«Пятнадцатая!!!», - дружно орем мы с Веро куда-то в метель и так же дружно ржём. Это я её научил. Так можно согреть замерзающее тело, проваливающееся в вечность холода, дотянуть до высадки. Это декабрь. 2020. Это Шерегеш. Пятнадцатая опора подъёмника здесь - как Рубикон, ещё шестнадцатая и семнадцатая, но они – это опоры надежды – за ними станция высадки, а пятнадцатая, замурованная снегом , так что числа «15» и не видно – она одна такая – суть остановленного времени, к ней организм почти сам превратился в вечный холод – она сделает всё, чтобы убить надежду на само существование шестнадцатой и семнадцатой опор.
«Показалось. Не может быть», - следующая мысль. Вязкая от холода, хоть и всё ещё текучая. Встретить самого себя. Здесь. Сейчас. Чушь! Не может быть! Но догнать бы и заглянуть в лицо. Куртка-то и штаны те же, что были у меня пятнадцать лет назад – нумерология какая! – кругом это число «15», да и как не узнать, пусть через метель, свой родной Custom. Десантируемся с кресла, машем руками и ногами – мёрзлые мускулы плохие помощники на спуске. «Сейчас проскочим плоскотину и там будет наш любимый крутячок со свинороем. Готова? Всё! Погнали! Тапок в пол!»
«Пятнадцатая», – бормочу я себе под нос, уткнувшись в воротник куртки, тщетно пытаясь не оставить в одежде путей для холода, неистовой метелью рвущегося к телу. Холод здесь, на пятнадцатой опоре Еленовского кресла, тождественен вечности, неизвестно откуда взявшейся внизу на станции посадки и также неизвестно куда-то пропадающей через две опоры на станции высадки. Это декабрь. 2005. Это Шерегеш. Почти не спасает доска, поставленная забором справа. Спрыгиваю с кресла, машу руками, встёгиваюсь, проскакиваю положняк и привычно сворачиваю налево в лес – надо успевать на мягкое, пока все проходки не размешали.
Относительность – ключ ко многим дверям. Ощущение относительности – замочная скважина в любой двери. С его помощью, ещё не осязая пространства за дверью, можно установить с ним контакт. Но ощущение – это не понимание. От понимания тут толку мало.
Дверей много. Очень много. За ними события, определённые, безотносительные. Можно ли их ощущать одновременно? Нет, даже не ОДНОвременно, а непрерывно? Или, что проще для понимания - можно зайти в одну дверь, сужая мир до конкретного отрезка времени, а можно подглядывать сразу во все замочные скважины. Привет Энштейну и Хоккингу! Астрономы на передовой относительности – они как никто другой знают, что то, что показывает им телескоп в данный момент – всего лишь проекция события, произошедшего очень давно. Фантасты - искусники относительности, ишь чего удумали?! – петли времени.
У меня похоже тоже получилось; ухватить за хвост ускользающее время. И не просто ухватить – достать со дна пожиже. А вдруг где-то сейчас, в Шерегеше – не помню точно дом, но где-то на Дзержинского, присутствую ещё один я, точнее мой лупер из каморки времени, отброшенной назад на пятнадцать лет? Молодой, задорный и с доской Burton Custom. Тогда надо быть осторожнее, ибо наша встреча означает аннигиляцию. Бред! А вот и нет! Давай попробуй! Подойди поближе. А может открылась очередная кротовая нора? На минуту. Пока болтались на кресле в эту жуткую метель. И Еленовское кресло, стартовав в декабре 2020, проехало мимо пятнадцатой опоры, стоящей там, в 2005-м году, чтобы к станции высадки снова приехать в 2020-й…
Внимательно читаю этикетку. Может в обыкновенные Жигули стали чего мешать? Ага, хмелепродукты, солод, нанороботов, которые уже начали собирать внутри меня чип, вроде нет. А если поверить в луперов, тогда надо бояться сделать тут лишний шаг, что по посёлку, что по горе, их тут много должно быть, если они могут бесконтрольно шляться в континууме. Должен же быть хоть какой-то контроль!
На этот раз снега на начало декабря катастрофически мало. Леса по сути не катабельны. Правда есть некоторые перспективы, поскольку небо всё-таки включило ежедневные снегопады. Поэтому я с упоением предаюсь педагогике.
Папаша – звучит гордо, несмотря на то, что и одновременно поношенно. Папаша, в отличие от мамаши, всегда опосредован пониманием простого факта – ребёнок есть отдельно взятая личность, его достижения, его радости и горести – персональные, их можно разделить, но никак не напялить на себя. Папаша – это друг ребёнка. Ребёнок для папаши - это полигон развития педагогических способностей, непредвзятый зритель и благодарный последователь.
Веро не первый раз в горах, однако настоящего сибирского снежка еще не отведывала. Мы катаем то там, то сям, то ловим ровненький с набросанным мяхким снежком Лоб, то тошнимся по свеженарезанным из под Комсомолки трассам, привычно чекаем куски трассы для одного проката и назначаем упражнение, которое надо отработать или ощущения, за которыми надо последить.
«Щас я тебе один кайфец покажу!», - он всё там же, на своём месте – бодрый крутячок, прижатый к Еленовскому лесу, и там, как и положено современности, уже свинорой, «Он мяхкий! Главное – не ссать в атаке!», - ко второму спуску Веро уже увереннее заходит на крутое – «Снега вроде по колено, но это не мешает, потому что он лёгкий!», - делится она впечатлениями. «Мда, похоже пора ей нормальные дровцы поискать. Хоть и эти – новьё, всего-то сезон откатала, но они детские, пенные. Взрослеет ребёнок, выросла она из них, на целине ширины не хватает, а на трассе торсионной жесткости, скручиваются, как вата»» - наблюдаю я за ней через фотоаппарат.
Пора найти маменьку, налить обжигающего чайку из термоса, перекусить и докатать денёк, а почему бы и не с Еленовского бугеля, ноженьки на завтра поберечь, а то и в лесок заглянуть, снежок вроде прибывает. А на завтра снова катанём, Веро вылетит из крепла на Лбу с видимостью метров двадцать, но не от падения, а от слабой затяжки – долбить то стала по-взрослому – «Алло!!! У нас лыжа улетела!!! Что делать!!!» - стоило отъехать на одну скатку в сторону, «Щас, спокойно, всё исправим! Где вас искать?», «Не надо уже, нашли всё», «Женщины, блин!», купим чайку травяного на рыночке – жаль только, что местных, шорских миксов уже и не сыщешь, везут алтайские, прихватим лесных проходок в свежем снежке, посидим в Юрте под конец дня.
Так что же по петлям времени? При очередном подъёме на Еленовском кресле захотелось оставить этот вопрос в том состоянии, в котором он предстал передо мной. Каждому воздаётся по вере. Причём постоянно. Истовость веры – мерило орудия раздачи. И если я видел, то, что описывал, значит, стало быть я в это верил, а значит это событие происходило, не важно в каком мире, реальности, сознании или воображении. Во всяком случае, я не был сильно удивлён таким событием – память, фотки, впечатления, ощущения, ностальгия – всё это часть жизни и невозможно это игнорировать.
Эмоции просто захлестывают автора рассказа про 15-ю опору подъемника. Столько заумных слов...