 |
— Дима, тебя, наверное, уже замучили журналисты...
— Я было и забыл про Олимпиаду, но усталость дает о себе знать. Иногда ничего не хочется. Вот съездим всей командой в Египет на десять дней, хоть вырвусь отсюда, а то каждый день звонки, приглашения, встречи... Там отвлекусь: развлечений активных всегда хватает, море в Египте интересное, кораллы, рыбки разноцветные. Да и полежать бы просто, ведь в конце сезона такую апатию ощущаешь. Надо забыть про все...
— Однако сезон не назовешь излишне насыщенным: до Олимпиады у тебя набралось всего-то пять стартов...
— Да, я пропустил в сентябре австралийские этапы Кубка мира из-за травмы. Спина беспокоила. Потом два этапа в Америке, когда наша команда решила не переезжать с места на место, а остаться и готовиться. Действительно, получилось не так много соревнований, но мы же тренировались все это время. Даже под Новый год, 31 декабря...
— Помню, как-то Алексей Гришин в прямом эфире заявил, что во фристайле много тренироваться не надо. Главное — талант. Может, бравировал...
— Конечно, физические нагрузки у нас небольшие. Но проблема в другом. Когда мы в Минске, например, то занимаемся в основном в зале: это батут и акробатика на дорожке. Здесь велика нагрузка на спину. И для меня важно грамотно распределить, сколько и чего делать, чтобы не было слишком много и это не сказалось на спине. Все-таки зимой мы, во-первых, прыгаем на снежный склон, который расположен под углом, и сила удара при приземлении сглаживается и не так сильна. Во-вторых, делаем один прыжок, а потом перерыв минут десять. На батуте же все по-другому, и главное — не переусердствовать, чтобы это не повлекло проблем со здоровьем.
— Так и случилось в сентябре?
— Да. И еще сказались последствия от прыжков на воду, при которых тоже приземление жесткое. Представьте: стоит в бассейне конструкция — трамплин высотой в четыре метра. И его основание возвышается над водой еще метров на четыре-пять. Плюс при прыжке вылетаешь вверх метра на четыре. А приземляешься на поверхность на лыжах. Хороший удар получается.
Те, у кого есть постоянная возможность тренироваться летом на трамплине — канадцы, американцы, распределяют время таким образом, чтобы два дня прыгать, два дня отдыхать. А мы выезжаем на сбор на месяц и за это время должны успеть сделать определенную работу: прыжков таких-то и таких. Вот и делаем почти по максимуму. Иногда чуть перепрыгаешь, и начинается.
— Границу чувствуешь?
— Приблизительно. Естественно, ребята, кто помоложе, работают больше. Я по себе сужу: поначалу тоже объемами увлекался. Это было необходимо, чтобы выйти на определенный уровень. Сейчас же больше времени уделяю растягиванию, специальным упражнениям на спину. Но если сократить тренировки, делать между ними значительные перерывы — это сразу скажется: с одной стороны, из формы быстро вылетишь, с другой — скорее восстановишься. Вот и надо варьировать.
Обычно у нас две тренировки в день. Если утром батут, акробатика, силовые упражнения для ног, то вечером тоже батут, но прыжки делаем с помощью резины, которая крепится к потолку. Таким образом максимально приближаемся к работе на снегу: по количеству вращений и так далее. Резина-то выкидывает выше, а опускаешься в ней медленнее.
Для прыжков на воду, как правило, ездим в Швейцарию. Там хорошие база и условия проживания. Постоянно селимся у одной и той же семьи, дети которой прыгают до сих пор. Всем нравится. Швейцарцы чутко реагируют на любые изменения правил во фристайле и сразу же увеличивают трамплин. Так за пару лет его высота выросла с 3,5 метра до 4,2, и соответственно становилась другой дуга. Это зимой трамплин вырезал из снега — и все, а с летним повозиться надо, ибо он представляет собой конструкцию из металла и досок. Чтобы скорость была такая же, как зимой, делают более крутой склон разгона. Поэтому соображать приходится быстрее.
