Мы постоянно спорили с коллегами на тему точного происхождения слова «аналитик». Злобные программеры, которые по написанным нами спецификациям творили код, утверждали, что слово «аналитик» имеет явный порнографически-медицинский характер. Ровно так же думали об аналитиках и программерах тестеры, которые по окончанию разработки пытались найти совпадения между техническим заданием и реализованным функционалом.
Но мы искренне считали, что «аналитик» имеет истинно алкоголические корни, и время от времени повторяли сакраментальное «а_налить..?» и тут же выпить!
Но если судить, что все в нашей организации делалось исключительно через задницу, то мысль про порнографические истоки слова кажется правильной.
Наступал новый год и новый миллениум. И отметить его следовало так, чтобы ух-х! Отмечать начали, понятное дело, еще в сентябре. Именно тогда в моем одурманенном юскейсами мозгу возникла идея вытащить народ в горы. Я изложил идею за ежевечерним преферансом (исключительно аналитическая игра) и, на удивление, был поддержан всеми пятью коллегами разом. Где-то через месяц оказалось, что коллеги позвали друзей, те, в свою очередь, тоже позвали друзей, друзья-друзей и мы сами взяли жен-подруг, а кому не повезло – мужей, и набралось нас человек тридцать. Очень быстро купили билеты, зафрахтовали автобус и половину гостиницы «Горные вершины», что в Бомбайской долине.
Стоит заметить, что из всей толпы горные лыжи отличить от беговых могло двое. Я и еще один парнишка. Тем не менее, вся компания с энтузиазмом кинулась покупать горнолыжные шмотки, солнцезащитные крема и водку.
Дорогу я помню плохо. Мне кажется, её все помнили только моментами. Помню, что в долину мы приехали со шмотками и кремами, но без водки, и на сутки позже намеченного графика. Злые языки утверждали, что водку отобрали пограничники на блок-постах, но я отчетливо помню, как наливаю горнолыжный башмак «с горочкой» и отправляю гулять по салону, и спустя каких-то десять минут мне его возвращают уже пустым. Ведь настоящие горнолыжники пьют только из башмаков, сказал я попутчикам, и никто не возражал.
Воду в те годы в «Горных вершинах» давали иногда. Именно так, причем плавающему. И неважно какую – горячую или холодную. Помыться или пописать. И объявление на входе в корпус: «Гражданин! Будь добр – гадь по расписанию!».
Вы представляете что могут сделать с окружающими людьми и строениями тридцать половозрелых, спевшихся (и спившихся) двадцати-пятилетних оболтусов? С виду-то все интеллигенты, пробы ставить некуда, одно, а то и два ВО, кандидаты технических и прочих наук, все они, то есть мы, в какой-то момент просто отпустили тормоза. И началось. По расписанию и без.
Но главным была каталка. Снега в том году не завезли, поэтому катались по траве и камням.
Я в очередной раз скатил с четвертой очереди, дыхание в зобу сперло, хотелось жрать и пить, а кошелек и жену я забыл утром в номере. Завалился набок там, где снег побелее цветом (всем помнят про «жолтый снег не жрат!»), аккурат около мангала и Ашота, набрал в рукавицу горного снежка и увлеченно им захрустел, в попытке утолить жажду.
— Э! Слющай. Зачем снэг кюшаешь!
— Пить хочу. И денег нет.
— Э! Слюшай. Не надо эту гадость кюшать. Не нада денег. Иди вина горячего возьми. Иди шашлык возьми. Будут деньги – отдашь.
— Спасибо. Спасибо тебе большое, Ашот, ты настоящий человек.
А вечером баня. И бассейн. И гитара. И преферанс в холле. И вино. И разговоры на всю ночь.
— Смотри какой пузан! — мы ехали по четвертой очереди на двухкреселке, и ровно перед нами, занимая площадь обоих сидений, и даже немного сползая с краев, сидел дядька весом наверное килограмм в двести. — Представь что будет, если такой на лыжах сшибет.
— Да уж. Не позавидуешь. Оп-па! Что, опять!? — и подъёмник встал.
Такое время от времени случалось на Домбае. В долине отключали электричество и сотни людей зависали между небом и землей. Иногда на считанные минуты, иногда на часы. Везло только «маятнику» — у него был свой дизель, который в аварийном режиме мог спустить застрявших в кабине бедолаг.
— М-да. Красота-то какая, ебёнтыть.
— Ога. Холодно только.
— Вздрогнем!? — и мы, как по команде, полезли во внутренние карманы за фляжками.
Неплохо однако, у каждого грамм по триста коньяка. Жить можно. Не замерзнем.
— Твоё здоровье! — и стукнули жестяными боками друг о друга, и полилось, и обжигает.
Двум образованным и интеллигентным людям всегда есть о чем поговорить.
— Нет. Я утверждаю — все бабы дуры. Поголовно.
— Согласен, коллега. Но без них никак, так ведь?
— Это да. Знаешь, я тут вчера наклюкался и теорию вывел. Среди всего многообразия девушек есть овцы и тигрицы. И обе эти категории женского пола одинаково интересны поначалу, и одинаковы пресны спустя годы. Самый сок — девушка непредсказуемая, девушка-феникс, девушка-вулкан, девушка-салют.
— Эм-м-м… чувак. Эк тебя плющит. Ты завязывай с алкоголем, однако. Фляжку говорю дай свою!
