16 апреля в 12 часов по местному времени мы вышли из Юкагира. Путь держали на мыс Святой нос — крайнюю материковую точку. Дойти до Святого Носа планировали за два перехода, отрезками по 55 и 75 км.
В Юкагири узнали точные координаты зимовья, пригодного для ночевки. Накануне заприметили в поселении собаку-оленегонку. Уж очень она нам понравилась. Переговорили с хозяином и тот с легкостью согласился передать нам ее, мол, и так много рыбы ест, а тут люди добровольно готовы забрать. Баба с возу — кобыле легче.
На вопрос: «Как звать?» получили ответ: «Тундра»... При ближайшем рассмотрении оказалось, что Тундра это Он. Ну и Бог с им. Тундра так Тундра.
Поначалу Тундра бежал на поводке рядом с нартой. Однако, проявляя склонность к любопытству по изучению снегов окружающего пространства, тянул нарту по разным частям света, чем периодически вызывал раздражение работающих в упряжке собак. В конечном счете тяговая линия была увеличена на один пролет ближе к нарте, Тундра узнал, что есть такое шлейка, а упряжка заполучила еще одного члена команды.
Поначалу Тундра не понимал сути произошедшего, но в конечном счете, получив несколько предупредительных рыков от соседей, бодренько влился в общий ритм.
Путь проходил по тундровой части и частые подъемы и спуски не давали повода скучать. Снегоход с грузовыми нартами ушел далеко вперед, а вторая упряжка заметно отстала. Собаки перестали огрызаться и отвлекаться по мелочам и включились в рабочий ритм.
Потянулись часы монотонного дневного перехода. Вышли на прибрежный и спокойный лед бухты.
Разнообразие пейзажа отсутствовало как класс. Кругом снежная пустыня без малейшего намека на какую-либо растительность. Изредка встречались темные пятна обнаженной по верхам береговой линии материка. Солнце двигалось к горизонту по левой стороне обозначая направление ледового пространства. Погода радовала. Несмотря на морозец, градусов так минус 20 по Цельсию, было совершенно безветренно и безмятежно. Часов через пять хода прошли Ванькину губу, в которую вмерзли два ржавых судна. Вмерзли давно и, видимо, насмерть.
Вскоре вдалеке появилось черное пятно, которое по мере приближения материализовалась в наш снегоход с двумя грузовыми нартами. Рядом со снегоходом шипел примус и бодрый чайник выдавал веселую музычку закипающей воды. Тут же, на чайнике, отогревалась буханка мерзлого хлеба. Из под капота, из специально вмонтированного ящика, достали банку теплой тушенки. Разложили юколу и немного шоколада. Подошла и вторая упряжка. Собаки дружно, без лишнего шума-гама, улеглись в снег. Особо ретивый кобель моей упряжки — Чебурек, тут же уснул. Завалившись на кухлянки, разлили чаи и погрызли хлеб, черпая ложками теплую тушенку.
Поели молча. Обронили лишь несколько слов, решив отпустить снегоход вперед до зимовья.
Через полчаса стартовали.
И опять та же, мало чем примечательная работа.
В 9 часов вечера двумя упряжками подошли к зимовью, где Герман и Максим Арбугаев уже подготовили растяжки для собак, отгребли от снега двери зимовья и затопили нехитрую печку. Ребята сказали, что по приходу вспугнули задремавшую северную сову. Рядом с зимовьем полно следов росомахи. Из-под снега кое-где торчат уже давно расставленные и забытые «пасти» — капканы на песца.
Достали маленький аккумулятор, который заряжается от солнечной батареи, повесили лампочку. Стало совсем уютно. Покормили собак и те утихли. Завалились в спальники и крепко уснули...
День второй.
Наверное, это странно, но именно в тот момент, момент первого пробуждения в арктическом пространстве, мне до боли захотелось заварить чашку хорошего, крепкого, а потому нерастворимого кофе...
Сквозь мутную мглу поварни, через спальники спящих на ледяном полу, пробиваюсь к выходу. Открываю заиндевелую дверь и высовываю нос наружу... Все также безветренно и безмятежно — лепота!
Накачиваю баллон примуса и чиркаю спичкой. Примус тут же начинает шипеть. Шипеть голубым и уютным. Шипит по-домашнему — будто кошка...
Поставленный на примус походный чайник через некоторый время закипает джазом.
Сажусь на ящик с посудой и... закуриваю. Уверен, что ныне табакокурение враг номер два после принятия... Но!!! Ничто не может сравниться с глотком крепкого кофе, а следом... Затяжкой доброго и хорошего табака.
Собаки чувствуют пробуждение и ретивые начинают подавать голос. Иду вдоль двух растяжек и поочередно чешу холку и грудь каждой из двадцати двух собак. Собы млеют и немного успокаиваются. Начинаю копать снег и согревать воду. Как только вода вскипает, переливаю ее в термоса.
Здесь, в прибрежной части материка, мы еще не научились отличать соленые и пресные снега. А потому все просто — копай и топи.
Через некоторые время из палатки появляется заспанная физиономия Миши. Миша, наш Дерсу Узала, — потомственный оленевод, эвенк по происхождению и человек, с рождения живущий внутри суровой природы. Он как никто иной умеет ладить с ветрами, чувствовать приближение пурги и читать тундру.
