Первый день и 35 километров пути уже сейчас, по приезду, кажутся легкой тренировочной прогулкой. Но тогда, в тот самый первый день (в моем понимании ситуации) решалось многое. И пока я шел эти 35 километров, привычные, созданные в теплом московском офисе планы рушились, как хрупкий карточный домик.
Все, что я взял с собой из экипировки, все, над чем так долго ломал голову и тщательно подбирал, попросту не работало!
За первые десять минут пути на открытом и продуваемом пространстве лицом хватанул ожог обморожения. Щека побелела, и минут десять я потерял на то, чтобы реанимировать ее активным растиранием.
Собаки, до этого более суток просидевшие на привязи, рвались в бой, но мне пришлось заякорить нарту и долго рыться в рюкзаке неуклюжими в меховых рукавицах руками в поисках неопреновой маски.
Первоначально одетые горнолыжные очки оказались полностью бесполезны. От учащенного дыхания они запотели и моментально покрылись слоем инея.
Наконец, приведя в чувство лицо, выбил якорь и собаки услышали долгожданное «Патя!» («Вперед!»).
Следующие полчаса полностью разбили мое привычное мнение о пуховой одежде. Экспедиционную норвежскую пуховку пробивало тончайшими иголками якутского холода. Пальцы ног начали неметь и вибрам «восьмитысячников» задубел, как пересушенная рыба. Все, о чем меня предупреждал Герман, имевший неоценимый опыт длинных дистанций в условиях крайних холодов, началось сбываться. И не знаю, что бы я делал, если бы не длинный тягун, уходящий в с открытого пространства вглубь таежного леса.
Поначалу подъем был не столь ощутим и собаки бежали, не теряя скорость, но вскоре крутизна увеличилась, я подруливал нарту ногой, а потом и побежал, толкая ее перед собой. Десяти минут активной работы на крутом подъёме хватило, чтобы окончательно согреть верхнюю часть тела.
Наконец подъем закончился и, встав на нарту, я стал оценивать ситуацию. Собаки вошли в привычный ритм, и уже не было нужды подгонять их своим промороженным криком. Низкое северное солнце позволяло смотреть на себя, не щурясь, сквозь частые стволы упакованных в белый иней низкорослых таежных деревьев.
Два часа пути до промежуточной точки — времени вполне достаточно, чтобы оценить и переварить то, чего ты до этого не знал и о чем не задумывался. Почему, как и какие люди живут здесь? Мы измеряем нашу жизнь часами. Они — отведенным им световым временем. Нас интересует, сколько бензина «кушает» наше авто на 100 км. Их — сколько за час времени. Именно за час, поскольку машины тут не глушат сутками. Приехал на работу, машина стоит под окном и пыхтит. Чтобы нам отправить СМС, надо дождаться очередной остановки метрополитена или удобного сигнала светофора. Что бы им отправить СМС, порой необходимо отыскать высокое дерево. Там, повыше, бывает, что связь схватит. Более продвинутые придумали иной способ. Написать текст, нажать «Отправить» и высоко, как только возможно, подбросить телефон. Кидать пока не отправится. И ведь отправляется.
Основной пищей здесь является то, что в наших больших и приспособленных для жизни городах является дорогущим деликатесом : нельма, оленина, жеребятина.
Водку здесь не вливают внутрь себя. Водкой угощают длинную дорогу, дом, огонь, все то, от чьей благосклонности зависит многое, как правило — жизнь.
За подобными раздумьями дорога оказалась короче, и через два часа я достиг промежуточной точки своего пробного выхода. Это было Шаманово дерево. Обособленно стоящая сосна.
Весь ствол дерева и все ветки были перевязаны ритуальными ленточками. Собаки, пользуясь остановкой, тут же улеглись в снег. Пока я завязывал свою ленточку и просил судьбу быть благосклонной ко мне во время моего многодневного перехода к Ленским столбам, многие из них успели просмотреть не один сон из своей собачьей жизни.
На обратном пути, на спуске, разогнавшиеся собаки дважды переворачивали не загруженную экипировкой нарту. Помня основное правило каюра: нарту ни в коем случае не отпускать, я крепко удерживал ее и бился телом обо все, что попадалось на нашем пути. При этом я напрочь забыл понятную собакам команду «Тай!», что значит «Стоп!» и, избивая себя о пни, стволы и нарту, кричал все, что подсказывало сознание. Скорее всего я не был оригинален, и подобный трехпалубный русский язык нисколько не смущал якутских лаек на их пути к дому, отдыху и долгожданной еде.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
И вот этого не понял: