Слова... Слова... Это шелуха, рассыпающаяся и обнажающая суть. Это надо видеть, чувствовать, дышать тем, что называют Крайним Севером...
Идея
Все родилось спонтанно: железная дорога близко, самое позднее начало сезона, точно также, как и его конец, наличие отпуска в июне, шовинизм по части желания подтвердить возможности бэккантрить на Урале. Отсутствие таких же ипанутых на голову, впрочем, не сильно опечалило - готов был ко всему, я ехал один как минимум на разведку района для пригодности к бэккантри, ибо именно об этом я ничего не слышал и не читал, как не искал, остальное уже не волновало, моей уверенности мог бы позавидовать любой самоубийца, стоящий на краю крыши. Бэккантри, Полярный Урал, массив Райиз.
Люди и нравы
Забегая вперед скажу, что идея воплотилась в плодотворной разведке района и выразилась как в покатушках на ГЛЦ "Собь", так и несложных радиалках с покатушками, часть этого действа была отснята (не судите за корявые фотки) моим, так сказать, попутчиком, когда его не было рядом, я катался один как псих. Так вот, люди. Как везде - разные, однако... Людские пороки и достоинства, видимо, вычленяются Северами очень четко, так что и беспробудное пьянство вахтовиков, и завислость салехардчан (тех, с кем я общался) на бабках и том, "как я катался во Франции", и смешная смесь нищеты с сором денег, все это создает неповторимую атмосферу, не полюбить которую с первого момента просто невозможно.
...Спрыгиваю на остановочном пункте "110 км" - бывший поселок Полярный, который лежит теперь в руинах. У путей стоит заведенный вездеход - должен забросить вахтовиков на север.
- До Малой Пайпудыны подбросите (это 4 км)?
- Залезай.
- Чо денег?
- Тыщи полторы.
-??? Не, я пешком пойду, таких денег нет (жалко, вообще-то).
- Залезай, так подвезем...
Без комментариев.
ГЛЦ "Собь"
Уютно, если подзависнуть на том, что катаешься в июне и одет по-мартовски, то можно надуться от важности и лопнуть, обрызгав всех кругом. Перепад 250 метров, длина ровно 1 км, подъемник бугельный, да такой быстрый, что только успеваешь уворачиваться от опор. Не круто, не полого, ровно исключительно без всяких ратраков. В этом году сезон закрывался с 12 по 15 июня из-за поздней весны (товарищ из Салехарда, не вводи людей в заблуждение, в этом году весна и лето поздние, поэтому снег и лежит еще, а обычно (я справки наводил) Собь закрывается в середине мая). Жить можно прямо на ж.д. станции в вагончиках, катание стоит за день - 400 рублей, по четным числам на станции останавливается вагазин на колесах (между магазинами, надо сказать, в этих краях по 150 км). Начальник всего этого хозяйства - Генадий Петрович. Кстати, аттракцион номер ван на Соби - это подвесной мост через реку длиной метров сто. Те, кто ходил по подобным конструкциям знают, как они качаются под тобой, и как мозжечок начинает давать сбои при виде бурого потока внизу.
[page]
BackCountry как таковое (или в понимании местных)
Надо сказать, что я попался как рядовой индеец на бусы. Чего проще - набери в Гугле заветные слова, например, "Бэккантри на Полярном Урале" и ищи нужные ссылки (убил бы сволочь, кто придумал такой метод поиска). Я нашел контакт в Салехарде, человек говорил и про фестиваль "Полярный Экстрим", и про то, что людей на гору возят на вездеходах и снегоходах. Короче - это все может быть, но за такие бабки, за которые по существующим расценкам Михал Михалыч Шевалье лет десять бы возил всех туристов Новокузнецка и Новосибирска по всему Кузнецкому Ала-Тау на своих снегоходах, просто реально дорого. Реплика для салехардчан - вы чо, и@нулись? Почему - поймете позже.
