Сказка о станциях
Не люблю я Францию. Не понимаю прелести их гнусавого языка, в котором половина букв читается не так, как пишется, а другая половина - просто не читается. А "сиська" - так и вовсе существительное мужского рода. Удивляюсь их крохотным апартаментам, которые по площади, в расчёте на одно и то же количество тушек, стандартно почти в 2 раза меньше, чем в соседней Швейцарии, а стоят - дороже. Ненавижу их хлеб, за которым надо бежать в магазин в 7 утра, потому что покупать его с вечера бессмысленно: за несколько часов он сереет и твердеет, как строительная пена из баллончика, купленная на ближайшем стройрынке. Не понимаю, почему в индустриально и постиндустриально развитой стране с густой сетью автомобильных и железных дорог добираться на какую-то пару сотен километров приходится часов шесть, а то и восемь (включая все пересадки и ожидания) - хоть на регулярном общественном транспорте, хоть на трансферном автобусе. А автобус этот ещё и бронировать минимум за 7 (семь!) дней.
Но, к сожалению, все самые обширные зоны катания - у них. И самые высокие горнолыжные станции, за исключением нескольких, на которых мы уже побывали не по одному разу - тоже у них. А значит, придётся, как ни крути, ездить к ним. И отбивать бока и локти не на трассах, а об углы их нескладных квартирок. И жрать их пластмассовые батоны, запивая никчемным европейским чайком. И коротать ночи на их любимых двухъярусных нарах, которым место только в казённом доме. А, впрочем, чему удивляться: станция - она и есть казённый дом для странствующего горнолыжника.
Вот, кстати, само это слово они очень точно подобрали - "станция". Нет, не "курорт" - не надо нам такого. Курорт - это тёплое море, золотистый песок, стройные ряды разомлевших тушек, возлежащих с утра до вечера воронкой кверху и созерцающих, как растут ананасы в вершинах пальм... Сопливые дети, ковыряющиеся в песочке, и их упитанные мамаши, прямо из начальных кадров 1-й серии "Ну, погоди!" (кто ещё помнит такое)... А место, где катаются горнолыжники - это станция, именно станция, лучшего слова не найдёшь ни в одном языке мира. Станция в своём самом первоначальном толковании, данном этому слову латинянами задолго до рождения Христа: остановка на пути. Короткая остановка, длиною в неделю или две, на долгом, очень долгом и тяжёлом пути.
Для нас же, жителей великой железнодорожной державы, это слово весомо и точно вдвойне:
Но за ночлег не выписав квитанции,
Несёт нас утро к новым временам.
Поют гудки на близлежащей станции -
А это всё останется не нам.
Да, не нам. Вылезли из поезда своей обыденной жизни на перрон на несколько минут или дней, размяли ноги, купили солёных огурчиков с картошечкой у местных бабушек - и вот уже снова проводник машет флажком, и недобро щурится исподлобья, из-под козырька, зелёный глаз светофора, и локомотив уже понемногу натягивает сцепку... поехали! А этот перрон, как и десятки других, останется для нас минутным воспоминанием, как и мы для его обитателей - очередными пассажирами бесчисленных проходящих поездов. Едва ли, ох, едва ли окажемся мы снова на этой станции... Хорошо, если вспомним про неё хотя бы раз ещё.
Или приснится когда-нибудь эта станция... вам такое не снится? Мне - никогда. Вы не поверите - ну вот не снилась мне горнолыжка ни разу в жизни! Бурная вода - снится. Большая вода, мощная. Снятся перевалы, снятся просторы верхних висячих долин. Снится ощущение власти над пространством, когда знаешь точно, что за этой горой - такая-то река, а вон та тропа - выходит на место, где ты уже был в крайний раз...
Снятся горы - но не те горы, где на перекрёстках стекающих людских потоков стоят странные заведения, из которых целыми днями раздаются странные громкие звуки и десятки или сотни странных людей, с банками странных жидкостей в руках, то ли колотятся в едином эпилептическом припадке, то ли совершают акт групповой мастурбации... Нет, такие горы - это не мои горы.
Снятся "буханки" и "шишиги", а чаще всего - 157-е ЗИЛы, короли сибирских таёжных и степных дорог. Снится чёрное, как космос, небо над сверкающей белизной ледников. А вот г.лыжи эти - нет, никогда.
Ещё снятся города, диковинные города на высоких горных плато. Туда нет колёсных дорог, только вьючные тропы - где я это видел? В Гималаях? В Андах? Сложенные из камня дома сливаются с окружающими скалами. Ветер шлифует стены и лица. Закатное солнце светит не напрямую, а из-под горизонта, и свет его отражается на город от недалёких уже облаков...
"Ну вставай уже! Ну сколько можно спать! - голос жены выдёргивает меня из тяжёлого предутреннего забытья. Уже причёсанная, в термобелье и в боевой раскраске, она с ожесточением запихивает "валенок" в наружную скорлупу ботинка. - Вставай, подъёмники уже включили, а ты сейчас ещё макароны свои жрать будешь!" Конечно, буду - что же мне, целый день с пустым брюхом кататься? Вот сейчас... охх... встану, первым делом надо поставить их на плиту греться. А пожравши, нужно будет ещё проверить рабочую почту, это на полчаса минимум, что бы она там ни говорила. В Москве-то уже давно рабочий день начался, а я здесь только виртуально, надо время от времени и в своей конторе материализовываться по Интернету. Ну а потом... потом - да... на гору...
Гора. Десятки подъёмников каждый день вычерпывают мегатонны человеческой биомассы наверх, откуда она непрерывным потоком стекает вниз. Кажется, что-то подобное описывал ещё Киплинг в своих путевых заметках о мясокомбинате в городе Чикаго: там бесчисленные головы скота шли наверх (правда, своими ногами), а потом точно так же, под действием собственного веса, постепенно спускались вниз, по дороге превращаясь в фарш и колбасы. Похоже, n'est-ce pas?
