Сизиф на лыжах, или Вверх по склону, идущему вниз

И всякий раз, собираясь в дорогу, зачехляя лыжи или борд и прикидывая в уме, будет ли на этом рейсе перевес по багажу, а затем мучаясь с тележками, пытаясь выдать за ручную кладь сумку со всем цивильным, и не без оснований опасаясь за багаж, в котором томится неопробованный экип – как бы не сбежал, подобно гоголевскому Носу, - в который раз вопрос «зачем» остается на далекое потом.
Оставлены на потом выбитые пальцы и отмороженные уши, мятые бока и сорванные мениски, ушибленные копчики и сотрясенные мозги.
За что мучения и почему?
Какой темный дух заманивает в бетонные ловушки подъемников, какая сила заставляет забыть об ушибах и недолеченных переломах, чтобы снова, как в циклическом кошмаре, «вверх-вниз-вверх-вниз-вверх-вниз»?

Подобный электрическому Сизифу, несущему вверх на плечах канатных дорог камень своего неутолимого желания, он бросает его вниз на ухоженные и не очень склоны живописных гор. И, сорвавшись с них, взметая по пути снежные вихри, сверкая искрами на выступающих камнях (ах мои новые лыжи!) быстро-быстро к подъемнику, чтобы по новой вверх, а после – вниз. И все это кажется таким естественным и захватывающим, что вопрос «зачем?» может задать только человек иной культурной традиции, скажем, герой анекдотов, наследник Ходжи Насреддина, мудрый «почемучка» чукча.

Э-ээ, плохой охотник, - прищурив глаз, сказал бы наш широкоскулый мудрец, - сколько раз в гору поднимался, ни одного зверя не подбил.

Притяжение долин

Возвращаясь к Сизифу, которого боги наказали простым циклом, как то «вносить камень на вершину горы – ронять камень – поднимать и вносить опять», и, сравнивая его кару с подвигами современных безумцев, виляющих на крутых склонах на двух или даже на одной доске, начинаешь сомневаться в жестокости олимпийцев.

Какой темный дух заманивает в бетонные ловушки подъемников, какая сила заставляет забыть об ушибах и недолеченных переломах, чтобы снова, как в циклическом кошмаре, «вверх-вниз-вверх-вниз-вверх-вниз»?

Внимательный читатель заметит, что аналогия верна только для второй части Сизифова путешествия – падения.
Первую – изнурительное восхождение – современные сизифы сумели подменить незаметно для богов волшебными пауками-скороходами, избавившими их от утомительного скалолазания.

Если читатель думает, что поймал автора на неуклюжем софизме и аляповатой тенденциозности, пусть уличит меня в неправде, когда я напомню ему о другом странном племени внутри человеческого сообщества, обветренных, жилистых и бородатых мужиках, - тех самых, которым досталась первая половинка Сизифова дела. В ужасную стужу, преодолевая ледники и отвесные скалы, ночуя на узких полках над пропастью, что возносят они в своих высоких рюкзаках к неприступным скалистым вершинам? Быть может сокровенный дар горным владыкам, жертву богам, или челобитную человечества, жалобу «почему оставили нас» жить в плоском мире земной юдоли. Неутоленные пользователи бритвы Оккама скажут, что катание на лыжах это удовольствие, а покорение вершин – извечная страсть человечества к рекордам.

Манящие пики. Церматт

[page]

Тем читателям, которым вышеприведенное объяснение покажется достаточным, я рекомендую дальше не читать, ибо ненаблюдаемые сущности в дальнейшем будут выскакивать как черти из табакерки и рассаживаться на острие знаменитой бритвы в таком количестве, которое покажется возмутительным самым смелым схоластам. В качестве извинения за отнятое понапрасну время я по секрету сообщу последователям Оккама самую совершенную, отшлифованную столетиями формулу английского просветителя.
«Не надо усложнять!» - коротко до того, что сам Оккам носа не подточит.

