Приполярный Урал – консолидированный проектор ауры всего Урала, превращающий бесконечную рябь человеческих чувств в то, чем она по сути и является – в аддитивную погрешность на пороге чувствительности. Под ровным голубоватым свечением фоторезист проекций человеческого сознания оплавляется, словно воск, обнажая истинную картину мира – чистую, ограниченную контурами гор и тайги, поверхность над головой.
Проектор имеет бесперебойное питание и способность материализовывать время, постоянно трансформируя бесконечно малые его отрезки в бесконечно большие и наоборот, направление времени едва ли может быть здесь единственным.
Природа его в целом понятна – это воплощенный дух Маниту, вопрос только в способностях его ощущать. Навряд ли хватит для этого пяти привычных человеческих органов чувств. Он тщательно спрятан от зевак и праздных человеческих особей. Путь к нему есть суть очищение.
Бэк в таких условиях – медитация высшего порядка, в шаге от нирваны. Глубина медитации состоит в экспоненциальной зависимости от географической удалённости района бэка. Мы уже имеем опыт пробовать на прочность наши привязанности, растягивали их на 60 км до Саблинского хребта. Теперь тянем ветку дальше и дальше в горы – уральская тайга, реки с промоинами и горы вокруг – впору широко раскинуть руки в восторге от ощущаемого, и взять ложку побольше, чтобы хлебать Сенсемилью.
Однако, медитация эта сродни казино – суть не в выигрыше, а в том, чтобы было позволено отойти от стола. Мы готовы к таким раскладам! Ставим всё! Или хрен вдребезги, или пилотка пополам! «Прыгайте в сани, безумцы! Пока не поздно!», – кричит Коленька вслед исчезающим в темноте снегоходам. Все ржут. Ржут с надрывом – понимают, что теперь здесь, в горах, в 150 км от ближайшей населёнки мы совсем одни.
Ставки сделаны, господа! Ставки сделаны! Отсюда, из эпицентра проектора, уже не страшен товарищ старший лейтенант с котяхатистой спутницей, выполнивший на нас свой план по оформлению протоколов об административном правонарушении, конечно, выразившемся в распитии алкогольных напитков в общественном месте, и казавшийся в проёме отсека плацкартного вагона богом Ямараджа, алчущим человеческих голов и крови. Путь Маниту – это не путь страха.
Песнь каюрам
Я третий год наблюдаю за работой этих парней, и язык не поворачивается назвать их снегоходчиками. Лёня, Батя и Егор. Они – сталкеры, проводники, каюры наконец. Снегоходы для них – это не результат случайной траты случайных денег, снегоходы для них – необходимость, атрибут жизни, это их личный Турук Макто. Трудно представить, они знают из этих 150 000 метров нашего пути каждый. И ещё много каких метров им ведомы. От осознания этого факта над головами парней ясно просматривается нимб.
Легко возить пальцем по карте. Труднее попытаться, выглядывая из-за спины Лёни, представить себя, вот в этой вот таёжной реке, изобилующей промоинами и наледями, держащим руль и направляющим машину вперёд. Это вызывает дополнительный ритуальный ужас и уважение к тому, кто обладает такими способностями. Ужас усиливается при виде прикрытых свежим снегом воронок, часто с водой на дне, по бокам пути – это следы прошлых событий; воображение рисует картину, как неудачливый наездник впоролся в промоину, рваные края воронки впечатали в себя усилия людей, пытающихся вырвать машину из снежно-ледяного плена. Наши каюры такого себе не позволяют. Их руки тверды, а глаза зорки.
«Давай!!!» - перекрывая рёв моторов кричит Лёня. Тройная тяга – это три последовательно сцепленные друг с другом снегохода, с разгона пытается вытолкать сани на локальное выположение. Мы в кромешной метели и стремительно валящемся без всякой меры с неба снегу пытаемся пробиться на перевал. В таких условиях проторённая налегке тропа не уплотняется и второй ходкой гусянка просто срывает непрочно сцепленный слой снега. Разгружаем сани, тащим барахло на себе – каких-то сотня метров на небольшом уклоне, дальше площадка и ещё один взлёт, за ним перевал. Мы почти победили! Люди и снегоходы в мыле. Здесь явная параллель с лошадьми. Их надо беречь, иначе они умрут. Снегоходы тоже надо беречь. «Приплыли, не пройдём, машина в одного, без груза, на дыбы встаёт»» - подводит Лёня итог пятичасовой битвы. «Ничего страшного. Откатимся к лесу и будем принимать решение по ночёвке, быстро темнеет. По правде сказать, я думал, что ты отступишься несколько раньше», - взвешенность суждений даётся мне неожиданно легко.
