Для начала, скажу коротко: не понравилось. Это для тех, кому многа букофф ниасилить. Кому осилить, те могут читать дальше.
Где-то там, далеко, становой хребет обеих Америк, на котором держатся и развесистые сиськи Пиндостана, и оттопыренная задница Бразилии, рассыпается на отдельные позвонки-острова и заканчивается треугольным копчиком под названием Огненная Земля. Ну, Америка – так и хрен бы с нею, с Америкой, а вот копчик – это уже ближе... Это место для нас, конечно же.
Ночной борт из Мадрида в Хорошевоздуховск. Дневные, как всегда, то ли не существуют, то ли стóят совершенно безумных денег – не помню уже, давно бронировали, ещё до санкций. 12 с половиной часов, чтобы переехать лужу по диагонали. Детей мелких на борту – где-то два десятка. Это к недавнему базару. Специально пересчитал, когда их собрали первыми на посадку. Итого в среднем по одному на каждые 2 ряда. Дальше продолжать?
Ночь. Организм упорно колотится в неразрешимой дилемме между физиологической необходимостью спать и физической невозможностью делать это. Если закрыть глаза и выключить мозги, голова начинает беспорядочно мотаться из стороны в сторону и скатываться вниз, больно дёргая за шейные позвонки, а прочий организм медленно, но неотвратимо сползает с кресла, по дороге отдавливая себе то одно, то другое место. По телевизорам, развешанным над салоном, как груши, крутят какое-то бесконечное и бессмысленное мыло, с непрерывным чередованием ярких-ярких и тёмных-тёмных сцен, и перепады освещения больно колотят по закрытым глазам. Когда бессонница гонит, в качестве моциона, в храм нержавеющего бога в противоположном конце салона, взору открывается в полумраке фантасмагорическая картина из сотен тел, корчащихся в самых мыслимых и немыслимых позах в поисках благословенного забытья... Дай бог, чтобы она почаще являлась в ночных кошмарах уважаемой toshka и всем её коллегам из всех авиакомпаний мира! Уже под утро удаётся кое-как пристроить голову на сиденье, а всё остальное – на пол, и в этом положении отключиться ненадолго.
В Хорошевоздуховске – лето. Где-то далеко остались снега и льды, хлюпающая слякоть под ногами и серое месиво за окном. А здесь форма одежды – шорты, шлёпанцы да засаленная майка. Население местное, обоего пола – почти поголовно жирное, и при том без стеснения демонстрирует свои телеса в публичных местах, хорошо понимая, что и окружающие ничуть не... эээ... не другие. Бабы местные ещё и любят демонстрировать наличие исподнего под майкой – так же, как и у нас. Наколки же, в отличие от наших краёв, здесь исключительно не в моде, поэтому не возникает ощущения, что попал на одну большую зону. Скорее, в мясной ряд. Вообще, здесь всё преувеличено до карикатурных размеров. Мясо – так мясо. Сало – так сало. Порция мяса в ресторане – от 450 до 600 грамм. Если обувь на платформе – то это негнущийся кирпич в кулак толщиной.
Город примерно похож на наши. Больше всего – на Москву где-то середины девяностых. Такой же, немного деловой, но ещё не горячечно-торопливый ритм жизни. Ларьки, ларёчки и мегаларьки. На пешеходной Флоридской улице, местном Арбате – рисовальщики, танцоры, торговцы сувенирами и просто попрошайки. Барыги-менялы заведённо каркают своё "камбио, камбио! эксчендж! доляр, еро!" под равнодушными взглядами полицейских. Множество специально обученных людей, как и у нас, полный рабочий день домогается прохожих со всякою хнёй. Вертикальные поверхности облеплены во много слоёв самодельными объявлениями на любые темы – от стрижки собак и ремонта квартир до похудения и интим-услуг. Или, как минимум, исписаны разными незатейливыми рисунками и словами. По горизонтальным ветер гоняет мусор – а чего его убирать, всё равно нового набросают... Монументальные парадные чередуются с подворотнями, из которых ядрёно попахивает мочой. Да и не только мочой. И не только из подворотен. Что и не удивительно, ибо общественных туалетов в этом городе ещё меньше, чем в Москве. В общем, вполне похоже на Россию. У нас, правда, образ жизни в последнее время, похоже, меняется где-то раз в 10 лет – то туда, то обратно. А здесь – стабильность.