Для всех остальных, не пожелавших расстаться с избыточными рассуждениями, я осмелюсь напомнить, что удовольствие и тяга к риску всего лишь обозначения с невероятно широким охватом означаемых явлений. В то время как для одних источник удовольствия - сладкое пирожное, для других – раны на собственном теле, нанесенные отнюдь не символической бритвой. То же самое относится и к риску. Для кого-то риском покажется выход за пределы родной деревни, для других – даже фрирайд меж каменных глыб - обыденность, и только бегство от лично сорванной лавины щекочет нервы.

Одержимость человека вертикалью какому-нибудь пришельцу-минималисту покажется невероятной, безумной. И эта одержимость относится не только к обожателям гор.

То есть удовольствие и риск – не предметы или действа сами по себе, а вызванная ими реакция в участнике опасного эксперимента.
Поклонники химической теории человеческих чувств могут сказать, что удовольствие и риск определяются по выбросу соответствующих гормонов, в нашем случае эндорфина и адреналина.

Здесь мы можем оставить вторую часть любителей не усложнять, приведя вполне приемлемое объяснение: что той таинственной силой, толкающей человека на опасные или же видимо бесполезные поступки, является потребность организма в определенных химических веществах. Более того, эта потребность имеет отчетливый инициатический характер в той же степени, как и пристрастие к наркотическим веществам: «дай им палец, они и руку откусят».
То, что потребность в определенных молекулах и атомах может сильно воздействовать на поведение человека, известно всем на примере детей. Еще не обузданные социальными рамками приличия, дети могут удовлетворять нужды тела самыми кошмарными с точки зрения взрослых средствами: грызть мел, лизать ботинки и ржавые гвозди и даже питаться выделениями собственного носа.

Фабрика счастья. Церматт.

Взгляд на человека, как на химическую фабрику, выделяющую лакомства для мозга, при определенных условиях не лишен оснований. И здесь мы вступаем в священные кущи эволюционной теории, которая, хотя и отвергает понятие священного, но сама во избежание прений не прочь воспользоваться его атрибутами по типу «табу», «это очевидно», «не требует доказательств» и т.п. Все в полном соответствии с научными нормами. Итак, что же нам предлагает эволюционная теория, а проще говоря, социал-дарвинизм для понимания связи между химической потребностью организма и теми безумствами, которыми она удовлетворяется.

[page]

Эволюционная теория сообщает нам, что гормональное награждение дается либо при правильном поведении, способствующем экспансии вида, либо для кратковременного умножения сил в случае смертельной опасности. И не надо хихикать при слове эволюция! Именно эта теория объяснила такие удивительные обряды, ритуалы и символы будней, как мучительная ходьба на шпильках, демонстрация ярко накрашенных губ, торжество полногрудых блондинок и увлечение дорогими самодвижущимися экипажами. Эта же теория может объяснить и выделение адреналина в теле бэйс-джампера, стоящего на краю пропасти, или мчащегося перед лавиной лыжника, но она бессильна объяснить причины, которые толкнули их на этот отчаянный шаг. Что заставляет человека не просто карабкаться вверх, но выбирать для этого самые высокие, неподходящие и опасные места.

Запечатленное падение. Церматт.

Какая эволюционная выгода сорваться со скалы и упасть вниз – на лыжах или с парашютом! Это же не забить камнями зверя или отогнать пришлого самца. Взобраться и упасть – эка невидаль! Нет, не для голой обезьяны изначально была создана эта забава.
Для кого?
И здесь мы оставляем тех, кто находится целиком по эту сторону реальности, поскольку мы движемся в направлении невозможного для homo erectus.
Мы приближаемся к тем самым «сверхмерным сущностям», лежащим по ту сторону «не усложнять», кем бы они не оказались.

Удовольствие и риск – не предметы или действа сами по себе, а вызванная ими реакция в участнике опасного эксперимента.