Сидели мы уже пару часов. И, несмотря на коньяк, который уже заканчивался, начали замерзать. О том как себя чувствует пузан на креслах впереди, и прочие-другие, застрявшие на десятиметровой высоте, мы даже думать боялись. И тут появились наши спасители. То есть, конечно же, спасатели. Два горных и гордых тебердинца на лыжах, с бухтой веревки через плечо и орлиным прищуром в глазах.
Технология съема потерпевших была незамысловата: килограммовый мешочек песка с привязанным к нему тонким фалом закидывается вверх на кресло, за фал подтягивается нормальная альпинистская веревка с закрепленной системой, веревка пару раз оборачивается через перилу кресла и на тело одевается обвязка. Двое снизу – веревку внатяг, человек сползает с кресла, тебердинцы травят, пассажир аккуратно опускается на землю. Эврика, йо.
Юппи! Смешать и повторить раз сто. Или сколько там кресел.
Но тут засада. Обвязка не налезает на пузана. Он и и так и сяк ее растягивал, пока та по швам трещать не начала.
— Слюшай. Не ломай вещь. Веревкой себя обвяжи под руками. Много вяжи, много!
Вот ведь незадача, пока этого дядьку снимут мы околеть успеем. Пузан – не робкого десятка, обвязал себя с ног до головы веревкой, поднял поручень, перекрестился и приготовился прыгать.
— Слюшай. Ты аккуратно сползай, не нада рывка, да? Понял, да?
Тот тебердинец, что покрепче, закрепил свой конец в «восьмерке», скомандовал товарищу подстраховать и дал команду на спуск. Дядька начал сползать, веревка натянулась, он повис на руках, отпустил одну, вторую. И плавно заскользил к земле.
По закону сообщающихся сосудов два тебердинца плавно заскользили вверх. Не по плану, конечно. Двести килограмм дядьки победили двух семидесятикилограммовых тебердинцев. Не знаю, как так произошло, но перед самым столкновением на встречных курсах тот тебердинец, что сзади страховал, свой конец выпустил.
Он метров с трех упал. Удачно.
Пузан резко нарастил скорость падения. Спасатель резко нарастил скорость взлёта. Они шваркнулись друг о друга. Пузан еще больше увеличил скорость снижения, а тебердинец взлетал прям на форсаже. Дядька свалился на страховавшего тебердинца, оба коротко вскрикнули и затихли. Возносящийся тебердинец шваркнулся головой с кресло и так же, кратко, что-то нецензурное про маму чью-то.
И тишина.
В горах всегда тихо. А после такого – тем более.
— Эй. Вы там живы? — подал голос мой товарищ.
— Йомать-ать-ать! — ответил тебердинец на кресле впереди, потирая ударенную голову.
— Занятная рокировка, однако.
Еще спустя двадцать минут мы стояли на земле. Пузан сломал ногу себе, и руку тому тебердинцу, на которого свалился. Требовалась акья.
Через полчаса приехала еще пара спасателей, волоча меж собой титановые сани. Начали укладывать пузана. А он не лезет. Причем по большому счету без разницы, класть его вдоль, или поперек – одинаково свисает со всех сторон.
Трамбовали минут двадцать, ремнями затягивали, дядька терял сознание и очухивался, а мы все паковали и паковали. Стоит сказать, что тебердинцы, выросшие здесь – в горах, на лыжах стоят с детства и каждый день, и катают они как боги. Но весят мало. Двое встали поперед акьи, еще двое позади. Йо! Поехали.
А тут притормозим. Притормозим, сказал! Стоять! А-а-а….стояяяяять!
Перевернули акью обратно на днище, отряхнули дядьке морду, и куда как аккуратнее, все же четверть тонны вместе с санями, в постоянном плуге – спустили бедолагу до вертолета.
А мы… А что мы. Мы восполнили во фляжках стратегический запас коньяка и продолжили катать. Когда ты молодой – относишься ко всему с изрядной долей пофигизма. А если еще и компания соответствующая… дело совсем труба.
Старперы! Цените, какой заклон! Какая ангуляция внутреннего бедра у человека, «вчера› вставшего на лыжи! То-то :-).
Сразу по выходу на работу меня вызвал начальник департамента системного анализа, который откосил от домбайского вояжа, родив накануне нового года дочку.
— Кагарыч! Ты знаешь. Я тебя очень уважаю и даже люблю. Но ты самый настоящий опездол! Ты увез пять отличных аналитиков, в добром здравии и рассудке. А привез всего двух, включая самого себя, еще двое поломались и выйдут в лучшем случае через месяц, а еще один после вашей поездки решил уйти в монастырь. Ты! Гад! Штоб такого! Никогда! Ты понял!
Впрочем, чуть менее чем через год всю верхушку нашей нефтевышки посадили в «Матросскую тишину» и всех аналитиков, программистов, тестеров и еще несколько тысяч человек сократили.
Но обещание я себе тогда дал: никогда, никогда! не выступать организатором дальних выездов друзей и людей в экстремальные походы.
Впрочем, года через три я это обещание все же нарушил. Эгейское море почти не пострадало. Да и яхту мы вернули почти в целости и сохранности. Но это совсем другая история.
(Извините за паршивые фотографии; они изначально на калькулятор электроника 32м снимались; а потом еще и нокией пересняты из фотоальбома; завтра постараюсь на работе сканер откопать.)