Поскольку город как бы приморский и на дворе лето, то естественное желание у замороженного субполярного евроазиата – добраться до оного водоёма. Но пляжей в городе и окрестностях не предусмотрено. Почему – можно понять хотя бы с одного взгляда на гуглёвые фото из космоса. Вдоль всего побережья лужи, от уха до уха, тянется широкая полоса резко контрастного цвета. Вот такого:
Прямо как в какой-то старой песенке поётся, не могу вспомнить в какой: "цее-елое мо-оре говна..."
Рейс на Ушуайю. Не успели взлететь – пол-салона уже сладко похрапывает в креслах, несмотря на светлое время суток. Мне бы так...
В Ушуайе тоже лето. Только короткое: начинается оно в январе, а кончается в январе. Зато нежаркое – градусов этак несколько. Если больше 10 – это по местным меркам называется "тепло". Если 15 – "очень тепло". 25 – "жара", но это бывает только в сказаниях, передаваемых из поколения в поколение.
Городок на самом fin del mundo похож на наши приполярные посёлки. Или сибирские, оставшиеся от "строек века". Монументальные здания начала прошлого века и ультрамодерновая архитектура – вперемежку с типовыми сборно-щитовыми домиками и бараками, обшитыми шифером. По немощёным улицам за пределами центра мальчишки гоняют мяч, а ветер – пыль. Но срача существенно меньше, чем в столице. И отчего-то хочется запеть голосом Кобзона: "Террра-дель-Фуэээго..."
Как и наши нефтегазовые города, Ушуайя расцвела бурным цветом и смачно запахла деньгами буквально в крайние пару десятков лет, найдя свою золотую жилу: отсюда пачками отправляются большие пароходы, увозящие богатеньких европейских пенсионеров в антрактические круизы. Ничего личного – только бизнес. Хорошо отлаженная машина туристической индустрии прожуёт вас, переварит и выдаст значок "почётный мешок с глазами". Эхх... ради того ли первопроходимцы лезли на убогих парусных посудинках в эти, не слишком гостеприимные, воды, в полную неизвестность?... Но ведь лезли же. Воистину, правильно заточенное шило в жопе творит чудеса. А правильно заточенное шило, помноженное на запах большого бабла – творит чудеса немереные.
В местных турбюро, кстати, можно урвать горящую путёвку за 400-600 енотов (смотря по какому курсу считать) на 10 дней. Надо только иметь в запасе некоторое время, чтобы дождаться отплытия в собственно круиз. Но мы в Антарктиду не поедем. Нам и здесь достаточно холодно.
Вообще, с погодой, географией и растительностью – абсолютный когнитивный диссонанс. Напомню, Ушайя – это неполные 55 градусов, т.е. ближе к экватору, чем Москвабад. Но – рядом холодная Антрактида и вокруг холодный океан. Даже два. Потому погода – см. выше. Стандартная форма одежды в летнее время года – флис и штормовка. Но тёплые бордерские штаны и пуховая курточка тоже ни фига лишними не будут – Ирёнок всю дорогу только в ней и мёрз.
По соседству, с чилийской стороны – остров Досон, хорошо знакомый каждому советскому человеку по тому обстоятельству, что именно на него кровавый режим Пиночета ссылал пламенного коммуниста Луиса Корвалана. Да, не путайте, это не тот Досон, о котором писал Джек Лондон; но ничуть не лучше того. У этой Америки что сверху, что снизу – два одинаковых копчика.
Холодно. Но высокое солнце светит, как ему и положено. Что ему до деталей строения какого-то захудалого спутника и циркуляции атмосферы там? Т.е., дебет энергии ровно такой, какой должен быть на этой широте, и его надо так или иначе приходовать в фотосинтез. В огородах – малина, смородина, невиданно жирные люпины, анютины глазки величиной с ладонь, ноготки с лошадиное копыто, лилии, маки и 3-метровые (sic!) кусты роз. За городом – густой лес, правда, всего из пары-тройки видов худосочных полудеревьев-полукустаников, специально заточенных под здешние условия. (Посредством эволюции, как выяснил старик Дарвин, проплывая мимо). Диалектическое противоречие между солнцем и холодом местная флора разрешила так: органический материал бурно нарастает плотным ковром и столь же интенсивно и быстро уходит в землю. (Даже быстрее, чем мы с тобой, читатель!). Потому идти в поход по тропам местного нацпарка, что возле чилийской границы – это значит целый день месить ногами жирный густой чернозём. Особенно при том, что таких ног по этой тропе проходит за день не одна сотня, вперемешку с дождями (а то и снежком). Но надо, Федя, надо... назвался клизмой – полезай в жопу.
