Мальчик и Крокодил
(игры разума)
«…пустопорожнее устройство крокодила совершенно
согласно с естественными науками. Ибо, положим
например, тебе дано устроить нового крокодила —
тебе, естественно, представляется вопрос: какое
основное свойство крокодилово?согласно с естественными науками. Ибо, положим
например, тебе дано устроить нового крокодила —
тебе, естественно, представляется вопрос: какое
Ответ ясен: глотать людей»
Ф. М. Достоевский
1
Маленький мальчик сидел на горшке перед телевизором. Мальчик, горшок и телевизор на тонких деревянных ножках жили в проходной комнате типовой малогабаритной московской квартиры. Горшок был эмалированный, со сколотым краем, холодным обручем он впивался в розовую попу малыша. Но сейчас это не имело никакого значения и даже не доставляло дискомфорта: на черно-белом экране маршировал Чебурашка, а на кресле рядом сидел Крокодил Гена, размахивая трубкой, и не сводил своих крокодильих глаз с ушастого друга. Многие события в жизни происходят не вовремя, вот и сейчас приходится мириться с ненавистным горшком, чтобы не пропустить того момента, когда Крокодил возьмет гармонь, медленно подняв взор к небу, и начнет играть. Телевизор отсвечивал таинственным светом ламп на слегка отстающие по швам от стены обои, в полумраке комнаты начиналось удивительное действо. Но вместо привычных аккордов в голове ребенка звучали рваные звуки из приоткрытой форточки: сквозняк надувал пузырем тюль и поскрипывал петлями. Так ребенок впервые услышал песню Ветра.
2
Весна на севере Сардинии выдалась очень холодной. Она совершенно была не похожа на итальянскую весну. Ночью хотелось съежиться даже под толстым одеялом, а когда налетал ветер с дождем, пластиковые стулья на террасе кружились по ней как осенние листья в парке.
Тучи пролетали со страшной скоростью низко над землей, сметая собой дождливую хмарь, и оставляли за собой синие колодцы, через которые на землю били снопы солнечного света.
Лучи ударяли в окна с такой силой, что хотелось заслонить лицо ладонью от вспышки золотых брызг. «Ну что, дует?» — обрывок фразы из навязчивой рекламы вертелся в голове. «Дует, дует», — шелестели пальмы, царапая небосклон когтистыми лапами листьев. Им вторили чайки, крича от ухабов и завихрений просоленных морем воздушных потоков, несущихся по проливам архипелага Ла-Маддалена и путающиеся в густых кронах несгибаемых пиний. В такую погоду впору мечтать о гидрике на меху и непромокаемой шапке-ушанке. А где-то неподалеку, прячась от большой волны в витиеватых изгибах береговой линии, проносились разноцветные треугольнички парусов.
«Кому волна — а кому мать родна»
Вновь рожденная фраза придала уверенности в том, что еще одним днем в активе водоплавающей жизни станет больше.
3
Что такое трение и скольжение, Мальчик узнал задолго до школьного курса физики. Рядом с домом была горка. Езда с нее на санках — это было «не круто», хотя подобная фраза в те времена еще не имела хождения в повседневном лексиконе. Но смысл и определяющий рейтинг крутизны был таковым: самое оно — это вниз, закрыв глаза на прибалтийском «поджопнике», который был вожделенной мечтой тысяч детей — яркий, скользкий, с длинной ручкой. Только на нем ощущался полный контакт облаченной в промокшие от раскисшего снега рейтузы задницы с бугристым рельефом склона. Он ехал дальше всех и быстрее всех. Те, кто не имел столь замечательного снаряжения, катались на чем попало. В ход шли заледенелые картонки, пользовались успехом куски старого цветастого линолеума, крашеной щепастой фанеры. Но интереснее всего была езда на всем этом стоя. Превозмогая страх неизбежного падения с последующим полетом и торможением красными замерзшими руками об шершавый грязный снег, чувствуя подкатывающийся к горлу солоноватый комок, от чего дыхание и пульс усиливались, он явно не спешил. Первые раскачивающиеся движения на верхней точке склона, для того, чтобы привести в движение примерзающую набухшую картонку, врезались в память с толчком в спину рыжего дебеловатого мальчика: «Катись, не создавай очередь!» Несколько бесконечных секунд скольжения с постоянно увеличивающейся скоростью, полет, все, на чем ты ехал, как бы выскакивает вперед из-под тебя, удар лицом о ледяную поверхность, первые доли секунды, до того как подкатит жгучая боль ссадин и будущих синяков. «Вот и чебурахнулся!» — пролетает цитата в голове, но ее прерывают несколько глухих ударов в спину ботинок слетевших следом катающихся мальчишек. А внутри, через боль, страх, обиду и радость от преодоления всего этого, уже звучит знакомая песня Крокодила Гены про извечный риторический вопрос: «Почему я веселый такой?», — только под незнакомую до этого гулкую ритмическую мелодию. Позднее он узнал в ней звуки регги.