Да, нас ждут сюрпризы. И еще какие. Так далеко вглубь истории горных лыж не забирался еще никто.
Мы движемся к истокам маниакальной одержимости альпинизмом, горными лыжами и прыжками с парашютом. А если кто-то еще всерьез полагает, что лысая обезьяна могла что-то забыть на Джомолунгме, чтобы раз от разу попытаться достичь вершины в надежде на возвращение утерянного, мы оставляем здесь еще одну дверь для выхода.
Одержимость человека вертикалью какому-нибудь пришельцу-минималисту покажется невероятной, безумной. И эта одержимость относится не только к обожателям гор. Небоскребы и ступы, лингамы и менгиры, пирамиды и зиккураты, обелиски и башни, - вот далеко не полный перечень клинической картины под названием «все выше и выше, и выше».

Одержимые на отдыхе. Церматт.

[page]

Итак, подведем предварительные итоги. Прыжок с парашюта, лыжный спуск, а также иные варианты падения, разумеется, опасны, и эта их особенность стимулирует выработку химической фабрикой тела адреналина и других гормонов, способствующих выживанию.
Но с точки зрения эволюционной, минималистической, позитивистской и пр. теорий, базирующихся на том, что человек имеет одну природу, а именно человеческую, - такая тренировка не дает никаких видовых преимуществ. За неимением места теории, сводящиеся к соперничеству двух фундаментальных сил, олицетворяемых Эросом и Танатосом, пытающихся овладеть полем боя под названием человек, мы здесь не рассматриваем, поскольку, несмотря на их метафизическую красоту, они опираются на внеисторические сущности, а мы пытаемся восстановить историю горных лыж, пусть даже и с приставкой мета.

Правда, совсем сбрасывать психоанализ с полки нашего рассуждения мы не будем. Еще до появления Эроса и Танатоса в работах венского профессора психоанализ практически, почти по Марксу, доказал свою профпригодность в лечении неврозов. И главным козырем этой теории стало положении о наличии запечатанных отсеков памяти с информацией о психических травмах. Невроз и есть ни что иное, как повторяющиеся действия, в ослабленной форме воспроизводящие травмирующее событие.

Altius. Citius. Выше и быстрее. Эти два требования гор к непомерно усовершенствовавшемуся человеку звучат все настойчивее.

Итак, мы вплотную приблизились к загадке одержимости подъемом на гору с последующим спуском с нее.
Нам поможет еще одно положение психоанализа: прогрессирующий невроз сопровождается стремлением копии (навязчивых действий) к оригиналу (изначальному копируемому событию).

Пришло время вернуться к теме нашего сеанса.
Поскольку эта статья предназначена для тех, кто так или иначе знаком с горнолыжной темой, я оставляю без доказательства доминирующую тенденцию – выше, круче, сложнее. Иначе говоря, пределом лыжного спуска будет падение, желательно без последствий для здоровья.
Остается самая малость – попытаться реконструировать то самое изначальное событие, которое многократно воспроизводит горнолыжник, постепенно приближаясь к идеалу.

Но прежде, чем поставить точку в нашем анализе, я предлагаю заглянуть в долыжную историю склонов и гор. Невроз, это же не черт из табакерки: хочет – спит, хочет – выпрыгивает. Если он существует, то с момента Творения, и проявляться, следовательно, должен с незапамятных времен. Он и проявлялся – в особом отношении к горам в мифах и легендах, в жертвовании им животных и растений, а кое-где и себе подобных. В Андах, например, и даже в более знакомых политкорректных Альпах. Да и само обозначение жертвенника – алтарь – означает просто «поднятый». Кроме того, кто не слышал о том, что «горы зовут», «горы манят». А где манят, там и мания. Где мания – там и жертва. Кроме того, есть еще искусственные горы, с которых не съедешь, но которые служили своего рода переговорным пунктом между богами и людьми в лице правителей. Это зиккураты и пирамиды. Последние, кстати, должны были вознести душу усопшего царя к ее звездной прародине.