Ещё из обязательных пунктов местной программы – катание на кораблике по морю. Можно на большом катамаране, можно на маленьком катерке. Большой доходит до пингвинерии, т.е. до острова, где живут пингвины. На маленьком прикольнее, но лучше на пустой желудок. И он до пингвинерии не доходит, только до маяка на краю этого края света, да до ближних островов: с тюленями и с бакланами, по-местному – корморанами. На тюленьем острове посередине возлежит жирный мачо (формой и цветом издалека похожий на кучку говна), а вокруг него, как и положено, суетятся тётки, отвлекаясь только на пожрать... толкаются, ругаются... какую-то из них он сегодня осеменять будет?.. Море пахнет тухлой рыбой – чем же ещё оно может пахнуть? А бакланники – гуаном. Причём не просто гуаном, а гуаном из тухлой рыбы. Вы знаете, как пахнет гуано из тухлой рыбы? Если не знаете – то приезжайте обязательно, понюхайте.
Отелей здесь не много, стóят они недёшево и по большей части забронированы далеко вперёд. Есть ещё относительно дешёвые общаги-хостелы и резиденции-хостерии, но нам туда не очень хотелось. Не без труда, но нашли себе место, без лишней роскоши, в отеле "Аргентинская Антарктида", который держит деловитый китаец. Хозяйственный мужик. Кулак, по-нашему. Куркуль. Два дня жили нормально, на третий заехала толпа руссо туристо, два с лишним десятка голов. Точнее, по большей части, руссо туристко – шумные, болтливые и визгливые. Особенно, когда выпимши. Ну а какой же руссо туристо на Огненной Земле – да без огненной воды? Абсурд!
В Эль-Калафате, сиречь Барбарисовке – тоже лето. Но тоже хреновое какое-то... Пейзаж вокруг аэропорта – один в один как у нас в Казахстане, какой-нибудь аэропорт Крайний. (Вы там не бывали? Ну и не надо.) Или, с учётом близости гор, похоже на наш любимый Казахстан восточный. Голая сухая холмистая степь, точнее сказать – полупустыня. Но нас она встречает дождём и +9-ю. Ладно, после официальной жопы мира и это уже неплохо.
Городок, вернее, его относительно старая часть, разместился в широком овраге, укрывшись от степных ветров, на берегу озера. Берёзки, осины, сосны, тополя... туёвые деревья и кактусы в форме ёлок... чистенько, культурненько... Но делать в нём самом особенно нечего, это не более чем распасовочный пункт на местные достопримечательности: ледник Перито Морено (однозначно стоит посмотреть, внушаить), прогулки на пароходиках по заливам Аргентинского озера (тоже, кстати, немаленький водоём – 3-е место в мире по запасам пресной воды), посёлок Эль-Чалтен – начало и конец пеших походов по наиболее достойным внимания горкам, чилийский Натальинский порт – то же самое, но с другого боку, и ещё несколько менее значимых и популярных. Есть, в частности, довольно забавная экскурсия на морских каяках к немаленькому леднику Upsala, впадающему в дальний залив – но дорогая, сцуко: под 300ё/рыло, с учётом всех трансферов, сборов и поборов, за 2 часа чистого времени плавания между айсбергов.
Среди туристов преобладают здесь, как и везде, дембеля-сыны, а паче – дщери Израилевы, пользующиеся законной благодарностью родины (в натуральном выражении) за исправную службу ей. Трезвые и дисциплинированные – особенно, дембелихи, которые даже пИсать ходят строем по четверо. На втором месте, как обычно, вездесущие китайцы. Встречаются и наши соотечественники, и братья-славяне, косящие здесь подальше от киевского военкома.
В ходе туристического бума, а может быть, и сам по себе, городок выплёскивается из оврага и пытается освоить близлежащие края верхнего ветреного плато. Ну, или приказ такой был. Осваивает тоже очень по-советски: широченные авениды, ведущие в никуда... с уже размеченными участками под будущих владельцев, которых они дожидаются годами... улицы, заасфальтированные до половины (потому что и половина нафиг кому нужна), и провалившиеся канализационные люки... А уж всякого автохлама по этим улицам катается немереное количество – мои ровесники, которым давно уже пора на свалку.