4
Пляжи на Сардинии бывают двух типов: хорошие и очень хорошие. Километры песка различных цветов и структур: от белой пушистой пудры, воспетой в идиллических мечтах миллионов российских обывателей о райском отдыхе на островах, неожиданно материализовавшейся именно здесь — в Сардинской Галлюре, до крупнозернистого песка, больше похожего по строению на серую соль, с ржавыми полосами от содержащегося в нем глинозема, уходящего в подкрашенную синевой воду.
Он колет привыкшие к обуви ступни и совершенно не прилипает к мокрой коже. Каждый пляж имеет название, в местных лавочках продаются карты-раскладушки, где все они пронумерованы и систематизированы. Рядом с пляжем обычно нет построек и сооружений. Действующий закон запрещает строительство в береговой охраняемой зоне, поэтому даже кафешки и пункты проката снаряжения в большинстве своем — временно разворачиваемые объекты. В этой ситуации свобода выбора и вашего перемещения целиком и полностью зависят от автомобиля.
Несмотря на небольшую удаленность от культового места обитания развращенной деньгами налогоплательщиков знати — Порто-Черво, — среди которых немало и наших отечественных кровососов, побережье севернее Палау сохранило первозданную неухоженность разгульного раздолья. Там много воздуха и не застроенной земли, только шумные таборы серферов, кочующие вслед за ветром, распугивают тщедушных коз гружеными досками и парусами машинами. Поднимая клубы пыли, они пробираются по поросшим колючками косогорам поближе к воде. Путь им преграждают утомленные солнцем парковщики, но море уже рядом, оно светится как бы изнутри изумрудным светом, оно живое и с ним надо уметь найти общий язык.
5
В перестроечное время в его жизни появился Кавказ. Стоя на вспаханном склоне Чегета, продуваемым всеми ветрами, он увидел серую воду, выступающую из сжатой рантом ледяной крошки.
«Вода — это жидкая форма снега»
И по ней тоже можно кататься. Тогда еще не было мыслей о парусах, море представлялось местом праздного пустого времяпрепровождения. Эльбрус был Шамбалой, желание ездить в горы подкреплялось ночными подработками на мясокомбинате, в ходе которых был найден ответ на дурацкий вопрос: «Из чего же, из чего же, из чего же сделаны наши сосиски?» С доказанным практикой ответом в следующей строке: «Из бумажек, из промокашек… из какашек… и так далее…» Но деньги на авиабилет в Минводы зарабатывались. Вскоре ветер перемен повеял уже НАСТОЯЩЕЙ колбасой из кооперативных магазинов, способы подработки множились и стали заслонять собой Главный Кавказский Хребет. Через модули «ПАЛ-СЕКАМ» в нашу повседневность ворвались «Скалолаз» и «Чужие», а ранее привычное как-то быстро ушло, будто поскользнулось и поехало вниз по горке, смазанной «гуманитарным маслом», больше похожим на маргарин, по сорок два рубля за килограмм.
На фоне происходящего первым в его голове стал сдуваться Чебурашка. Сначала он налился мускулами и стал агрессивно смотреть в мир с принтов облезлых маек, сделанных из китайского нижнего белья, взял в руки калаш и воспринимался не иначе, как ЧЕ-бурашка, а в дальнейшем, встав под революционную символику, вообще, сократился до «ЧЕ».
