Прокламация эта весьма старенькая, из лохматых прошлых эпох, тут много чего олдскульного – реалии, стилистика, фотки, легкий привкус наива… С тех пор все уж сто раз поменялось: экип, шмотки, манера катания, дыхалка что-то стала сбоить, колени на ходу начали предательски поскрипывать, а все что осталось – это настроение, прихваченное с собой в дорогу где-то в этом пейзаже
«Feestyle is life style». Были в начале восьмидесятых годов замечены такие лыжи, мелькали то в Крылатском, то на Чегете. Лыжи были польские, способные ходить не только по снегу, но и по траве, и по камням,— вот на избитом их пластике и была выведена фломастером сакраментальная формула жизни… Теперь на раритетный Polsport народ поглядывает как на музейную редкость, но крылатая фраза нет-нет, да и проскочит в разговорах. Наверное, потому, что смысловой акцент формулы все-таки тяготеет к понятию «life style», а фристайл... Ну что фристайл? Те же лыжи...
Life style — значит, что однажды вставший на лыжи становится другим существом, являющим собой вершину эволюции: homo skier.
Он слегка сходит с ума и на следующее же утро по приезде в горы первым выходит караулить запуск подъемника. По возвращении домой он шокирует близких странными металлическими словами вроде «бугель», «кант», «маркер»...
«Милый, а вот ты говоришь — «Кастингер»»… Это что, сорт европейского пива?» — и он начинает тихо свирепеть: ну что пиво? Как вошло так и вышло, а этот предмет простому смертному только в сладких снах снится
И потому он в течение первых двух дней по возвращении с гор дотла опустошает семейную казну и заваливает комнату железом, добытым на барахолке – на 3-ей Институтской, а потом на Сайкина…
Он уже на третий день за вечерним чаем мечтательно закатывает глаза и вслух прикидывает, где, как, на какой горе, по какой трассе и даже каким стилем он будет ходить в следующем сезоне – ну как-нибудь вот так, на прекрасно-жуткой горе, где (да и тысячи его единоверцев) впервые встал на лыжи.
… причем его мало колышут соображения комфорта: была бы крыша над головой в каком-нибудь задрипанном продувном сарайчике, да спальник потеплее, да правильная компания из таких же homo skier’ов, а все остальное - пофигу
По выходным он ночует не дома, а в хибарках где-нибудь в Кавголове, Туристе или в зарывающейся в склон землянке под кодовым называнием «бункер» на Динамовской горке в начале Филевского парка
…и это дает жене повод к подозрениям: «ВОДКА И ЖЕНЩИНЫ»? Тут промолчим... И то, и другое вполне монтируется поведенческим инстинктом homo skier.
В момент какого-нибудь чопорного застолья, прямо в разгар утонченной, изысканной полемики ну, скажем, по поводу неоднозначного прочтения Джойса, он ни с того, ни с сего шарманочно затянет:
«Но то-о-лько лишь тьма наступае-е-е-т,
На лы-ы-сый бугристый крутя-я-я-к …
Выхо-о-дит и сильно хромает
Седой горнолыжник-мертвяк...»
— и интеллигентная публика начинает сдержанно подкашливать в кулачок.
И даже на раскаленной макушке лета, когда весь вменяемый народ полеживает на пляжном песочке, закидываясь пивом или чем покрепче, инстинкт homo skier’а погонит его от пляжа в сторонку и подскажет правильный образ поведения в соответствии с народной мудростью «Свинья грязь найдет!»
И горе, горе детям представителя вида homo skier – едва его чадо сделает пару самостоятельных шагов, она начнет учить его ходить в правильной обуви.
Нет, при нем остается все прежнее: таланты и звания, регалии и реноме, привычки и выражение лица, тембр голоса и эстетические пристрастия, но в нем, прежнем, уже созрело новое качество — отныне он homo skier - и мы его узнаем безошибочно: в какие бы президиумы он не забирался, в каких бы кабинетах ни заседал.
Если бы представители вида Homo skier, прекрасно знающие что «Kastinger» и «Karlsberg» — это, как говорят в южном городе, «две большие разницы», объединились в партию, то, скорее всего это была бы очень хорошая и душевная партия; ее влияние было настолько ощутимым (везде же наши люди — от академика до сантехника!), что очередные выборы в парламенте растворили бы без следа все фракции, а очередная
общегосударственная программа социального развития включала бы, допустим, такой пункт: «Обеспечим к 2000 году каждую семью отдельным (красным, как у сборников!)«Динафитом».
Homo skier — да пребудет вовеки тесный круг этого братства — вне чинов и положений, вне сословных границ, партийных и иных принадлежностей, вне вероисповеданий и социальных порывов, отлитых в чеканных лозунгах: «Нас мало, но мы в тельняшках!»
Нас много, и мы в пуховках!
Браво Вася!
Как всегда!