Вот чего определённо не хватает для окончательного сходства с нашей Азиопой – это лепёшек разной степени свежести и, соответственно, тупо бродящих повсюду коров. Нет, здесь так не принято. Аргентина – страна заборов. Вся земля поделена, огорожена, у каждого участка есть свой, чисто конкретный, хозяин, и всякий скот – будь то корова или овца – пасётся строго в отведённом ему месте. К скотам двуногим это тоже относится: ходить только по дорожкам, палатки ставить только в кемпингах, гадить только в сортирах, весь мусор уносить с собой в город и т.п. И ваш покорный слуга, пожалуй, не смог бы уже однозначно утверждать, что это плохо и неправильно. Достаточно понаблюдав за жизнедеятельностью оных скотов, можно с уверенностью сказать, что если бы вместо этих непривычных нам порядков всё было бы "как у нас", то и результат был бы тоже точно такой же, как у нас: вереницы машин вдоль берегов, разбитые колеи вдоль и поперёк степи, кострища, горы битой стеклотары и прочий срач на каждой мало-мальски приемлемой стоянке. Оно им надо, антиподам-то?
Зато отвратительная и повсеместная деталь любого аргентинского населённого ландшафта – это собаки. Их здесь, извините за тавтологию, как собак нерезаных. По большей части, весьма внушительного вида. Но, к счастию, не слишком агрессивных. Вообще, злобные (притом злобные независимо от размера) псы, в любой момент готовые растерзать в клочья всё, что шевелится – это уж точно наша российская специфика. Хотя и от здешних добрых собак тоже радости не много. А вот кошек в этой Аргентине почти нету. Ну и правильно. Будь я котом – я бы здесь тоже жить не стал. Хотя, в принципе, наверное, мог бы. Да и в разных других местах, в общем, тоже. Я, вообще, много где жить могу... А смысл?
Но вернёмся к повествованию о путешествии нашем. Следующая остановка – Эль-Чалтен, деревня на въезде в нацпарк Los Glaciares. Занимаются здесь, как гласят вывески у дороги, андинизмом. Это такой местный термин – означает, вероятно, нечто среднее между альпинизмом (сиречь хождением по Альпам) и онанизмом. Отсюда пешочком по накатанному маршруту, выбор небольшой: либо по треугольнику Фитц Рой - Сьерра Торре - Чалтен, либо в противоположную сторону. Есть ещё несколько маршрутов и обзорных точек, но они менее популярны по разным причинам.
Первый пункт программы – гора Фитц Рой, одиноко торчащий в небо
Кемпинг Пойнсенот у подножия Фитц Роя – вытоптанная до состояния асфальта поляна с торчащими из земли корявыми корнями. Когда есть ветер, пыль оседает на всём барахле в палатке, даже если она задраена самым наитщательнейшим образом. Ночью собираешься идти к Горе – пыль стоит столбом в луче фонарика, и потом приходится мучительно откашливаться от неё (где-то первые 2/3 подъёма). Встать бы хоть на десяток метров дальше, во-он на той травке, но – нельзя, табличку "конец кемпинга" видишь? Потому-то там и травка не вытоптана. Когда же ветра нет, на поляне роится мошка – крупная и кусачая. Эх, костерок бы сейчас соорудить, благо дров вокруг предостаточно, да и погреться не худо бы – а там, глядишь, и день прошёл... Но нельзя ни в коем разе. Остаётся только залечь до ужина в палатку да слушать, как воркует в своём гнёздышке немецкая парочка (гетеро!) – соседи справа, да бакланят вокруг закипающего котелка итальянцы – соседи слева.
Да, здесь так принято. И принято, в общем, правильно. Конечно, каждому хочется, чтобы президент Аргентины, или хотя бы администрация нацпарка, приняла специальное постановление о том, чтобы сделать специальное исключение именно для него, Васи Пупкина. Нет, исключений здесь не делают. Каждая табличка, каждая вешка на тропе, каждый коммент на карте не просят, но вопиют: "Уважаемые скоты! Соизвольте подумать не только о тех тысячах голов, что вытаптывали эту лужайку до вас, но и о тех миллионах, которые придут на неё, вытоптанную вами." Более-менее доходит, в общем. Не до всех, конечно, но до относительного большинства доходит.
Не сказать, чтобы соблюдать эти правила было приятно, но – так здесь принято. У меня, например, есть физиологическая потребность: каждое утро промывать очки с мылом в проточной воде. Уж очень они засаливаются от моей жирной морды, и сало без мыла не смыть, а мыло без воды тоже. Но – нельзя. Поэтому приходится всю неделю ходить с грязным сальным очком, но взамен ощущая себя культурным человеком.
И ещё раз – для совсем тупых.
В других местах, кстати, тоже свои правила. Это в автобусе из Эль-Чалтена.
Обязательное ритуальное действо здесь для всех, кто считает себя фотографом, или типа фотографом – это встать в 4 часа утра и залезть на морену у подножия Горы, чтобы снять протокольный кадр "Фитц Рой в лучах восходящего солнца". Это не очень далеко, 450 м всего-то, по вертикали. Нет, верёвок не нужно, но лезть туда довольно круто. В очередной раз радуюсь, что не стал покупать себе 4 кг профессиональной оптики, да ещё штатив на пару кг, а обхожусь 800-граммовой мыльницей. Я же ведь не фотограф давно уже. А вообще-то фотографов здесь каждый первый, судя по болтающимся на пузах никонам и сапопам двузначных серий. С примкнутой блендой, без чехла, даже без крышки на объективе: пыль – не пыль, дождь – не дождь, туман – не туман...
Снять протокольный кадр. Ха! Легко сказать. Горы есть горы, а в комплекте с двумя океанами – тем более. Просто увидеть с морены полностью панораму Фитц Роя, хоть в какое-нибудь время суток, не важно, при каком свете – уже нечастая удача. То он скроется в облаках по самые помидоры, то над озером повиснет туман, то с равнины наползёт облачность и ляжет, как крышка гроба, ровно по отметке 1250, то горизонт на востоке затянут какой-то хмарью. Чтобы снять хотя бы на 90% от идеального кадра, нужно, вероятно, проторчать здесь весь сезон и ходить на эту хренову гору каждое утро, как на работу. Но мне и 90% не нужно, в общем-то. Просидев в этом гадюшнике трое суток, перезнакомившись со всеми местными евреями и китайцами, с заключительной попытки удаётся кое-как поставить первую галочку в программе. Поупражнявшись напоследок в модном современном жанре селфи (см. фото), отваливаю с Горы.
Ах да, ещё эта заходящая луна с противоложной стороны... вот хорошо было бы поймать и её в кадре, где-нибудь сбоку от Фитц Роя. Но это уже серьёзно, это надо её по дням рассчитывать, возвышение и азимут, по всем правилам астрономии, тут наобум не получится, тут думать надо... Хотя нет: думать – это всё в прошлом веке, а сейчас фотожоп есть.
Забыл сказать – на морене живёт Лис. Местный, серый андский. Ну, конечно же: если есть пик Сент-Экзюпери, то под ним непременно должен быть Лис. Питается незадачливыми фотографами. При мне стянул у одного бутерброд с колбасой. Ну и правильно. Нефига клювом щёлкать. А то на восход все раззявились. "Как на киевском вокзале пролетал аэроплан..."
Перекочёвываем в соседний кемпинг Д´Агостиньо, это под другой горой – Сьерра Торре. Здесь уже все наши: и Шлома, и Стуль... Все, кому надоело сидеть в Пойнсеноте, перебрались сюда. Кемпинг стоит на песке, он не гоняется ветром, зато легко натаскивается в палатку при каждом неосторожном движении. Ну, нам, водникам, это уже привычнее.
Рядом с нами стоит большая группа туристов-горников из Нижнего Новгорода. Они путешествуют по Южной Америке три месяца, с декабря до начала марта. Т.е. всё холодное (в России) время года. Вот ведь живут же люди, а?! А мы в этом Москвабаде, как прОклятые... эххх....
По крыше палатки стучит дождь, не сильный, зато беспросветный. За стенкой разговаривают по-русски: "верёвки... раскладка..." Журчит река – не очень маленькая, кубов на 150. В долине, покрытой жиденьким леском и кустарником, висит низкое облако, через которое угадываются окружающие склоны. "Солнца не будет, жди – не жди..." В общем, Саяны Саянами.
Нет, не Саяны. Там хотя бы грибы есть. А здесь нету – съедобных, по крайней мере. Поганки есть, в точности как наши. Ягоды тоже есть, но всё какие-то неизвестные. (Кроме калафаты этой – барбариса, только ягоды у него синие и круглые.) Вроде, не ядовитые – я жрал разные, так и не сдох вроде. Но невкусные. Хотя к концу третьей недели, когда организму начинает уже катастрофически не хватать овощей и фруктов – и эта клубникой покажется. Если сожрать её достаточно много.
Наутро дождь кончается, набегают сплошные голубые тучки. Гора видна прямо не вылезая из спальника, если с вечера палатку правильно поставить. Озеро под ней почти правильной формы, в обрамлении моренных валов – как пожарный пруд в нашем дачном посёлке. После вчерашнего непотребства горы показывают мне ответный фак. Похоже, мы с ними вполне понимаем друг друга.
