли бы ему приблизиться к литературной мечте. Его карьера в издательстве выглядела так: выпускающий редактор-репортер-стенографист. А потом его и вовсе попросили освободить занимаемое кресло.

Впоследствии его еще дважды увольняли с должности редактора новостных агентств и один раз – с должности репортера. В течение трех лет отчаянных попыток он получал не больше двадцати долларов в неделю (правда положение некоторым образом спасал покер, в котором Говард был на редкость удачлив). В 1939 году двадцатипятилетний Хэд решил пройти тест на определение писательского потенциала – он никак не мог поверить, что причина всех его неудач именно в нем, а не в дурном, ни черта не понимающем в настоящих талантах редакционном начальстве. И – «крайне рассердился, когда обнаружилось, что он обладает самым низким уровнем литературных способностей из всех, кто когда-либо проходил этот тест».

Инженер

Европу сотрясала Вторая мировая, и Хэду, как и многим другим, пришла повестка.
- Ну что, вы гордитесь собой? Готовы послужить во имя Соединенных Штатов? – пожилой врач военкомата потрепал Говарда по крепкому плечу.
- Нет, сэр. Я трус, сэр, - отрапортовал тот.
Очки у доктора вмиг запотели.
- Вряд ли такие офицеры нужны нашей стране. Надеюсь, в тылу от вас будет хоть какая-то польза.
И черкнул в карточке – «ограниченно годен».

Таким образом Говард остался дома, проработав всю войну инженером бюро авиастроительной компании «Глен Мартин Эйркрафт Компани», Балтимор.
Военные самолеты, самые современные разработки и новые технологии. Революционные материалы и аэродинамические лопасти моторов. Несмотря на явное отвращение к службе, Хэд был отличным инженером и внес в конструкцию самолетов, на которых воевали его более смелые соотечественники, немало усовершенствований. Впрочем, особенной гордости  он не испытывал: работа как работа. Вот если бы написать настоящий бестселлер… Или лихо скатиться с горы под восхищенные взгляды юных леди.

Попытки

Дурацкий дорожный спор с незнакомым офицером, позор от неумелого катания… Целых полгода Хэд обдумывал засевшую в голову идею, рисуя многочисленные эскизы новых лыж.

Традиционные деревянные были слишком длинными и неповоротливыми – об этом изобретателю слишком хорошо напоминали многочисленные синяки. Еще в продаже встречались алюминиевые и стальные лыжи, которые были гораздо прочнее деревянных, и скользили намного быстрее. Но во время катания снег прилипал к железной поверхности, на жестком снегу лыжи сильно вибрировали, а при малейшем ударе скручивались в бараний рог. Профессиональные лыжники называли эти железные конструкции «консервными банками».

Хэд собирался сделать лыжи по технологии «металлического сэндвича» - алюминий, пластиковые соты и снова алюминий, - которая применялась в авиационной промышленности. После работы он с тремя заводскими механиками шел в арендованную электромастерскую и упорно пытался склеить эти три слоя, которые почему-то никак не хотели клеиться правильным образом.

Изобретатель был уверен, что к следующей зиме он сможет показать класс на своих новых лыжах совершенной конструкции. К зиме у него не было готово ничего. Второго января сорок восьмого года Хэд уволился из своего конструкторского бюро, чтобы полностью посвятить себя изобретению лыж. Ему казалось, что стоит еще чуть-чуть поднажать – и все получится. Впоследствии он говорил: «Если бы я знал, что мне потребуется четыре года и больше сорока прототипов, я бы бросил это дело, не начиная. Но, к счастью, мы с «коллегами» каждый раз думали, что следующий вариант будет удачным».

К концу сезона Хэду все же удалось сделать шесть пар тестовых лыж и привести их в уже знакомый ему Стоув для испытаний. Первая лыжа сломалась прямо в руках одного из инструкторов, когда он решил попробовать её на изгиб. Следующие образцы развалились на куски прямо на ногах испытателей во время катания. В течение часа со всеми лыжами было покончено. Это была катастрофа: «Каждый раз, когда одна из них ломалась, ломалось что-то и во мне», - вспоминал Хед.

Следующие его лыжи были алюминиевыми снаружи и с сосновой сердцевиной для крепости. Они осень красиво переливались на солнце. После прошлогоднего позора Хэд не нашел в себе сил снова поехать в Стоув и отправился на горнолыжный курорт Аспен. Его новую модель тестировал инструктор Стив Нолтон. Лыжи летели по склону просто прекрасно! Пока не наехали на кусок льда. Нолтон мгновенно потерял управление, завертелся, упал, поднялся и, хромая, пошел вниз по склону к изнывающему от нетерпения изобретателю.

–  Можешь привернуть свои лыжи к стене в туалете, - сказал он, - когда мужики будут бриться, они смогут смотреть в них как в зеркало. Больше они ни на что не годятся!