Похоже, что я не обману, если скажу, что в регионе ВС в том понимании, как, например, в Иркутске, Новокузнецке или Новосибирске, просто нет. Если все по-другому - откройте мне глаза на какие-нибудь отчеты, и я съем свои слова обратно. И еще - они там меряют склоны протяженностью, а не уклонами и перепадами - интересный факт.
Горы
Итак, самое вкусное, это описать то, что я увидел, и к чему, надеюсь вернуться. Постараюсь максимально подробно описать все районы, которые я вижу как бэккантрийные. Обратимся к карте.
1. Без сомнения, первое место у Малого Пайпудынского хребта, точнее, район горы Пэндирмапэ и прилегающие горы. Реальные перепады высот можно набрать до 1000 метров, при этом активных не менее 600! С уклонами до 45 гр., варианты для ссыкливых тоже имеются в виде полей с демократичным уклоном. Заброска от остановки "110 км" до базового лагеря, где еще можно поднакосить древесины (с оной в районе, понятно, проблемы - тундра кругом) порядка 7 км, причем без существенных подъемов, присутствуют даже спуски. Район ценен огромным количеством вариантов спусков, в которые можно включить и склоны соседнего Большого Пайпудынского хребта. Оптимальное время - июнь, снег в тундре еще хорошо держит на заброске, то, что некрепко держалось на горах, уже осыпалось, полярный день провоцирует к тому, что можно посреди ночи вылезти из палатки, отлить, напялить лыжи и поехать.
2. Район реки Восточный Нырдвоменшор мне удалось хорошо разглядеть и с ж.д., и с массива Яркеу на противоположной стороне реки Собь. Надо сказать, что именно река Собь отрезает от ж.д. массив Райиз, делая его малопривлекательным с точки зрения ВС, кстати сказать, на Райизе преобладают две формы склонов - кулуар типа "очко" и плоскотина, тоже, в общем-то, не фонтан.
Гора Черная, тоже упоминаемая как центр ВС на Полярном Урале, сильно удалена от поселка Харп. К ней можно подобраться только на технике, пешком сильно по тундре с ВС комплектом не походишь. Так вот, второе место - река Вост. Нырдвоменшор. Заброска только с поселка Харп по сталинской дороге, идущей вдоль Соби со стороны Райиза, протяженности - километров 20. Денег сейчас возьмут - тыщ 20 за УРАЛ, не меньше. Плюсы - есть лес, где-то вроде бы даже есть изба, перепады до 800 метров, разные склоны. Это место стыка непосредственно массива Райиз и горы Поуркев. Думаю, отсюда же можно сходить "Сопли" - я так назвал два кулуара, спадающих с вершины Поуркев в сторону Соби и ж.д. с перепадом чуть ли не метров 700 и резким возрастанием угла книзу. Теоретически можно заброситься через единственную артерию - мост на станции Собь, но переться все равно далеко и придется со всем шмотьем переваливать Поуркев.
3. Домашние склоны - спрыгнул с поезда и пошел - кайф. Первое - это долина реки Кемрузь - круто, коротко, для борзых райдеров, практически нет альтернатив, только в "очко". Второе - склоны напротив станции Собь - вольготно, полого, красиво, виды на Пэндирмапэ, есть карнизы, чтобы посигать.
4. Склоны между верховьями реки Собь и рекой Нырдвоменшор. Издалека смотрится очень бодро, есть варианты с перепадами до 800 метров, определенно аналогия Малого Пайпудынского хребта. Заброска от станций либо "110 км", либо "Полярный Урал", в зависимости того, в каком состоянии Собь - в этих местах она в июне вполне бродима.
Добирание в район (еще один раздел к техописанию)
1. Самый быстрый и самый дорогой - самолет до Салехарда, затем паром до Лабытнанги, затем поезд до места (из Ёбурга самолет стоил в июне 13200, и мест за месяц уже не было).
