Статья была очень информативная и интересная. Автор просто обрушил на нас массу сведений и идей, переварить которые сразу было непросто. Мне, по крайней мере, потребовалось для этого довольно длительное время. А переварив, я и решил написать эту статью, представляющую нечто вроде сборника дополнений, замечаний и моих собственных соображений по ряду вопросов, затронутых автором «Пяти навыков…».
Поскольку переложение статей Чухломина хотя бы для того, чтобы читатель понял, о чем идёт речь, заняло бы слишком много места, я ограничился кратким цитированием. Цитаты выделены и идут строго «сверху вниз», т.е. в том порядке, в котором содержатся в оригинале. Поэтому и читать данную статью желательно, имея перед глазами оригинал. Надеюсь, что читателям, которых заинтересовали статьи А.Чухломина, будет интересна и эта.
Итак, глава 1, где автор делает интересную попытку определить цели и задачи горнолыжного спорта с энергетических позиций:
«Почему одни способны проходить горнолыжную трассу намного быстрее других? Ведь у гравитации любимчиков нет - ускорение силы тяжести g, как известно из закона всемирного тяготения, одинаково для всех…. Всем спортсменам на старте отмеряно определенное количество потенциальной энергии, определенное перепадом высоты между стартовыми и финишными воротами…»
Это не совсем так. У гравитации любимчиков нет, но у природы в целом, похоже, есть. Это упитанные коренастые ребята с хорошим аппетитом и соответствующим весом.
Всем спортсменам на старте отмеряно по одному и тому же перепаду высоты, а уж потенциальная энергия распределена в соответствии с массой лыжника. И у более тяжёлого лыжника её больше. И, что самое неприятное, распорядится ей он может более эффективно, нежели его антагонист. Об этом писали многие авторы, некоторые с конкретными цифрами в руках показывали, что, при прочих равных условиях, более тяжёлый лыжник имеет преимущество в скорости.
Причина, можно сказать, «витает в воздухе»: при увеличении «габаритных размеров» лыжника его объём и, соответственно, вес, и величина скатывающей силы, увеличиваются пропорционально кубу изменения линейных размеров, тогда как площадь его «поперечного сечения», от которой зависит величина аэродинамического сопротивления, увеличивается пропорционально только квадрату. То есть с ростом веса лыжника увеличение скатывающей силы больше, чем увеличение лобового сопротивления.
Поэтому более тяжёлый лыжник потенциально способен развить более высокую скорость, чем его более лёгкий конкурент тех же пропорций. Это, конечно, обидно для нас, дистрофиков, но ничего не поделаешь.
Далее автор довольно последовательно определяет «эффективность» управления лыжами с энергетической точки зрения, только вот окончательная формулировка:
«Таким образом, определение цели горнолыжного спорта можно переформулировать более специфично: скольжение по заранее намеченному пути с максимальным сохранением всех видов энергии (максимально эффективно)» слегка озадачивает.
По сути это видоизменённая формулировка закона сохранения энергии, всеобщность которого, увы, не по зубам бедному лыжнику. Что бы он там ни выделывал на лыжах, полная энергия не изменится ни на йоту и будет лишь переходит из одних видов в другие. К тому же, по заранее намеченному пути можно скользить с разной скоростью, и непонятно, чему отдавать предпочтение: скорости ли или сохранению мышечной, скажем, энергии.
Продолжим цитирование из первой главы: «Движения тела, ...собственно, и являются предметом анализа и изучения в той науке, которая называется техника горнолыжного спорта.»
Очень интересная оговорка, а именно о взаимоотношении науки и техники. Если традиционно наука идёт впереди и техника подтягивается, пытаясь воплотить в жизнь результаты науки, то в горных лыжах, по крайней мере, наука всё время пытается разобраться, что же делает техника. И пока она разбирается, техника её вытесняет, занимая её, «научное», место. Далее идёт статья вторая и глава 2, где автор перечисляет и характеризует все пять навыков. В части 2.1.1, касающейся стойки, он пишет:
«Могулистам, например, стабильность нужна как воздух, однако, такую роскошь как широкое положение лыж они позволить себе просто не могут: приходится держать ноги как склеенные, чтобы минимизировать затраты энергии на вращение лыж из стороны в сторону с большими угловыми ускорениями. Малейшее разведение ног в стороны вызывает увеличение момента инерции вращения системы ноги-лыжи.»