Сьерру Торре, как и Фитц Роя, надо снимать утром, ибо смотришь на него с востока. К обеду программа, в основном, выполнена, кроме нескольких пустых клеточек, которые надо будет заполнить завтра. Больше здесь делать нечего. Остаётся только сидеть и ждать ужина, давя на себе, в порядке убиения времени, жирных и глупых слепней.
Дальше наш курс лежит в Чили. Основное средство транспорта в здешних краях – междугородные автобусы. Автобусы мягкие, на некоторых дальних линиях сменный водитель – по совместительству стюард, даже разносит напитки. Дороги хорошие, пустые, несколько сотен километров через пару границ – не крюк. Бескрайние пастбища, переходящие в это время года в полупустыни. Шахтёрские посёлки – а копать в этих горах, конечно, есть чего. Узловой посёлок с красивым названием Надежда на перекрёстке дорог: три сарая вокруг бензоколонки да будка автобусной остановки. Налево полтораста км до Атлантического океана, направо двести до Тихого, сзади – пики Анд, вперёд – катись почти до самой Антарктиды. Романтика, туды её... Удивляет отсутствие привычных предметов на дороге. Можно проехать сотни километров и не увидеть ни расплющенной пластиковой бутылки, ни пивной банки, ни брошенной покрышки, ни даже полиэтиленового пакета – игрушки ветра. Куда у них это всё девается?
Границы, надо заметить, на юге Южной Америки расположились довольно причудливым образом: то чилийские анклавы, у которых сухопутная связь с Большой Землёй чисто номинальная, а ездить колёсами надо через аргентинскую территорию, то наоборот. Поэтому для местных жителей съездить в соседнюю страну и обратно – повседневная рутина, и процедура пересечения границы ничуть не вызывает того священного трепета, который генетически заложен в каждого советского и постсоветского человека. Через блокпосты возле Минвод, полагаю, всем присутствующим приходилось проезжать, из России в Россию? Ну так вот, здесь всё совсем не так.
Горки на границе небольшие. Собственно Анды, самый высокий их хребет, здесь уже уходят в океан и растворяются в нём многочисленными островами и полуостровами, прежде чем вынырнуть уже в Антарктиде. То, что осталось – невысокие пологие холмы, типа Южного Урала. Но растительность, по крайней мере, немного поживее и поразнообразнее, чем на равнине.
Натальинский порт – плоский одноэтажный городок, вытянувшийся вдоль извилистого залива. Похож на наш, скажем, Беломорск (хотя тот намного полярнее, конечно). Правильная прямоугольная сетка улиц, светофоры, общественный транспорт, такси. Довольно богатые магазины – и жрачка, и туристское барахло, и цивильные шмотки, и электроника. Есть даже целый квартал заведений для джентельменов. Но домишки тоже, в основном, убогенькие, как наши садовые домики. По улицам иногда пробегают, в числе прочего хлама, девятки и Нивы, и даже одна ржавая копейка. В отличие от Ушайи и, тем более, Барбарисовки, городок похож на самодостаточный – в первую очередь, портовый. Туризм играет в его жизни хоть и существенную, но явно не градообразующую роль.
Что нам, собственно говоря, в этом городке нужно? Да только жратвы на очередное плечо маршрута. Жратва в Чили дорогая, существенно дороже, чем в Аргентине. Но вкусная!!! Это не гейропейская гидропоника и не китайская химия. Национальный бренд – сельское хозяйство без удобрений и ядохимикатов, на одном только чистейшем натуральном навозе. Потому и дороже. Потому и на ввоз продуктов ограничения жесточайшие – запрещено практически всё. На словах – во избежание завоза заболеваний, на деле, конечно же – обычный протекционизм. Но в данном случае, пожалуй, вполне обоснованный. Плохо только, что со своей тушёнкой нельзя. А здесь тушёнку не делают – да её и нигде не делают, кроме как в трёх странах ЕврАзЭС. Вечная проблема в каждом загранпоходе, и как её решать – не очень понятно. Ладно, неделю придётся кое-как перебиваться салями и хамоном в мелкой расфасовке. А вот газ в Чили существенно дешевле, чем в Аргентине.