В 1991 году в альпийском леднике на границе Италии и Австрии (46.778889, 10.839722), был обнаружен один из первых известных науке альпинистов, которого назвали по имени близлежащей деревни, Отци. Он умер насильственной смертью на высоте 3120 метров. Судя по татуировкам и медному топорику, он мог быть либо вождем, либо шаманом местных аборигенов. Отци был бесплоден, несмотря на каламбур присвоенного имени, а также страдал остеопорозом и гельминтозом. На момент смерти, произошедшей около 5300 лет назад, ему исполнилось 46 лет. Для вождя подобный набор характеристик вполне мог привести к «высшей мере», для шамана же любая хворь считалась отметиной высших сил. Смерть Отци вызвала стрела, повредившая подключичную артерию, кроме того, на его теле найдены порезы и кровь двух других людей.

[page]

Ученые считают, что Отци участвовал в схватке и погиб в бою. Все правильно, если не брать в расчет высоту. Что можно защищать или завоевывать на безжизненном леднике? Скорее всего, смерть Отци наступила в ходе жертвоприношения: то ли его самого в качестве безблагодатного вождя, пытавшегося ускользнуть от наказания и ранившего или убившего жрецов-экзекуторов, или же в результате сопротивления другой жертвы, сумевшей ускользнуть из рук шамана-палача. Как бы то ни было, горы взяли свое. И возможно, учитывая чужую кровь на руках Отци, взяли с избытком.

Алтарь неизвестному Богу. Ледовый павильон Саас Фе.

Жертвенники в горах и на возвышенных местах находят повсеместно. Проломленные черепа детей, раздробленные кости все чаще фигурируют в качестве ужасных находок от Крита до Чили. Воля небес неумолима, как музыка сфер. Горы все также манят и зовут, но образованное человечество уже не устраивает кровавых пиршеств богам на высоких местах. Впрочем и наказов тоже от них не получает. Молчит Синай, потеряна священная гора индусов Меру, не шумит пирами Олимп.

Современный человек считает, что он не подвластен воле потусторонних сил и руководствуется лишь велениями одного разума. Правда, что заставляет его при этом совершать безумные поступки, например с настойчивостью маньяка втридорога оплачивать новогодние услады, в том числе и горные, остается без ответа.

Тоска по небу – непреходяща. А потому вверх будет непременно хотеться. И мы будем карабкаться и взлетать. Чтобы, взглянув с высоты на прекрасную Землю и ее дочерей, снова и снова спускаться и падать.

Современный человек считает, что не приносит никаких жертв каким-то там выдуманным богам или другим «сказочным персонажам». Но кто сказал современному человеку, что боги обязательно требуют жертвы в виде всесожжений или забитых ритуальными топорами юношей, девушек и неудачливых вождей. Если уравнять позиции человека и горы: «гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе», «горы зовут» и т.п., - то один и тот же процесс посещения горнолыжного курорта можно описать совершенно по-разному.

[page]

С точки зрения человека, он едет в горы получать удовольствие, а с точки зрения гор, человек по их зову отправляется к ним на службу в качестве бесплатного массажиста, чесальщика и добровольного инвестора, а иногда, что к счастью для последнего случается редко, как потенциальная жертва. Кроме прямых жертв горам, а их не так уж и мало, - в одних Альпах в год гибнет несколько сот человек, - миллионы жертвуют горам свою жизненную силу - как непосредствевнно, пыхтя на склонах, так и косвенно – покупая «блага» на честно и не очень заработанное бабло.

Тревожный намек. Ледовый павильон Саас Фе.