Я всегда полагал, что в могуле равновесие определяется именно узким положением лыж, поскольку изображать из себя «независимую подвеску» на бугристом склоне крайне сложно. Это же относится к глубокому пушистому снегу. Чем шире поставлены ноги, тем больше опрокидывающие моменты, возникающие из-за неровностей и неоднородностей опорной поверхности. Что до момента инерции, то он действительно увеличивается, но относительно «центральной» оси лыжника, которая, пользуясь образным языком автора, проходит через ****. Относительно этой оси у лыжника практически нет возможностей вращать разведённые лыжи, разве что посредством сильно утрированного навыка № 3.
Лыжник в широкой стойке вращает лыжи относительно их собственных осей, проходящих через голени, а эти моменты инерции не меняются при разведении лыж. Более того, в широкой стойке для вращения появляется такой мощный механизм как бракаж. Да и, вообще говоря, задача лыжника инициировать вращение и позволить лыжам вращаться самим, а не крутить их что есть мочи.
Далее (2.1.2.) автор пишет о второй составляющей первого навыка – о балансе. Честно говоря, обилие балансов, которые сам автор определяет как равноВЕСИЕ, несколько смущает. Если продольный и поперечный балансы вполне понятны, то балансы во вращательном и вертикальном движениях к весу, вроде как, отношения не имеют. Впрочем, может быть у «них» термин допускает более широкое толкование. Опять небольшая цитата из «продольного баланса»:
«Типичной ошибкой, например, является смещение баланса назад в той части поворота, где лыжи начинают движение по дуге из положения поперек склона к положению вниз, иными словами, в фазе 2 поворота - от «нейтральной точки» до линии падения склона.»
А вот непонятно, почему это является типичной ошибкой. Автор не оговаривал, что речь идёт о какой-то конкретной технике, а такие повороты, вообще говоря, описаны достаточно давно, как и условия, в которых они эффективны. Вообще в статье(ях) прослеживается определённый крен в сторону карвинговой техники, хотя автор и старается этого избежать.
Цитата из «вращательного баланса»:
«Инициирование поворота вращением верхней части тела или таза является типичным примером дисбаланса в этом плане. Также чрезмерное контрвращение верхней части тела – пример крайности другого рода.»
Если вспомнить про фан-карвинг, то это типичный пример обеих крайностей - умелого «злоупотребления» вращениями и в ту и в другую стороны.
Далее в части 2.2 приводится интересный материал о новой концепции фаз поворота, которая, как пишет автор, является, к тому же, одной из опорных для методологии обучения. Совершенно справедливо автор пишет, что традиционное разделение поворота на фазы страдало некоторым волюнтаризмом в определении переходных точек. Нынче же они привязаны к определённым физическим проявлениям, и могут фиксироваться достаточно точно. Но «непонятностей», по-моему, и тут избежать не удалось. Вот что, например, пишет автор о переходном этапе «по-старому»:
«Кроме того, непонятно, какая часть завершения предыдущего поворота и начала следующего относится к понятию переход.»
А что относится к этому понятию в предлагаемом делении? Фаза 1, которая заканчивается в «нейтральной» точке, то есть в момент плоского положения лыж? Так точка потому и «нейтральная», что ни к чему ни относится. Если эта точка может быть принята за начало следующего поворота, то почему бы ей не быть и концом предыдущего?
Кроме того, такое деление поворота на фазы приводит к интересным последствиям. Например, лыжник, спускающийся дугами не вдоль линии ската, а под углом к ней (рис.1) может оказаться в ситуации, когда из «единицы цикла» выпадает та или иная фаза. Верхние дуги (синяя линия) состоят из первой и второй фазы, а нижние – из первой и третьей. Для лыжника, спускающегося по красной линии, третья фаза пропадает вообще. Но, надо признать, всякое деление преследует свои цели, в данном случае – методологические. И, если такое разбиение поворота на фазы оправдано с этой точки зрения, то оно, безусловно, полезно. Автор, кстати, обещал ещё вернуться к этому вопросу.
Далее, в разделе «закантовка» ( 2.3.2.) автор пишет:
«Даже для простого поддержания постоянного радиуса, механика поворота диктует постепенное и плавное увеличение угла закантовки на протяжении всей дуги.»