3. Куда хочу, туда и еду. Едем на любом паравозе до станции Сейда - пипец какая разруха, пересаживаемся на поезд Воркута - Лабытнанги (№953, если не ошибаюсь) и кланяемся каждому столбу, пока не идентифицируем свой родной. Это тот самый бичевоз, с которым по четным числам ездит товаровозка и стоит минут по 15 на каждом полустанке, и в которую постоянно бегают догоняться вахтовики.
Стыковки по всем станциям пересадки, а оных получается две - Киров и Сейда, не превышают двух-трех часов.
Выводы. Итак, рай оказался не совсем там, где его заявляли, впрочем, все это условности, ибо практически вся эта местность зовется Райизом. Катать, не перекатать.
Естественно, что сие техописание только предтеча к более глубокой лирике...
[page]
Такая тема
Включайся страна
Люди хотят поэзии на
Поэээзии на
Окно с видом на Райиз
Утром переменно облачного дня 17 июня 2008 года в 9 часов 41 минуту с западной стороны по одноколейной железной дороге в поселок Харп, притулившийся к самому сердцу суровых северных гор, вошел человек. Человек тот имел при себе недельную щетину, покрывшую загорелое лицо, огромных размеров рюкзак и что-то заботливо завернутое в чехол синего цвета, а также билет на ближайший поезд, который должен был увезти его на Большую землю. Уже подступающее короткое северное лето сбивало с толку немногочисленный люд на станции, пытливыми взглядами надеющийся узнать в синем чехле удочки, и только горы радостно кивали снежниками и обещали никому не говорить, что под синей тканью притаились лыжи.
Горы улыбались человеку и тогда, когда он двумя часами позже торчал то в проходе купейного вагона, то в громыхающем тамбуре, пытаясь табачным дымом оправдать то, что подступало комком к горлу. Тремя днями позже был он замечен сходящим с поезда на шумный перрон вокзала большого города, помелькала в толпе синенькая ткань, помелькала, да и затерялась. Каплями в огромное человеческое море упали все его чаяния, надежды и тревоги минувших дней, упали, да не растворились, а крохотными жемчужинами тихонько опустились на дно. А ему только и осталось безутешным ныряльщиком разыскивать среди придонного хлама перлы прошлого времени, собирать их в огромный мешок, чтобы потом очистить от накипи времени и суеты и разглядывать в прозрачной глубине камушка прошлые события. Память свяжет события узелками и смотает в тугой клубок. Бросит человек клубок на дорогу, катится тот, мелькая нитками да узелками всех цветов, словно пролетающими мимо полустанками, что печально смотрят окнами в голубое небо, и отлегло, стало светлее на душе. Человек этот также, как все, зависит от своего прошлого и уверен в том, чтобы сделать собственное завтра, нужно знать свое вчера…
Он давно слышал о людях, как про них говорили, «больных севером», слышал и о том, что эта сердечная маета незнакома молодым, и пронимает лишь умудренных жизненным опытом. Те, кто там бывал, с нездоровым огнем в глазах, рассказывали про острые горы, практически круглый год стоящие в снегу, про необъятность тундры и ее невероятные краски в период цветения, про чудовищные ветра и белую мглу, финализируя, как правило, свой рассказ фразой «север затягивает». Так или иначе, он просто обязан был побывать там.
Дни до отъезда после спонтанно принятого решения тянулись ужасно долго. Они, наполненные борьбой с тем, что обычно психологи называют кризисом среднего возраста, скрашивались сладкой истомой предвкушения чего-то значимого, беготней за продуктами и билетами, звонками, распечатыванием карт. Прохладным июньским утром точка невозвращения была пройдена, и скорый поезд стремительно уносил его и от кризиса, и от предстартовых волнений, оставалось лишь странное влечение, подобное тому, которое можно испытать стоя на краю обрыва. Менялись поезда, станции и лица напротив, лес, мелькавший в окне целый день под утро иссяк точно также, как и ночная темнота, и забелел уцелевший снег. Целый день тепловоз, чадящий жирным и черным дымом, тащил два общих вагона по тундре, то там, то здесь загаженной брошенной техникой, затем тундра вздыбилась горами, замелькала река.