Обычно на воде пробуют новые прыжки. Перед этим на батуте готовят по отдельности каждое сальто. Постепенно добавляют пируэты. Много работаем на лонже. А когда все отложится в голове, будет доведено до автоматизма — какой пируэт начать крутить, когда его закончить, то есть четко сформируется распределение по времени, — тогда можно и на трамплин.
— Что значит "по времени"? Чувство ритма, что ли?
— Мы просто постоянно смотрим на землю. И ориентируемся, корректируем свое положение относительно ее. Конечно, в простых прыжках, в которых нет двойных пируэтов, землю из виду не теряешь. Однако если в одном сальто делаешь двойной пируэт, то примерно на секунду она пропадает. Впрочем, если даже и сорвал прыжок и ничего не видишь, то многие все равно чувствуют: в каком примерно положении относительно земли и на каком расстоянии от нее они в данный момент находятся. Плюс тренер может подсказать, что делать. Например, если тебе не хватает вращения, то крикнет, чтобы крутил быстрее, или наоборот, чтобы вытягивал руки и останавливал излишнее вращение. Реагируешь автоматически, не задумываясь.
— Твои прыжки, как правило, сложны. Значит, часто теряешь землю из виду?
— Если брать первый из моих прыжков на Олимпиаде, то в нем сначала идет сальто с одним пируэтом. То есть сразу после него я четко видел землю прямо под собой. Во втором сальто делал два пируэта. Но приблизительно чувствовал вращение и знал, что все хорошо. А когда заканчивал третье, уже контролировал, сколько осталось до земли, надо ли чуть- чуть ускорить вращение или его приостановить, чтобы ровненько приземлиться.
А во втором прыжке начинал с сальто с двумя пируэтами. В том и заключается сложность, что уходишь с трамплина под углом в 45 градусов и, заканчивая первое сальто в том же ракурсе, землю, естественно, не увидишь. Приблизительно ориентируешься лишь по трибунам впереди. Получается, что оба сальто делаешь чисто по ощущениям: с какой скоростью отошел, оттолкнулся, оторвался. И лишь перед третьим видишь землю. Примерно полпрыжка вслепую выполняешь.
— А сколько длится весь прыжок?
— Три секунды, максимум три с половиной... Сложность его состоит еще и в судействе. Некоторые спортсмены выполняют два первых сальто и три пируэта в них так, что все выходит слитно. А по правилам нужно четко показать: где сделал два винта, а где один. То есть закончить сальто и в этот же момент завершить пируэт. Раздельность исполнения должна просматриваться и в скорости вращения: сделал — чуть приостановился — продолжил.
Но все дело в том, что судьи часто сами не могут разобраться, как и что смотреть. И если мой первый прыжок судить легко (там все видно), то второй, в котором начинаю с двух пируэтов, — сложно. Первое сальто заканчиваю поздно, останавливаться времени нет, надо все грамотно распределить — и в этом тонкость. Судят здесь на глаз. Вот в прошлом году чемпионат мира выиграл канадец Омишль. Так он придал себе слишком сильное вращение и в результате выполнил-таки, как и заказывал, набор из трех сальто и четырех пируэтов, но распределения вообще не было. Однако получил хорошие оценки и стал чемпионом. После этого судьям указали на ошибку, и они, наверное, решили на Олимпиаде в Турине быть намного строже... А в Солт-Лейк-Сити, к примеру, американец Пак, который завоевал серебро, тоже прыгал не идеально. Французский комментатор “Евроспорта”, бывший классный фристайлист, сказал, будто тот сделал два одинаковых прыжка, что запрещено правилами. И тоже обсуждали потом, признали ошибку. Судейские семинары по итогам сезона проходят каждый год, но научить тяжело...