Это правильно. Но не только увеличение угла закантовки, но, прежде всего, увеличение общего наклона тела, т.е. увеличение смещения центра тяжести внутрь поворота и, уже как следствие, увеличение угла закантовки. Это продиктовано условиями равновесия и, увы, входит в противоречие с постоянством радиуса поворота: для современных лыж с увеличением угла закантовки радиус поворота уменьшается (здесь речь идёт уже исключительно о резаном повороте).
«Иными словами, требуется обеспечить увеличение угла закантовки без изменения угла наклона центра масс внутрь поворота, так что ангуляция – единственный способ достичь этой цели.»
Так вот вроде не требуется увеличение угла закантовки без изменения угла наклона центра масс в ходе поворота, а, тем не менее, мы её наблюдаем. И наблюдаем преимущественно в последней части поворота. Рискну предположить, что ангуляция вызывается нарастающей необходимостью для лыжника поменять направление поворота. Для этого ему необходимо перевести лыжи на другую сторону относительно своего центра масс и перекантовать их. То есть, сделать так, чтобы траектория движения центра масс и траектория движения лыж пересеклись. В проекции, естественно, на плоскость склона. И сделать это быстро. Ангуляция позволяет ему перевести лыжи за счёт сгибания-распрямления ног, не вовлекая в движение верхнюю часть туловища. Иначе лыжник должен был бы переваливаться с одной стороны на другую подобно маятнику метронома. Кроме того, движение, что описывает автор (т.е. увеличение угла закантовки без изменения угла наклона центра масс), также способствует этому процессу. Уменьшая радиус поворота, «закручивая» конец дуги, лыжник нарушает условия собственного равновесия и начинает «падать» наружу поворота, перенося свой центр масс через лыжи. Есть ещё один момент, могущий определять некоторую ангуляцию в последней фазе поворота. Его мы затронем позже, когда дойдём до закона «соответствия».
В пункте 2.3.3 «Контроль давления» автор пишет:
«Контроль давления (pressure control) – способность лыжника вовремя разгружать и загружать лыжи в повороте, реагируя на изменение внешних сил, используя внутренные (мышечные) силы.
Внешне это выглядит как непрерывный процесс сгибания и разгибания всего тела, точно согласованный с фазами поворота»…
Это очень интересный момент современной техники, который пока ещё никто внятно не изложил. Действительно, давление лыжника на лыжи и, наоборот, лыж на лыжника в фазе ведения поворота складывается из двух составляющих. Первая, «натуральная» составляющая определяется массой лыжника и параметрами поворота: склоном, радиусом поворота и скоростью лыжника в повороте. С ней лыжник ничего поделать не может, не изменяя этих параметров. Вторая составляющая, как совершенно верно пишет автор, определяется вертикальной работой лыжника. Он может усиливать давление на лыжи или ослаблять его, используя инерцию верхней части тела в старом добром цикле «разгрузки-загрузки». В современном спорте существенно возросла «натуральная» составляющая: радиусы уменьшаются, скорости растут. Казалось бы, для того, чтобы добавить к этой составляющей что-нибудь существенное, должна возрасти и интенсивность вертикальной работы лыжника. То есть, должны возрасти амплитуда и скорость (правильнее сказать – ускорение) вертикальной работы. Но этого как раз и не видно. Лыжник, чтобы противостоять возросшим нагрузкам, осуществляет ведение дуги поворота после закантовки, как правило, с практически выпрямленной внешней ногой. Это позволяет снизить нагрузку на мышцы-разгибатели ног. Об этом единодушно писали многие авторы, и это, кстати, хорошо прослеживается на большинстве раскадровок, приведённых автором (к могулу это, разумеется, не относится). Но как можно осуществлять «процесс сгибания и разгибания всего тела» с выпрямленной внешней ногой? Это непонятно, да этого и не видно. Варьируется, в основном, наклон внутрь поворота («заклон», по Гуршману). Так за счёт чего же лыжник контролирует давление? Как он его может контролировать в положении, скажем, «гиперсгибания»?
«Движения сгибания-разгибания напоминают работу автомобильной подвески, удерживая центр масс тела от резких перемещений вверх и вниз и обеспечивая стабильный контакт лыж со снегом.»