Кооперативы, конверсия, друзья, закладывающие свои квартиры, уезжающие челночить в Турцию, рыночное движение, импорт-экспорт, таможенные декларации, бизнес, бизнес, бизнес… Внутри него рос и креп Крокодил. Он помогал собирать и перепродавать металлолом, вторгался в трансформаторные будки, делая на их месте ларьки, научился носить малиновый пиджак (спасибо, что до шляпы дело не дошло), переориентировался с водки на виски, иными словами, всячески заботился о своем месте обитания и роста. Сперва стукнул один кризис, затем другой, появилась возможность ездить в Европу, растаяла возможность ездить на Кавказ.
Кооперативы, конверсия, друзья, закладывающие свои квартиры, уезжающие челночить в Турцию, рыночное движение, импорт-экспорт, таможенные декларации, бизнес, бизнес, бизнес… Внутри него рос и креп Крокодил. Он помогал собирать и перепродавать металлолом, вторгался в трансформаторные будки, делая на их месте ларьки, научился носить малиновый пиджак (спасибо, что до шляпы дело не дошло), переориентировался с водки на виски, иными словами, всячески заботился о своем месте обитания и роста. Сперва стукнул один кризис, затем другой, появилась возможность ездить в Европу, растаяла возможность ездить на Кавказ.
Мир окончательно перевернулся вверх дном, когда он понял, что родные горы, места, облазанные вдоль и поперек, стали чужими, пустыми и холодными, а гостеприимный Кавказ превратился в армейский полигон. Но песня ветра не давала покоя.
Первый подъем паруса был как гвоздь, забитый в позвоночник, — резким и запоминающимся. И в один прекрасный день Крокодил перешел на английский, запев голосом Боба Марли.
Первый подъем паруса был как гвоздь, забитый в позвоночник, — резким и запоминающимся. И в один прекрасный день Крокодил перешел на английский, запев голосом Боба Марли.
6
На пляже было людно и шумно. Задолго до него в придорожной пыли стояли раскаленные на солнце машины. Многие из них были битыми и царапанными от регулярной плотной парковки везде, где ни попадя. На заднем стекле припаркованного вплотную Ситроена пальцем по грязи был нарисован смайлик. В нем отражалось солнце, от чего, казалось, он оживал и приходил в движение в восходящих потоках густого расплавленного воздуха. Порыв ветра обдал глаза песком, заставил приостановиться и стереть пот со лба. Чуть в стороне небо полосовали клочья цветных пятен — паруса кайтов. На сером дощатом помосте кипела жизнь.
Штабели досок, сверкающая на солнце слюда парусов, сохнущие на ветру шкурки гидриков. На крыше под пиратским флагом сидели дети, наблюдая, как на синем листе лагуны пишут пенные прописи треугольники парусов, двигаясь по разлинованной досками глади воды. Все находилось в удивительном движении: разноцветные паруса прорастали псилоцибиновыми грибами, казалось, прямо из моря навстречу солнцу, жгущемуся кислотой ультрафиолета.
Мир вокруг — оттенки синего. Белые кучерявые облака оставляют рваные синие узоры на поверхности залива, они переходят на берег, ползут зубцами маорийских узоров по загорелым телам серферов, приходят в движение на предплечьях и бицепсах, оставляют следы мощных лап на белом песке пляжа и бьют синькой в зрачки. «Что будете пить?» — спрашивает просоленный человек, стоящий за стойкой бара.
Лицо его спокойно, только дреды на сквозняке оживают хищными змеями. Все сегодня сошлось в одной точке: ритмы регги из динамиков, черный ломаный гребень тени крыши бара на белесых досках настила, вязанка острых кривых зубов на стене у кофе-машины — крокодил был рядом, крокодил был везде, крокодил был уже не в нем, именно в этот момент они поменялись местами.