Судьи — люди, которые приходят со стороны. Желающие. Квалификацию свою повышают на семинарах. А как те проходят? Берутся соревнования высокого уровня, чемпионат мира, допустим. Запускают запись прыжка, выставляют оценки, которые потом сравниваются с официальными. Разбежка должна быть не больше трех десятых, иначе экзамен считается не сданным. Следовательно, новых судей готовят под стать старым, которые явно судят с ошибками! Это замкнутый круг. Нового ничего не вносится. А могли бы тренеров приглашать, лучших спортсменов, которые помогали бы разобраться...
Странно получается: вот, например, мой второй прыжок один сезон вообще не судили. Ставили минимальные оценки, как за сложность на порядок ниже. Тогда все спортсмены перестали его включать, стали упрощать программу. То есть нам приходится подстраиваться под судей! На следующий же год кто-то — раз! — решил его прыгнуть. А рефери забыли или что, но поставили хорошие оценки. Тогда еще один начал делать, еще, и к концу сезона снова все прыгали. Но только его включают на следующий год — опять карают, вновь надо подстраиваться, делать легче программу. И так постоянно.
— Но зачем же ты на Олимпиаде заявил этот прыжок, по которому у судей постоянно возникают сомнения?
— В принципе моя оценка в олимпийской квалификации по сравнению с теми, как у других, была более или менее нормальная. И это при том, что я еще допустил явную ошибку: сильно согнул ноги, так как мне не хватало вращения в последнем сальто и пришлось сгруппироваться. Поэтому прикинул: если в финале избегу погрешностей и получу по максимуму, то буду иметь преимущество в десять баллов. Тем более что финалы, где известно, на что способен каждый из двенадцати человек, обычно судят, ставя оценки выше. Однако в Турине получилось, что они все равно мне занизили. Да, я сделал ошибку при приземлении, но сам прыжок выполнил лучше, а оценки мне выставили точно такие же, как в предварительных соревнованиях. Не было смысла менять программу, которую выполнял весь сезон. Судили ее нормально. Другой же прыжок делал последний раз давно, в декабре. Включать его на Олимпиаде было опасно. Примером может служить канадец Нис- сен, с которым я боролся за Кубок мира. В олимпийской квалификации такой же, как у меня, прыжок (первое сальто с двумя винтами) он сделал ровно, приземлился хорошо, единственное, что распределение не было четким. Так ему поставили лишь сто баллов при максимальных 133! Парню пришлось суетиться, менять на прыжок, который практически не тренировал, всего три-четыре раза на снег делал. Соответственно, когда новое предстоит выполнить, напряжение совсем другое. Он допустил ошибку в финале — и все, пятое место. Хотя, если бы судьи не начали дергаться с этими прыжками, кто знает... Может, здесь и не только в судействе дело. Я слышал, будто директор Кубка мира, который определяет формат соревнований, советовался со специалистами, спортсменами и решил, что сложность не нужна. Мол, травм больше, да и зрителям она не понятна. Следует упрощать программу. А после Турина он сделал вывод, что Олимпиада доказала его правоту: надо просто красиво прыгать.
— Почему же Беларусь, одна из ведущих стран во фристайле, этого не знала?
— Понятия не имею, кто вообще знал! Валента, делающий этот "проблематичный" прыжок, наверное, лучше всех, получил такие оценки, что не попал в финал. Еле прошел туда уже упоминавшийся канадец Ниссен...
— Да, канадцы посыпались, американцы, олимпийский чемпион-2002 Валента... И, вероятно, белорусам грех жаловаться на судейскую предвзятость, поскольку наших в финале было больше всех — трое!