Это понятно. Здесь речь идёт об обработке макрорельефа, бугра, например. Но это не характерно для подготовленных спортивных трасс, где рельеф сглажен. Между тем, в «старой» технике вертикальная работа была важной составной частью и на совершенно ровном склоне.
«Окончание фазы разгибания согласуется с концом фазы 2 поворота, максимум сгибания совпадает с «нейтральной» точкой.»
Вот ещё один характерный пример: в начале третьей, самой критической, фазы поворота лыжник распрямлён, т.е. лишен возможности оказать какое-либо дополнительное давление на лыжи. Для этого ему необходимо сначала «слегка упасть», чтобы туловище приобрело инерцию движения вниз, а это неминуемо приведет к снижению давления на лыжи.
Невольно возникает вопрос: а есть ли это самое дополнительное давление? Или лыжник принимает за него процесс противодействия «натуральному» давлению? Или оно приобрело какие-либо новые двигательные формы, нами пока не улавливаемые? Оставим это пока будущим исследователям и последуем далее за автором.
В главе 3 «… культ Внешней лыжи» автор затрагивает не менее интересный вопрос о распределении давления между внешней и внутренней лыжей. Дебаты в спортивной среде по этому поводу ещё не кончились чем-либо доказательным, и автор предпринял собственные попытки объяснить существующие разногласия, пускаясь для этого на рискованные и опасные эксперименты. Не каждый решится, по крайней мере, в присутствие жены, влезать с лыжами на диван (канты у профессионалов обычно острые). Меня самого давно интересовал этот вопрос: почему раньше нужно было строго давить на внешнюю лыжу, а нынче - равномерно на обе? Интересовал и интересует, поскольку меня не удовлетворяет предложенное автором объяснение.
Вот его основной тезис: «…увеличивая нагрузку, приложенную к середине лыжи, уже находящейся в полном контакте со снегом, можно, очевидно, еще более увеличить степень прогиба….
Действительное предназначение переноса веса на одну лыжу – это увеличение стрелы ее прогиба с целью выполнения резаного поворота меньшего радиуса.»
Действительно, можно увеличить степень прогиба. За счёт деформации снега. Если середина лыжи дополнительно загружена, то она дополнительно же врезается в снег, тогда как носок и пятка лыжи, в силу её упругости, остаются «недоврезанными», за счёт чего и образуется дополнительный прогиб лыжи. Хау (John Howe, «The New Skiing Mechanics») приводит даже некоторую аналитическую зависимость, полученную как раз из этих соображений.
Результаты его расчётов (Рис. 2), вроде бы, убедительно показывают, что такое влияние есть, и весьма значительное. Хау называет это «эффектом мягкого снега».
Вот, вот. У нас-то речь идёт, прежде всего, о спортивной технике и применительно к спортивным, соответственно, трассам. А они всегда были жёсткими. И сейчас и во времена «культа внешней лыжи». Настолько жёсткими, что дополнительную деформацию снега, сравнимую по величине с «недополнительным» прогибом лыжи, на них получить практически невозможно. В это очень легко убедиться непосредственно на снегу, давя на лыжу что есть силы и даже призвав на помощь коллег по работе.
Следующий (и основной) спорный момент, связанный с этим вопросом, заключается в статичности исходных рассуждений. Молчаливо предполагается, что лыжа, первоначально деформированная таким образом, в дальнейшем продолжает движение по дуге, сохраняя свою «дополнительно деформированную» форму. А это – вряд ли. Если для неподвижной лыжи её упругости недостаточно для того, чтобы носок и пятка врезались в снег вслед за серединой лыжи, то для движущейся лыжи это не так. Как только лыжа начнет двигаться, носок и пятка также начнут врезаться в снег, ликвидируя тем самым начальный дополнительный прогиб. И будут врезаться в снег до тех пор, пока силы, действующие между лыжей и снегом, не придут в некоторое равновесное состояние, анализировать которое мне не позволяют умственные способности. Априори можно сказать только, что общая тенденция такова: чем лыжа глубже погружена в снег, тем больше радиус поворота. Так что, возможно, дополнительное давление на лыжу приводит, наоборот, к увеличению радиуса поворота.