Почистив физиономию снегом, сполоснув зубы талой водой, снимаемся с лагеря.
Надо сказать, что в среднем на сворачивание лагеря у нас уходило от 2.5 до 3 часов. Топливо для снегохода и рыба для собак паковались в разные грузовые нарты. Это была самая тяжелая часть нашего груза и, чтобы уравновешивать нарты, канистры и мешки паковались в первую очередь. Все это ежедневно распаковывалось и упаковывалось, связывалось и перевязывалось.
В нартах каюров находилось все необходимое для суточного и чуть более автономного существования: палатка, два спальных мешка, кухлянка, горелка, личные теплые вещи, запасные карабины, части потягов и тапочки для собак. Так же пара банок тушенки, сухари, юкола, а для собак мешок сухого корма.
Зная о том, что на Островах и подходах мы можем иметь нежеланные встречи с обитателями данных широт, в грузовых нартах имелся карабин и достаточное количество патронов.
В нартах каюра, скорее для самоуспокоения, — пара фальшвееров.
Путь мы держим на Святой Нос — конечную точку материка. На Святом Носу разбивал свой лагерь лейтенант Александр Колчак. Через Святой Нос прошла экспедиция Матвея Горюнова, героя романа Обручева «Земля Санникова». Когда-то, в советские времена, здесь находилась военная база и метеостанция.
Идти до него около 68 км. Погода стоит на заглядение — солнце и минимальный ветер. Через 10 километров поднимаемся на крайний взлет береговой линии к реперному маяку. Небольшой спуск и мы на ровной, приятной поверхности спокойного льда.
Снегоход, пользуясь предоставленным рельефом, уходит далеко вперед, так экономнее по отношению к «золотому» запасу топлива.
Следы его хорошо видны на тонком слое снега и упряжки, несмотря на одиночество, идут уверенно вполне бойко. Однако скорость моей упряжки чуть выше и вскоре, часа через полтора, я ухожу вперед и теряю из вида вторую нарту.
Полозья издают совершенно удивительные звуки, и мне кажется, что они разговаривают со мной. Временами им надоедает собственная болтовня, и они начинают петь.
Им вторит шелест сорока лап и мерное дыхание бегущих собак.
В какой-то момент я останавливаю упряжку, забиваю якорь и слушаю окружающее меня Пространство. Собаки тут же ложатся в снег без единого звука. Тишина потрясает. Через некоторое время в ушах начинает гудеть и разум требует хотя бы малейшего постороннего звукового вмешательства.
Знал бы заранее, что подобную тишину мне более не услышать, постоял бы дольше.
Подхожу к нартам, встаю на тормоза, снимаюсь с якоря, подаю команду: «Потя» и… остаюсь на месте. Остаюсь с половиной упряжки. Головная ее часть, четыре собаки, срываются с места и уходят вперед, таща за собой отгрызенный конец потяга. Два моих грызуна виновато оборачиваются, глядя на мою, во многом удивленную происходящим, физиономию. Таким образом, я получаю Урок N1.
Урок N 1 гласит: если вы не испытываете острой нужды в том, чтобы побегать с открытым ртом в погоне за частью своей четвероногой команды, каждый раз после остановки, перед тем, как выбить якорь, необходимо пройти вдоль упряжки и осмотреть состояние тяговой линии.
Я уж не знаю, какие именно Силы оберегали меня в тот момент, но передовики мои, пробежав с сотню метров, решили вдруг вернуться и, виновато виляя хвостами, предоставили мне возможность не сажать глотку бранными криками и выдохнуть.
Через 9 часов пути подходим к Святому Носу. Здесь, на полуострове, имеются вполне пригодные к ночевкам поварни. Они стоят на каменистой возвышенности. Завидев жилье, несмотря на резкий набор высоты, собаки ускоряются и со всего размаха выносят нарты на мелкие, непокрытые снегом острые камни. Бежать рядом с нартой и тем более приподнять ее нет ни малейшей возможности. Сердце сжимается от жалобного скрипа полозьев и кажется, что камни эти способны разодрать их до основания моих ног.
Останавливаюсь, якорюсь и тут же кладу нарту на бок в ожидании худшего.
Множество мелких царапин и ни одного крупного повреждения! Господи! Храни Эрнста Данлера! (Примечание. Эрнст Данлер. Первоклассный австрийский мастер, специально изготовил нарты для данной экспедиции.)
Нам не надо разбивать лагерь, — мы ночуем в комфортной поварне, с шикарными двухярусными топчанами и огромной железякой печки. Топляка для которой в округе хоть залейся.
Варим уху из щуки, развешиваем в тепле собственные вещи и шлейки. Долго сидим и, распивая чаи, болтаем о мелочах, оставшихся за тысячи километров на Большой и тесной Земле..
Пока все хорошо. Пока все идет по плану. Однако затянувшийся штиль внушает тревогу. Подобное, как правило, происходит перед сильными пургами. Я смотрю на Мишу. Миша спит. Но, проснувшись по утру, Миша тревожно вглядывается в безмятежное и бесконечное пространство Арктики.
— Плохой сон мне снился… Три черных медведя… Беда где-то. Совсем беда…