Отличия между Чили и Аргентиной есть – не очень большие, но есть. Лица другие, вспомните хотя бы знакомые всем по газетам – Пиночет, Корвалан, Альенде... острые скулы, короткая щётка усов – вот это и есть довольно типичный немолодой чилиец. Жизнь более размеренная, обмен валют более упорядоченный. Правила соблюдаются несколько более строго, без чрезмерного фанатизма, впрочем. В общем, разница примерно как между Швейцарией и Грецией.
Что объединяет Аргентину и Чили – это аутентичность их европейской цивилизации. Конечно, за несколько веков она ушла немного своим путём, и от того, что мы могли бы называть современной Европой, отличается примерно так же, как Россия сибирская от Петербурга. Но, тем не менее, это именно Европа, европейская цивилизация и европейская культура. Более того, в отличие от дряхлого старческого организма Европы северного полушария, она обладает здоровыми жизненными силами и хорошим иммунитетом к разным иным, чуждым и агрессивно распространяющимся, культурам. После среднеазиатского Москвабада, турецкого Ганновера, арабского Интерлакена и афроамериканского Нью-Йорка даже странно видеть вокруг себя почти сплошь европейские лица, слышать речь исключительно на одном из европейских языков. Язык испанский, кстати, простой и понятный. Написано в автобусе prohibido hablar al conducteur – всё ясно, не будем с ним хаблать. Звуки простые, фразы строятся почти как русские, изрядная доля слов понятна без словаря. Хороший язык. Главное, что на нём во многих тёплых странах разговаривают.
Но мы, конечно, не рассуждать о цивилизациях сюда припёрлись. Следующая точка, в которой мы оскверним землю своим нечистым копытом – нацпарк Torres del Paine. Здесь, как и на аргентинской стороне, есть две главные достопримечательности: массивы Торрес и Куэрнос. Вокруг них – отлаженная трасса так называемого W-трекинга. Вообще-то правильнее было бы назвать её Ш-трекингом, но в латинском алфавите нет буквы Ш: линейная часть вдоль северного берега оз.Норденшельда, с тремя заходами по долинам вокруг основных массивов и обратно. Большинство туристической биомассы по ней так и течёт в одну или в другую сторону. Плотно набитая тропа, кое-где довольно длинные дневные переходы. Да и не все его участки равноценны: потратить здоровье, когда его по молодости ещё немерено – это пожалуйста, но смотреть на высокие горы вплотную от подножия – не самая лучшая идея. А мы старые и ленивые, да и дневные переходы здесь кое-где немного великоваты при трёх относительно исправных ногах на двоих. Поэтому будем выковыривать из этой объёмистой булки только изюм, мякиша мы уже накушались изрядно в этой жизни.
Порядки здесь существенно более жёсткие, чем в аргентинском нацпарке. В Чили, как я уже писал, и так всё несколько строже, чем в раздолбайской Аргентине. А после пожара 2012 года, когда им сожгли пол-парка, они и вовсе закрутили гайки. Кто сжёг? Ну, как кто – израильтянин, конечно же. Они всегда во всём виноваты, это всем известно. В общем, стоянки только в разрешённых кемпингах (платных и бесплатных – где как), и за нарушениями теперь следят очень строго. В некоторых местах контролируют совсем плотно – утром оттуда-то вышел, вечером туда-то пришёл, и не моги иначе. Прибыл-убыл – доложи дежурному егерю. Жрачку готовить – не возле своей палатки, а исключительно на специально оборудованной кухне. Туда надо приходить со своим примусом и, как правило, ждать свободного места на столе – почти как на коммунальной кухне времён моего детства. В бесплатный кемпинг Base Torres, откуда утром надо лезть снимать Торресы на восходе, надо записываться заранее, и притом только на текущий день: либо в Итальянском лагере (от которого 9 часов ходу с набором высоты), либо на посту Озеро Амарга, смотря с какой стороны идёшь. И только один раз, на одну ближайшую ночь! Стоять здесь неделями в ожидании удачного расположения созвездий, облаков и прочего теперь нельзя. Какую погоду выдали – ту и хавай. Можно, конечно, откатиться в нижний платный кемпинг Чилено, но от него лишний час ходу по довольно корявой тропе. В ночное время – не подарок.
Но это всё, в основном, для тех, кто идёт этот трекинг Ш. Мы же для начала, засунув его в Ж, отправляемся в южную часть парка, в кемпинг Пеó на озере Пеó. Смею утверждать, глядя на карту, что массив Куэрнос (это тот, который с чёрными верхушками) смотрится лучше всего с этой стороны и с этого расстояния. Будем стоять, пока не сожрём бóльшую часть припасов, и бегать по окрестностям налегке в поисках разных видов на Куэрносы. Здесь, в южной части парка, больших гор нет, только невысокие холмы, и растительность существенно более разнообразная – кусты, травы всякие... К моей жесточайшей простуде, заработанной ещё в Ушуайе и многократно усугублённой ледниками и автобусными кондиционерами, добавляется ещё и острая аллергия. Запасы носовых платков заканчиваются с пугающей скоростью.