Проверить это также несложно. При помощи той самой линейки, которая уже была использована автором. Найдите снег подходящей плотности (я проделывал это прямо на трассе, чем вызвал большое оживление в рядах юных спортсменов), согните линейку в дугу и воткните её ребром в снег. Она, естественно, останется в этом прогнутом состоянии. Но стоит только начать двигать её по дуге (не забывая при этом постоянно давить на её середину, чтобы соблюсти условия эксперимента), как концы линейки начинают врезаться в снег, а сама линейка начинает стремительно выпрямляться. Можно проделать это в различных вариациях, с различными прогибами и углами закантовки, но результат будет тот же. Примерно так же будет вести себя и лыжа. Поэтому я бы воздержался считать вопрос о внешней лыже закрытым. А именно вопрос «почему раньше …?», а не вопрос «как лучше …?». Последний, как, опять же, совершенно резонно пишет автор, уже решён практикой.
«С того времени горнолыжники были озабочены, главным образом, выполнением трех задач:
- закантовкой лыж
- дополнительным прогибом за счет скольжения только на одной лыже
- дополнительным прогибом путем загрузки передней части лыжи в начале поворота с последующим переносом нагрузки на заднюю часть к концу поворота.»
Но современной лыже с боковым вырезом ребро не мешает, и она может быть действительно изогнута так, как пишет автор, - неравномерно, т.е. с бо’льшим изгибом передней части, нежели задней. Или наоборот.
Что же из этого следует? А то, что построенный атором на этой основе анализ, возможно, не совсем корректен. Возможно, что одно и то же действие, - перенос нагрузки вперед или назад, - преследует в «старой» и «новой» технике разные цели. Но визуально это может восприниматься как возврат к«старому»:
«Приемы «старой» техники, когда это необходимо, стали вновь появляться в арсенале ведущих горнолыжников. Например, энергичное использование ботинок для сгибания лыж в передне-заднем направлении видно в слаломе весьма отчетливо… .»
Результатом анализа стал сформулированный автором закон соответствия:
«Характер применяемой горнолыжниками техники зависит от соотношения двух параметров: минимального радиуса резанного поворота «r» пары лыж, который возможно совершить простой закантовкой (без дополнительного прогиба двумя описанными выше способами), и радиуса поворота «R», который предлагается на этих лыжах выполнить.»
Надо признать, что законы автору удаются, - с ними приходится соглашаться. Безусловно, характер техники зависит от радиуса поворота и конкретной пары лыж. Вопрос в том, какой это характер, - «старый» ли, как следует из контекста, или какой ещё? Есть ли действительно «рецидив» «старой» техники, «спровоцированный» FIS? Я склонен доверять в этом автору, поскольку он занимается лыжами профессионально и больше нашего видит и слышит. В заключение я хочу только привести пример как раз на эту тему: как лыжник приспосабливает свою технику для борьбы с этим самым R/r.
 |
| Фото с сайта www.youcanski.com |
Какие же цели преследует лыжник, ведя лыжи таким образом? Простые: затянуть дугу поворота, т.е. увеличить его радиус, и не сорваться при этом в чистое соскальзывание. Механика этого приёма ведения лыжи тоже несложна. Лыжник выводит носки лыж из зацепления со снегом в той мере, в которой ему это необходимо, что приводит к уменьшению «эффективной длины» лыжи, т.е. той её части, которая непосредственно взаимодействует со снегом. Это, в свою очередь, приводит к уменьшению прогиба лыжи, и, соответственно, к увеличению радиуса поворота. Конечно, это нельзя назвать «чистым» резаным ведением, но такой приём позволяет увеличить радиус поворота не уменьшая угла закантовки. Последнее, т.е. уменьшение угла закантовки в ходе поворота, чревато срывом резаного ведения. Судите уж сами – какой это характер техники.
Да, забыл сказать: такое ведение сподручнее (не могу сказать – необходимо) исполнять из положения некоторой ангуляции.
Вот, пожалуй, и всё, про что я хотел написать «по следам…».
| Автор: Игорь Изыльметьев |
В принципе, такой подход созвучен эпохе.
Эдак можно выделить отдельное направление: есть спортсмены, есть фрирайдеры, есть карверы и т.д., а есть писатели.
Хорошо, когда каждый занимается тем, что ему нравится