********
328
Их встреча произошла в больнице. Крокодил сидел на противоположной серой не застеленной кушетке в помятом красном пиджаке, прислонившись спиной к выкрашенным в мерзкий казенный цвет стеклообоям. Рядом с ним лежала шляпа, за которой сидел на самом краю Чебурашка, нервно покачивая ногой. Они долго молчали, Крокодил продувал трубку, Чебурашка отстраненно рассматривал коричневый узор на скользком полу. Когда, наконец, из трубки надулся первый радужный мыльный пузырь, Чебурашка сказал со вздохом: «Знаешь, Гена, что-то мне совсем грустно», — и вновь задрыгал ногой. Крокодил смахнул с трубки остатки пены и обратился к подросшему Мальчику хрипловатым ливановским голосом: «Мы пришли попрощаться с тобой, — из коридора доносилось ритмичное шарканье, — Просто нам пора и мы не можем по-другому».
— Разве ты меня не съел? — удивился Мальчик.
— Неужели ты забыл, что я работаю в зоопарке крокодилом. Сейчас зоопарк — самое безопасное в городе место, там никто никого не ест. Это люди едят друг друга.
— И как я теперь? Это что все, конец? — сквозняк пробежал по телу Мальчика.
— Разве ты меня не съел? — удивился Мальчик.
— Неужели ты забыл, что я работаю в зоопарке крокодилом. Сейчас зоопарк — самое безопасное в городе место, там никто никого не ест. Это люди едят друг друга.
— И как я теперь? Это что все, конец? — сквозняк пробежал по телу Мальчика.
— Что ты, совершенно не так! — ухмыльнулся Крокодил. — Вот если бы ты в ТЕ времена в Чебоксарах поел бы чебуреков, ты бы узнал, что такое конец, месяц лежа в коридоре местной больницы. Не грусти, у тебя еще многое впереди! — молвил Гена, посмотрев с поволокой на моргающий потолочный светильник.
— Разве ты был туристом? Купался в лесных речках? Ведь ты еще не пробовал собирать грибы в Подмосковье! — оживился Крокодил.
— И ягоды! — с энтузиазмом подхватил Чебурашка.
— Ты давно не ездил на поезде на юг. Так прекрасно, с ветерком, на верхней полке. Чай в стальном подстаканнике с запахом дымка… — продолжал Гена.
— Без билета! — пропищал Чебурашка.
— Ты еще не знаешь, как это здорово проводить внука в школу, в первый класс… — заговорщицки тихим голосом сказал Крокодил. — Но не сейчас, всему свое время, так что выздоравливай, а мы пойдем, пожалуй, — он медленно встал со вздохом. Чебурашка соскочил с койки и, не оборачиваясь, побежал к двери.
— Разве ты был туристом? Купался в лесных речках? Ведь ты еще не пробовал собирать грибы в Подмосковье! — оживился Крокодил.
— И ягоды! — с энтузиазмом подхватил Чебурашка.
— Ты давно не ездил на поезде на юг. Так прекрасно, с ветерком, на верхней полке. Чай в стальном подстаканнике с запахом дымка… — продолжал Гена.
— Без билета! — пропищал Чебурашка.
— Ты еще не знаешь, как это здорово проводить внука в школу, в первый класс… — заговорщицки тихим голосом сказал Крокодил. — Но не сейчас, всему свое время, так что выздоравливай, а мы пойдем, пожалуй, — он медленно встал со вздохом. Чебурашка соскочил с койки и, не оборачиваясь, побежал к двери.
«Прощай!» — сказал с улыбкой Крокодил. Форточка тусклого больничного окна приотворилась и, сметая на своем пути желтые склянки и зачитанные журналы, в палату влетела песня Ветра.
Когда Крокодил повернулся к нему спиной, неказистым пиджаком, изрядно заношенным и обтертым о больничную стену, Мальчик увидел на кончике его ребристого хвоста маленькую фенечку.
Когда Крокодил повернулся к нему спиной, неказистым пиджаком, изрядно заношенным и обтертым о больничную стену, Мальчик увидел на кончике его ребристого хвоста маленькую фенечку.
Посвящается всем окрепшим духом в горнилах строительства капитализма, но не изменившим себе и своим увлечениям.
© jeejee.it 2013
Ну что сказать.....Нечего сказать....