— Ну, мы и отпрыгали соответственно! За финалом остались все, кто сделал в квалификации грубые ошибки — падения, касания и так далее. А к нам было не придраться. Китайцев двое пробилось, канадцев... У канадцев вообще команда очень сильная, и мне казалось, что именно у них будет самое большое представительство в финале. У американцев же сейчас спад. Кто знает, почему? Может, смена поколений. Кто постарше — олимпийский чемпион 1998 года Бергуст, Джо Пак — ушли после Олимпиады. А тот, который в финале выступал, Петерсон, рискнул и прыгнул тройное сальто с пятью пируэтами. Думаю, готовились сделать этот прыжок многие. Но вследствие судейства решение сразу отпало. Вот и Стив Омишль собирался выполнять его в финале, но в квалификации получил так мало, что дальше не прошел... А в финале и Леше, и Антону сразу прилично занизили оценки, чтобы они не претендовали ни на что. Не знаю, почему. Вот я потом смотрел повтор: явно на три-четыре балла занизили. Антон, конечно, затем на втором прыжке ошибся, но восьмое место — это не его. Наверное, судьи все равно рассчитывают: попали в финал трое белорусов, а если, не дай бог, ошибется лишь один, то двое на пьедестал взойдут? Ну, заберем мы эти медали и уедем домой. И все вскоре забудут, кто такие белорусы!
— ???
— Китай выиграл золото, и мало того что там и так третий год по два этапа Кубка мира проходят, так забьют календарь еще на несколько лет вперед. Плюс расширят акробатическую программу, построят новые базы да откроют могул, которого пока в стране нет. Сразу тысячи пойдут заниматься! У них же как: построят в деревне склончик, и все ходят тренироваться. Для фристайла, где крутятся совсем небольшие деньги, такая популяризация, вложения средств важны. У нашего же Кубка мира в отличие от других видов спорта даже спонсора титульного нет!..
А отдать медаль какой-то другой стране... Вон бронза у России. Хотя говорить, что парень явно был третьим, тяжело. Прыгает красиво, но ноги в воздухе чуть-чуть расходятся: одна вперед, другая назад. За это любому спортсмену, я смотрел, каждый судья снимал по полбалла, а у россиянина погрешности не замечали... Так вот стал он третьим. А Россия и до этого заводила разговор о проведении у себя этапа Кубка мира, теперь же заявила определенно: в следующем году будем пытаться. В Москве есть база, и под Питером. Гостиница нормальная. Спонсоры найдутся. А если примут соревнования, понравятся, то зацепятся за календарь и будут потом постоянно проводить. Вот чего стоит одна медаль...
Или взять швейцарца, который выиграл в Лиллехаммере, когда фристайл дебютировал на Олимпиадах. Ему дома предоставили возможность, и он построил базу, где мы сейчас тренируемся. Прошло двенадцать лет. У женщин — в Турине золотая медаль, у ребят — молодая и хорошая команда, один из них выступал в финале. А ведь помню, когда мы приезжали на открытие трамплина в 1996-м, у них прыгали всего двое мужчин, которые буквально в том же году и перестали... Тот чемпион занимается в основном тем, что организовывает корпоративные вечеринки и попутно устраивает шоу. Приглашает человек десять фристайлистов, мы делаем по паре прыжков и получаем немного за это. Тоже хорошо.
— Читала, что и Алеш Валента после победы в Солт-Лейк-Сити построил трамплин у себя дома.
— Да, он мечтал об этом и раньше, но не предоставлялось возможности. Помогли и спонсоры, и государство. Недавно Валента собирал письма от нашей и украинской федераций, чьи спортсмены приезжают в Чехию тренироваться, с просьбой о помощи в строительстве тренажерного зала на его базе. Местные власти выделят средства... Наша молодежь постоянно там готовится. Единственное, место — глухая деревня, и там с ума сойдешь через пару недель, потому что, кроме трамплина, вокруг ничего нет.
Или в Америке, в Лейк-Плэсиде, мы были. Приходилось тренироваться строго по расписанию, с 11 часов до часу, и все. Да плюс, помимо нас, прыгала еще толпа — очередь. И само место мрачное. Для тренировок все есть, но что делать в выходной? Сидеть дома целый день?