Жертвенник дымится. Каждый получает свое.
Единственное, чего, наверное, не следует делать, это нарушать установившееся равновесие между горой и человеком. На чужой каравай роток не разевай. Упомянутый выше Отци принадлежал горе целых 5 тысячелетий. А тут какой-то турист обнаружил его и решил продать. Туриста звали Хельмут Симсон. Выиграв суд у конкурентов, претендующих на право первенства, он вскоре должен был получить премию в 100000 американских целковых.

Предупреждение о возможных последствиях удовлетворения. Церматт.

Но не тут-то было. Гора напомнила о том, что свято место пусто не бывает, и потребовала свое обратно. Поэтому первооткрыватель Отци, отправившись в ясную погоду на место своего святотатства (это, ныне истрепанное слово, когда-то точно описывало суть преступления: а именно кражу святынь, поскольку тать – вор), оттуда уже не вернулся. Замерз в невесть откуда налетевшей снежной буре. Гора потребовала и взяла. Но, в отличие от древних времен, она не учла искусства современных спасателей. Замерзшее тело Хельмута нашли. С этого момента сюжет, хотя и приобретает желтые оттенки с неизбежными «заклятиями», «проклятиями» и пр. журналисткой чепухой, желтизна не отменяет того факта, что обнаруживший новую жертву горы спасатель умер в течении нескольких часов после похорон «удачливого» туриста. Впоследствии за ним последовали и другие участники «ледовой мистерии».

[page]

Altius. Citius. Выше и быстрее.
Эти два требования гор к непомерно усовершенствовавшемуся человеку звучат все настойчивее. Появился новый, параэкстремальный вид спорта, ски-альпинизм. Это когда надо не только покорить высочайшие вершины мира, но и спуститься с них на лыжах или сноуборде.
Это несравненное, даруемое избранными героями наслаждение, смогли позволить себе уже многие великие горы, включая Мать всех гор, Джомолунгму (Богиню Мать Вселенной - санскр.), известную на Западе под именем Эверест. Первый спуск на лыжах с Эвереста был совершен словенцем Даво Карникаром (Davo Karnicar) в 2000 г. Девятью месяцами позже, весной 2001 г., верхние склоны самой высокой горы мира были успешно покорены французским сноубордистом Марко Сиффреди (Marco Siffredi). Свое следующее восхождении Марко решил завершить более сложным и опасным спуском, но Мать всех гор почему-то не позволила сделать этого – и отважный француз остался с ней навсегда. Его тело найти не удалось.

Вознесение. Церматт.

Зов «высокого места» (алтаря) теперь слышат не только альпинисты и горнолыжники. К ним добавились скай-дайверы и прыгуны (пока еще с парашютом), бросающиеся вниз с отвесных скал. Пока что бэйс-джамперы не добрались до мировых вершин, но по скорости они естественно опережают горнолыжников, потому что «прыгуны» и «небесные ныряльщики» в отличие от лыжников, действительно падают, да еще стараются раскрыть парашют как можно ближе к земле. Это можно назвать финальной фазой навязчивого состояния – взобраться и пасть. Один из них, а точнее сам основатель B.A.S.E. Джеб Корлисс (Jeb Corliss) обещает вплотную приблизиться к неназванному им изначальному событию, вызвавшему одержимость падением. Он готовится к прыжку без парашюта, в специальном костюме, делающем его похожим… нет, не на птиц, а на странных существ с шумерских стел, известных нам по более позднему аккадскому имени, данному огненным (обугленным?) ангелам, серафимам. Джебб, кстати, предпочитает черный цвет для своего рукокрылого костюма. Более смелые ассоциации, ведущие в глухие кущи демонологии, я оставляю на волю читателя.

На этом можно было бы поставить точку, оставив компанию один на один с нерешенным вопросом о том, что же служит приманкой, выманивающей человека из его уютного семейного гнезда и заставляющей с лунатической неотвратимостью взбираться наверх и спускаться.
Спускаться – не есть ли смягченная форма падения? О том, кто с горных высот спускался в земные долины, многие догадаются сами. И это предпоследняя станция, на которой можно сойти.