Французы, в отличие от других г.лыжных наций, особое внимание придают непрерывности этого процесса. Согласно их idee fixee, клиент должен надевать лыжи утром у двери своего жилища и снимать их вечером перед нею же. (Почти как тот финский солдат из анекдота.) Соответственно, и любимый тип подъёмников у них - конечно же, кресельные, притом не слишком длинные. Гондольные подъёмники, а тем более большие маятниковые "автобусы" для них - исключения, которые они признают только в самых крайних случаях. Лыжи отстёгивать? Некошерно-с... Ну, в крайнем случае - внизу, где уважающие себя лыжники не катаются, а только едут из дома (станции) на работу (гору). А уж наверху, где начинается настоящая горнолыжная жизнь, где звенит от мороза снег под лыжами, где метёт пурга и свистит ветер, как в аэродинамической трубе, из одной долины в другую через узенькую щель перевала - кресла, и только кресла! Односкоростные, без сателлитов - ничего, что едут медленно, зато на посадке по жопе колотят больно. И никаких колпаков!
Удивительно ещё, почему они до сих пор начали строить сортиров, в которые можно заезжать прямо на лыжах. Ведь додумались же американцы строить свои макдональдсы, чтобы жрать, не выходя из машины. Зато станции свои они строят, надо признать, с исскуством и выдумкой. Фирменный их знак - это даже не пресловутое "ски-ин - ски-аут" (переводите сами по своему эстетическому вкусу), а трёхмерность их городов. Конечно, не мудрёное было бы это дело, когда дома стоят на крутом склоне и с одной стороны дом имеет, скажем, один этаж, а с противоположной - ещё три или пять под ним. Или когда крыша одного дома служит двориком (или балконом?) для другого. Это мы видели, и не раз, в разных углах земного диска, как говорил старик Хоттабыч. Но только французы довели эту идею до логического завершения, строя свои станции-города не на одной поверхности, а во многих плоскостях. Многоуровневые развязки для лыжников и пешеходов, для пешеходов и машин, для лыжников в разных направлениях. Висячие улицы, как сады Семирамиды. Галереи между зданиями на уровне четвёртого-пятого этажа. Лифты с одной улицы на другую (ну, это они у швейцарцев подсмотрели), и общественный транспорт в виде канатных дорог - просто так, даже не на гору кататься, а всего лишь до магазина сгонять. На одних станциях этого больше, на других меньше, но в той или иной степени эта трёхмерность присутствует почти везде. Окромя Франции, нигде это не ощущается так остро - даже в городах, стоящих много веков в куда более высоких горах.
А вот как раз мыслями о вечности французы не слишком заморачиваются - сказано же, "станция". К своей недвижимости на горнолыжных станциях они относятся примерно так же, как мы - к своим 6 соткам. Ну, появятся там за лето раза два-три - шашлычков поесть, водочки попить (или что они пьют-то вместо водочки?), музыки послушать на свежем воздухе. Летом эти станции вообще стоят пустые - города-призраки какие-то... И барахло сюда они везут всякое, какому не нашлось места в городской квартире, а выбросить жалко - особенно мебель. Здесь постояльцам переваляться - и такая сгодится. В лучшем случае, покупают какую-нибудь простенькую раскладную тахту, не особо думая о том, насколько удачно она вписывается в планировку квартирки. И вообще не слишком утруждают себя мыслями о тщательной, до мелочей, организации жизнедеятельности. Не век же тут жить - сойдёт и так. Ну, мы не гордые - что есть, тем и обойдёмся; для начала, расставим сами, как сочтём нужным.
В самой квартире обычно даже белья постельного нет, не хозяйское это дело. Если вы не привезли своего, то вам могут предложить взять его напрокат в ближайшей прачечной - не сталкивались с таким сервисом? Или выдадут, за отдельную цену, в конторе-ключедержце типовой набор, нимало не заботясь о том, насколько он соответствует конкретной квартире. Например, в квартире есть 2 односпальных одеяла, но в качестве пододеяльников вам выдадут одну двуспальную простыню - как у нас в поездах и в провинциальных гостиницах, только в 2 раза больше. Так что прежде чем ехать во французские апартаменты, подумайте хорошенько: вы действительно готовы спать в обнимку со своим компаньоном/-шей все ночи вашего отпуска? Особенно, когда даёте объявление в "Айда с нами".
Зато спится (в смысле - спится одному) здесь, действительно, хорошо. Высота - воздух чистенький и жиденький. Для хронических астматиков c прокопчённых равнин - самое что надо. Там, внизу, льют дожди, зеленеет прошлогодняя трава и кишит ежедневная суета, а над станциями будет кружиться снег и по утрам, вместо будильника, будут грохотать взрывы на лавиноопасных склонах.
Но мы уедем. Уедем дальше, оставляя за спиной и эти вертикальные города на склонах больших гор.
...Может, мы, уезжая, и город забрали с собою,
Уложили его в вещевые мешки?
Вам представить трудней это в людных, огромных:
Как возьмёшь их с собою - дома, магазины, огни?
Да. И всё-таки мы, уезжая, с собою берём их.
И, вернувшись, их ставим не так, как стояли они.
Здесь, в степи, это проще, здесь всё исчезает и тает.
След палатки с песчаным, травой зарастающим швом...
Может, в этом и мужество - знать, что следы заметает,
Что весь мир умещается в нашем мешке вещевом?
* * *
В сказке использованы фрагменты стихотворений А.Городницкого и К.Симонова.
очень точно подмечено и живописно написано
спасибо