Хэд снова вернулся в свою балтиморскую мастерскую, сказал рабочим, что лыжи «в общем-то понравились, и осталось внести буквально пару технических нюансов» и раздал механикам расписки «я вам должен» - от накопленных шести тысяч остались только воспоминания и блестящие обломки.

Наконец

В течение следующих двух лет Хэд сделал около сорока прототипов. И, наконец, весной 1951 года он сделал алюминиевые лыжи с фанерным сердечником для прочности, пластиковой ходовой поверхностью для легкого скольжения , и высокоуглеродистой стальной окантовкой, которая врезалась в снег на поворотах и позволяла быстро маневрировать.

Во всяком случае, Хэд очень на это надеялся. Он уже полтора года не платил рабочим, а друзья при виде него переходили на другую сторону улицы: всем было известно, что этот фанатик тут же начнет просить в долг и не отдаст. Ждать зимы не было никакой возможности. Изобретатель поехал в штат Нью-Хэмпшир, в ущелье Такерман. По слухам, там еще оставался снег. Инструктор Клиф Тэйлор поднялся с лыжами на самый верх ущелья. Говард Хэд смотрел на маленькую фигуру вверху и понимал, что все его будущее – там, на горе. Следующей попытки у него не было.

На огромной скорости Тэйлор пролетел мимо замершего Хэда, красуясь, франтовато затормозил, снял маску и громко заорал:
–  Поздравляю, псих! У тебя все же получилось!

Бизнес

Первая партия из 300 пар лыж, собранная в той же мастерской, называлась Head Standard и продавалась по баснословной цене – по 85 долларов за пару, в то время как дорогие деревянные стоили 45 долларов. Изобретатель разъезжал со своими лыжами по горным склонам, просил инструкторов прилюдно тестировать его продукцию и тут же продавал новинку заинтересованным гражданам. Он продал всю партию. Пусть в минус (гаражное ручное производство было все же крайне дорого), пусть после долгих уговоров и с помощью того же таланта, который помогал ему выигрывать в покер… Но ведь продал же! Следующий год – 1100 пар. И он смог, раздав долги, выйти в ноль. Через год – первая прибыль 1200 долларов.

К 1968 году именно лыжи Head были на ногах тройки призеров на Кубке Мира. Эти мощные, черные лыжи с целым годом гарантии (какой ненормальный даст гарантию на горные лыжи, которые, как известно, все время ломаются?!) позволяли даже новичкам склона чувствовать себя уверенно: количество американцев, увлеченных горными лыжами, возросло в 400 раз – до четырех миллионов человек. Горные лыжи перестали быть спортом для избранных и превратились в массовое развлечение для модных и успешных. На них встали также и женщины, которые раньше не справлялись с неподъемным деревом.

Дальнейшая история компании Head – это история завоеваний. В 1969 году Хэд был самым крупным мировым производителем лыж, продавая по 300 тыс. пар в год. Тогда же пятидесятилетний миллионер продал свою компанию авиастроительному предприятию за 16 млн. долларов и решил удалиться на покой.

После склонов

«На покое» Хэд пытался научиться играть в теннис. Играл он так плохо, инструктор ретировался, посоветовав ему купить специальную тренировочную машину для подавания мячей. Знаменитый инженер заказал себе лучшую и остался разочарован. Пришлось разобрать и собрать заново. А чобы хорошая задумка не пропадала зря, изобретатель позвонил компании-производителю и выгодно продал им технологию усовершенствований.

Однако даже самая лучшая машина и самые известные инструкторы не смогли научить Хэда хорошо играть в теннис. «Эти ужасные тяжелые мелкие тенистые ракетки, - возмущался он, - ими невозможно попасть по мячу! В то время, как Армстронг разгуливает по луне, мне приходится играть в теннис какой-то мухобойкой!»

После года размышлений и тестов он изобрел современную теннисную ракетку – большую, алюминиевую, на толстой короткой ручке. Теперь и теннис изменился навсегда. Совершенно другие скорости, новые правила игры и несколько лишних миллионов в карман мистера Хэда… Впрочем, был единственный человек в мире, технику которого не улучшило революционное изобретение, - Горвард Хэд собственной персоной. Разочаровавшись в этом виде спорта, в 1982 году он продал свою теннисную компанию за 62 миллиона.

Постоянный поиск совершенства стоил изобретателю трех браков. Остановился он только под конец жизни на четвертой, усовершенствованной версии – Марте Фрицлен, которая любила горные лыжи не меньше самого Хэда.

«Люди часто ходят кругами, пытаясь изобрести что-то новое, - говорил Хэд, - но ведь цели достигает только тот человек, который решить конкретную проблему, а не просто «изобрести чего-нибудь!» Кажется, что под конец жизни он все же смирился с тем, что бог дал ему только один, хоть и на редкость щедрый талант.

Автор: Даша Дашина