Остановочный пункт «141 км» - это два старых станционных дома, да пара сараев. Раньше здесь находился лагерь; среди чахлых деревьев угадываются остовы вышек и водоотводные канавы вокруг тех мест, где стояли бараки, ржавая тюремная дверь, да груды старого битого кирпича как немое напоминание о тех людях, что не по своей воле осваивали этот край. На половине одного станционного дома теперь турбаза – две комнаты с нарами, кухня и удобства, все добротно и основательно. В соседнем доме живет семья алкоголиков, проработавших на железной дороге более тридцати лет, пес по кличке Дик и черная кошка. Вечер в общении с хозяином базы течет неторопливо и задушевно, как коньяк, пробултыхавшийся в поезде почти трое суток. Только накопившаяся дорожная усталость, да стрелки часов указывают на то, что надо и отбиваться, полярный день в разгаре и солнце, пусть и закрытое облачностью, не знает усталости в своем пути по самым верхушкам окружающих гор. Уже лежа в спальнике, он долго пялит бессонные глаза в проем окна, где стоят крутые склоны.
«…Райиз, Райиз, еще один полюс влечения, сердце северных гор, пока прагматичный разум не видит того, от чего сходят с ума, может от того, что это место позволяет не только буквально дойти до края земли, но и до края своего восприятия мира, почувствовать опустошенность, когда все, что греет на большой земле, становится ненужным. Впрочем, такие фокусы можно увидеть и в любом другом месте, видали такое и не раз, потому и не успевает запылиться рюкзак в ожидании того дня, когда он как кот потрется боками о вагонные стенки, тут должно быть что-то другое… Загадка… Может быть, пустота - это только этап на пути к чему-то большему?... Надо проверить… Но как?... Как?...»
[page]
Последующие дни солнечны, заполнены впечатлениями, мокрыми ботинками и гудящими ногами. Ослепляющий снег здесь не воспринимается как атрибут уходящей зимы, хотя он по-весеннему раскисший, снег здесь естественен, как пальмы на юге. Человек идет по этому снегу, радуясь ему, как привычной среде обитания.
Прочно засевшая в натуре зависимость от снега, солнца и лыж побуждает его вновь и вновь плавить все ингредиенты в одном котле, рождая сплав, который какой-то умник назвал словом BackCountry.
На станции Собь три примечательности – мост через могучую весеннюю реку, бугельный подъемник и собака. Первая – это подвесная конструкция длиной около ста метров, качающаяся в такт шагам, вторая – более чем километровый стальной трос, несущийся на вершину холма с бешенной скоростью, а третья – это здоровенный добродушный гладкошерстный пес с болтающимся между задними ногами хозяйством.
Здесь, на Соби, по-настоящему уютно. Только вот снова светлый проем в стене не дает человеку заснуть, снова он пытается закрыться жарким спальником и ищет ответ.
«…Здесь не чувствуешь себя скованно, но наоборот, как будто жил добрую половину жизни, все кругом кажется родным и знакомым… И тем не менее должно быть что-то большее, надо ехать завтра на 110-й километр, где маячит острая гора Пэндирмапэ, вроде как гора – бубен, по-местному, действительно, когда смотришь от склонов с левого берега Соби, горы в том месте образуют круговые хребты с равномерными вкраплениями повышений, как бубенчики на бубне, надо посмотреть…»
[page]
Декорации брошенных городов, выдуманные сценаристами футуристических фильмов, выглядят детскими забавами перед картиной поселка Полярный, оставленного жителями каких-то три года тому назад. Уцелели лишь несколько балков да сараев, превращенных оставшимися несколькими то ли местными, то ли вахтовиками в помещения для проживания и ремонта техники, коей разбросано по близлежащей тундре великое множество.