Все выше и выше, и выше. Вертолет над Маттерхорном. Церматт.

[page]

Для тех немногих, кто еще остался на нашем сеансе, я все же не буду предъявлять пустую шляпу, а таки достану реквизит, который будет выглядеть, как одно из самых известных мест из книги Еноха, того самого, взятого на небо библейского патриарха, что жил еще в допотопную эру:

1. [6] И случилось, - после того как сыны человеческие умножились в те дни, у них родились красивые и прелестные дочери.
2. И ангелы, сыны неба, увидели их, и возжелали их, и сказали друг другу: "давайте выберем себе жён в среде сынов человеческих и родим себе детей"!
…
6. И они спустились на Ардис, который есть вершина горы Ермон; и они назвали её горою Ермон, потому что поклялись на ней и изрекли друг другу заклятия.
8. [7] И они взяли себе жён, и каждый выбрал для себя одну; и они начали входить к ним и смешиваться с ними, и научили их волшебству и заклятиям, и открыли им срезывания корней и деревьев.
14. [8] И Азазел научил людей делать мечи, и ножи, и щиты, и панцири, и научил их видеть, что было позади них, и научил их искусствам: запястьям, и предметам украшения, и употреблению белил и румян, и украшению бровей, и украшению драгоценнейших и превосходнейших камней, и всяких цветных материй и металлов земли.
…
25. И заклинания открыл Семияза, которому ты дал власть быть вождём его сообщников.
26. И пришли они (стражи) друг с другом к дочерям человеческими, переспали с ними, с этими жёнами, и осквернились, и открыли им эти грехи.
27. Жёны же родили исполинов, и чрез это вся земля наполнилась кровью и нечестием.

Ангельская симпатия. Вербье.

Что же предпринял Всевышний, чтобы исправить ситуацию. В качестве корректирующего средства он избрал Всемирный Потоп, дабы уничтожить мутантов, а продолжателем человеческого дела назначил Ноя, внука Еноха.

[page]

В Библии это изначальное событие, которое повлекло за собой невротическую реакцию последующего человечества, одержимого с тех пор тоской по небесной прародине, описывается в книге Исаии на примере Люцифера-Денницы:

12. Как упал ты с неба, денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы.
13. А говорил в сердце своем: "взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера;
14. взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему".
15. Но ты низвержен в ад, в глубины преисподней.

Возможно, Всевышний переоценил возможности Потопа как средства тотального уничтожения мутантов, появившихся в результате неудавшегося генетического эксперимента - иначе откуда на склонах всех доступных и недоступных гор, столько одержимых высотой и скоростью невротиков?

Кстати в Швейцарских Альпах, рядом с городом Интерлакен (46.683333, 7.850000) сооружен «Парк Загадок и Тайн», эксплуатирующий идеи Эриха фон Деникена о контактах с неземными цивилизациями, состоявшимися в глубокой древности.
Если принять его идеи о палеоконтактах, все вышеописанное получает тогда не только надежный психологический, но и вполне материальный фундамент.

Мы – дети Галактики, потомки пришельцев и красивых обезьян.
Наш дом – Вселенная.
Тоска по небу – непреходяща.
А потому вверх будет непременно хотеться.
И мы будем карабкаться и взлетать.
Чтобы, взглянув с высоты на прекрасную Землю и ее дочерей, снова и снова спускаться и падать.

Вы спросите, а как же прекрасные альпинистки, парашютистки и горнолыжницы, у них-то откуда тоска по небу.
А кто сказал, что по небу?
Быть может, по небожителям?
Да и кто их поймет, дочерей человеческих, обученных Азазелом тайнам соблазна.
Кто, если не сами ангелы?
Пусть даже и павшие.

Альберт Егазаров
Фотографии автора
13.01.2007

Другие статьи автора на сайте:

Механическая пьеса для кипящего чайника