Каюры бережны не только к своим машинам, но и к своим пассажирам – иногда кажется, что у них есть вторая пара глаз на затылке – мягкий ход, вариатор, система курсовой устойчивости, ABC и в целом Quatro. И, тем не менее, есть несчастливые места в схеме «каюр – пассажир – сани с пассажиром – наездник». Сдохни! Сдохни!! Сдохни!!! – каждая вертикальная волна на пути бьёт в сани перемалывая снаряжение и продукты в крошево, вытряхивая позвоночник пассажира саней в трусы, которые мокрые уже через пять минут после старта, ибо если снег не валит с неба, значит он летит из под гусянки снегохода. Истинно – те кто едут в санях – железные парни.
Молочные братья
Саня Катаев и Саня Серов – братья. По духу и дури. Имея разных биологических матерей они взращены высокой энергетикой одного города, и даже более того, одного района именем Уралмаш – а, чо?, семак задоляй! у нас по Победе в минус тридцать вечером без пифка лучше не ходи – слышь! сюда соси! – типичная оболочка их внешнего мира, они побитые жизнью, непобеждённые.
Одинаковые лыжи, одинаковая одежда (да, да, я знаю, Серов, что ты не выкинул те штаны и куртку, которые Катаев ещё носит), одинаковый шальной взгляд и одинаково заставляющая женщин влажнеть в нужных местах с первого же шального взгляда внешность. Наше знакомство произошло под склоном Конжака, в долине реки Катышер. На встречных курсах, двое выходят с гор, двое заходят – Привет! Как там? Так хорошо там. Удачи! И вам! Разлетевшись по Вселенной, нам, конечно же было суждено снова встретиться.
Во-первых, ребята были лично знакомы не с кем – нибудь, а с очередным воплощением духа Маниту, неожиданно сошедшего в ничего не подозревавшее человеческое тело в миру Константина Борисовича, а после сошествия - «Отца Уральского Фрирайда». Это подкупало возможностью окунуться в историю, прикоснуться к древностям. Во-вторых, у парней всегда было в достатке того качества, чего так не доставало мне – воздушной лёгкости восприятия бытия. Первое время я был очарован тем, как они превращают в балаган в целом серьёзные вещи. Позже я узнал, что это было результатом учения Константина Борисовича, практиковавшего ребят в корпоративных сплавах.
Данное их качество всегда ставит меня в тупик в попытках найти ответ на простой вопрос – кем им приходится Коленька? Фактура, состоящая в том, что Коленька, беря в руки баян и исполняя вопщем-то разные по жанру и тональности произведения, часто с мастерством ди-джея миксует сэт либо на Шнуровскую «Жопу», либо на «День Победы», указывает на явное его сыновнее происхождение относительно Серова и Катаева. За кадром остаётся определённая вероятность того, что он стоял рядом в момент сошествия духа Маниту на Константина Борисовича. В этом случае он им вроде как племянника. И в-третьих, они для меня всегда ассоциировались с железнодорожными костылями – простыми и надёжными, не способными на итерационные вычисления, но от этого не менее полезными. «Нормально делай – нормально будет!!!». Слово «Нет» не существует в их лексиконе.
Их существование подобно танцам на лезвиях ножей. Здесь нет места штилю. График их ощущений – сомн разнокалиберных пилообразных кривых, а точнее широкополосной случайной вибрации с чудовищными пиками спектральных плотностей в неизвестном частотном диапазоне. Правда, график у каждого свой.
Катаев грузит в себя русский рэп в объёмах, способных другому человеку оторвать крышу, обладает приятным баритоном, и в целом более прямой, жёсткий, но душевный, проникновенный и трогательный, верит в то, что можно не просто жить увлечениями, но и зарабатывать ими на жизнь, чем часто ввергает себя в пучину жизненных передряг.
Серов – мешает в миксере шпинат, бананы и пророщенные зёрна, искренне воспринимая медитацию как физическое упражнение, прирождённый дипломат, умеющий выкрутить любые невзгоды в приятные бонусы, что, как мне кажется, играет с ним шутку – Саня просто неспособен воспринимать метафизические вещи, заменяя их в сознании привычными материальными объектами и событиями. Неодинаковая одинаковость обоих легко уравнивается этаноловой анестезией – они превращаются в очаровательных алкашей с сияющими детской непосредственностью рожами. Я обожаю их такими.
Фото мои и Вадика Кима
Даёшь продолжение!!!