Местные собаки, поголовье которых превышает количество людей, подчиняются негласному правилу – если люди примут этого незваного гостя в вызывающе красных штанах и такой же красной куртке, то и для них он станет другом, а другу, как водится, можно и в знак крещения Севером обильно помочиться на неосмотрительно оставленные лыжи. То там, то здесь разбросаны некие чудовища инженерной мысли – «макаки» - мутировавший до солидных размеров детский трехколесный велосипед, снабженный гигантским рулем от грузовика и двигателем. Местные говорят, что с таких хорошо бить зайца.
У балков тарахтит уродливый вездеход, который должен доставить по весенней распутице нескольких вахтовиков севернее на геолого-разведочную базу. Приезжий в красном подходит ближе.
- Подбросите до Малой Пайпудыны?
- Конечно.
- Чо денег?
- Тыщи полторы.
-?! Там же километра четыре, не больше!
- И чо?
- У меня нет таких денег.
- …Садись, так подбросим, щас только трактор вперед уйдет, а то реку раздуло, брод там метра полтора глубины, вчера чуть газон не утопили…
Он идет пешком через поселок к ближайшему заснеженному склону, чтобы встать на лыжи и продолжить путь к цепочке гор, вздыбившихся на горизонте. Все более явственно раскрывается ему картина исхода из поселка людей; за разбитыми стеклами двухэтажных домов кое-где виднеется оставленная мебель, поваленные фонарные столбы, детские карусели, утопшие в весенней грязи, горы металлического хлама, некогда сотрясавшего тишину этих мест ревом моторов. Все это рисует картинку из будущего, когда молодой археолог, слой за слоем снимая с поверхности уже не вечную мерзлоту, а пыль, обнаруживает древний город, внезапно оставленный жителями, гипотезы, догадки, легенды… Невольная улыбка трогает его лицо, а между тем руины современности уже скрылись за перегибом, и теперь вокруг него распространилась степенная белая пустота, кое-где нарушаемая одинокими деревцами, да осторожными зайцами, передвигающимися по пустоте во всех направлениях. Его движения легки, жесткая подложка под верхним подраскисшим слоем снега позволяет идти быстро.
Однако, странное дело, несмотря на то, что он уже целый час в пути, горы на горизонте не придвинулись не на шаг, более того, они, будто бы, стали уменьшаться в размерах. После перекура все должно встать на свои места, надо дойти все лишь до ближайшего перегиба. Очередной ориентир не приносит ясности, горы продолжают уменьшаться. Он идет, уткнув взгляд на мерно движущиеся носки своих лыж и разговаривает с дракончиками, инкрустированными в верхнюю поверхность лыж, своими верными спутниками. Внезапно его взор начинает улавливать шевеление застывшего, казалось бы, пейзажа; хребты раздвигаются, обступают и растут прямо на глазах. Ошарашенный он останавливается, сбрасывает рюкзак, достает сигареты и заворожено смотрит на величественную картину. Кажется, он нашел то, что искал.
…Сидючи на деревянном чурбаке, он борется с искушением, пальцы щелкают кремнием зажигалки. Как, все-таки, просто одним движением рук изменить судьбу, билет на обратную дорогу подозрительно сжался в руках, всего лишь бумажка, или дверь в другой мир, а может, ключик, чтобы запереть свое прошлое под большой висячий замок. Сегодня светлый проем в стене не будет его беспокоить, поскольку он открыл тайну, над разгадкой которой он бился минувшие дни – слово «бескрайний» здесь имеет вполне буквальный смысл, наиболее емко и лаконично укладывающийся в одном слове – «свобода», хотя это и не стыкуется с прошлым этого края. Как сладко мгновение, он чувствует себя хозяином своей судьбы; чиркнул кремний, взвилось пламя, сопровождаемое свистом выходящего газа. Ладно, не бойся, я только сигарету прикурю!
Мимо с деловым видом проходит Дик, он все понимает, он видит, что человек не хочет уезжать и игриво тыкается в колени, прося вкусности. Обстановка разряжается, билет убирается в недра сумки, а Дик получает просимое…
Автор: Kompressor
А кому принадлежит это ГЛЦ, если там так все разрушено и бедно?