В отличие от трекинговых кемпингов, этот – типичная советская турбаза, используемая, в основном, автомототуристами. Недешёвая, кстати – 15 баксов с рыла в день за удовольствие спать в своей собственной палатке,а так же пользоваться душем, ватерклозетом, электрическими розетками, стационарным навесом, мусорными баками и иногда интернетом. Зато можно не только готовить жрачку на своей стоянке, но даже жечь костры и жарить шашлыки (по-местному – барбекю... кюю...) в специальных бетонных очагах. А, собственно, почему бы и нет – пожар-то тут уже был, всё, что должно было сгореть – сгорело нахрен, чего теперь бояться? (Это в северной части парка, за озером Норденшельда, куда тот пожар не добрался, его боятся и поэтому бдят по полной программе). Цены на дрова здесь весьма гуманные – 5 баксов за пол-тачки или 10 за целую, не то что у нас в Швейцарии. Народ приезжает на разных транспортных средствах, пролетал, например, вот такой пепелац, приземлялся неподалёку:
Полноприводное шасси, немецкие номера, 21 (судя по окошкам) эцих для спанья, салон на примерно такое же количество сидячих тушек, немеряные багажники и холодильники, откидной хозблок. Сколько он лутса жрёт – не знаю, не спрашивал. Битком набит немецкими бабушками и дедушками в разной степени тремора и Паркинсона. Мы такими вряд ли будем – у нас по столько не живут.
Облегчившись на некоторое количество дневных норм жратвы и сверхнормативный арбуз, на катамаране перебираемся на денёк в кемпинг Paine Grande, это у западного угла буквы Ш. Куэрносы видны немного под другим углом, но заката с ними не получается. Палатки в кемпинге стоят плотно: в одной бурно совокупляется пара педерастов (француз и русский, кстати), в другой полночи галдят в голос, в третьей слушают музыку. В центре лагеря, где-то в районе кухни – вообще веселуха до утра. Где-то надрывно кашляет, вторя мне, ещё одна жертва патагонской погоды и автобусных кондишенов. Круглосуточно гудит дизель, делающий электричество. Густое человеческое бытиё...
Заключительная галочка в нашем обходном листе – Торресы. Как поётся в известной народной песне, "всё допито, всё дожрато – больше нечего терять". Записываемся на посту Амарга, подъезжаем, сколько можно, колёсами, дальше 3,5 часа ходу по набитой, корявой тропе с набором высоты. Лагерь – вытоптанное место в густых кустах. Палаток явно меньше, чем можно было бы сюда напихать при максимальном желании – и чего ради было разводить такой ажиотаж с бронированием? Кормить здесь мошку вторые и третьи сутки – тоже удовольствие сомнительное, большинство, как мы заметили, им добровольно пренебрегает, сматываясь вниз при первой возможности, т.е. отсмотрев положенный один восход. Если он будет, конечно. У нас был не очень: с вечера облака, дождь. Горы-с... Ирёнок, конечно, шаманил во всю силу, но ведьма она начинающая и дождь отогнать так и не смогла. Получилась только радуга:
Всё. Сказать по-честному, жить как культурный человек уже задолбало. Ходить только по тропам, гадить только в сортире – да сколько ж можно, право?! Ну а с другой стороны – а как иначе-то? Вытопчут всё, загадят всё подряд. Много, много людишек на этой маленькой планетке, слишком много...
С этими тягостными мыслями ложимся на обратный курс. Собственно, лёжа на нём, и пишу эти строки. Вот сейчас на другой бок перевернусь и дальше писать буду... Или не буду – надоело... Где это, что это – не спрашивайте, сам понятия не имею. Снимал всю дорогу на автомате, ходил на автопилоте, на рефлексе будильника, выработанном годами вставания на работу – главное, не забыть, куда и во сколько явиться на следующий рейс. Более-менее проспался только к концу третьей недели. Ну а там скоро и обратно ехать. Тоже в ночь, естественно. Вот просплюсь обратно – тогда буду разбираться, что это было. По крайней мере, в интернете всё уже и без меня обфоткано, описано и обкакано много раз. Чего зря стараться?