Потому мы и выбрали Швейцарию. До Цюриха полчаса езды. Я люблю выезжать, погулять, когда свободен от тренировок. Рядом находится Цуг — чуть ли не самый дорогой город в государстве. Озеро, яхты, старый град, масса туристов. Любопытно просто походить, посмотреть. В месте, где мы живем, одни фермеры. И вдруг глядишь: автопробег “Феррари”, машин двадцать. Или ретро-автомобили столетней давности собираются и катят. Интересная страна. По магазинам пройдешься, покушаешь на побережье, развеешься от однообразия сборов.
Нас постоянно приглашают на местные гулянья: День независимости, Праздник урожая. Фейерверки устраивают, костры жгут по десять метров высотой. Весь город собирается на самое высокое место в округе. Мы чувствуем себя там как дома.
— Как часто туда заглядываете?
— Обычно дважды за лето на протяжении примерно восьми лет. И когда проездом бываем, в гости заезжаем. Там хорошо. Плохо, когда спустя неделю сбора уже не до тренировок и хочется в Минск.
— Мы только что рассуждали, как меняется отношение к фристайлу в странах, чьи представители завоевывали олимпийские награды. Вы вместе с Алексеем Гришиным принесли Беларуси уже три. Изменения заметны?
— Интерес, конечно, повышается — у детей, правда, больше. Как-то сразу после Олимпиады, когда все еще на слуху, внимание оказывается. Хотя вроде бы сейчас начали строить летнюю базу — в Парке челюскинцев, кажется. Трамплин будет в аквапарке, причем крытый, таких в мире нигде нет.
— А зачем вам крытый?
— Не знаю, возможно, чтобы детям зимой на воду прыжки пробовать. Наверное, они не рассчитывали, какие плюсы и минусы у этого проекта. Просто в рамках аквапарка решили строить, а раз тот крытый, то пусть и трамплин таковым будет. Работы уже начаты. Обещают за пару лет построить. Главное, чтобы сделали с толком, а не так, как в Раубичах, где склон получился слишком пологим и не хватает скорости для тройных сальто. Надеюсь, здесь подойдут посерьезнее, все-таки столько денег вкладывают.
А так... В последние годы мы, конечно, не имеем никаких проблем с финансированием. Но, пожалуй, это и все, что у нас ощущается...
— А чего недостает?
— В первую очередь хочется, чтобы в Беларуси проводились соревнования. Это нужно, чтобы фристайл стал на самом деле популярным. Тем более что не так уж и много международных турниров заглядывают в нашу страну, особенно зимой. Чемпионат Европы по биатлону, юниорский чемпионат мира по хоккею и больше, кажется, ничего. Да, зазывали мы этапы Кубка Европы, но это совсем не тот уровень, да и мы часто не могли прыгать. Кубок же мира вызовет серьезный интерес, если еще и организовать все грамотно — с рекламой и телевидением. Конечно, предварительно придется раубичский склон реконструировать, но не думаю, что это так сложно. Хотя, может быть, земляные работы и немало стоят... Слышал разговоры, что якобы в Силичах строить намереваются. Посмотрим. В федерации постоянно говорят: надо что-то делать для рекламы, для массовости...
— Но вам могут ответить: и без всякой массовости фристайл третью Олимпиаду подряд медали берет. Зачем же еще тратить средства на развитие дорогостоящей инфраструктуры?
— Да команда наша — всего-то семь ребят и три девушки. Но каждые сборы, выезды в ту же Швейцарию — куча денег: дорога, питание, проживание, суточные, аренда. Тысяч пятьдесят за сбор. К тому же строят аквапарк не конкретно для нас — для всех. Думаю, если иметь хорошую базу в черте города, то сразу наметится очень активное продвижение. Ведь детям до определенного возраста сейчас вообще нет шансов куда-то выехать. Ближайшее место — Чехия. Это раньше была Украина, а нынче там все разваливается: вода страшная, никто уже не тренируется. Поэтому если детям лет с десяти будет предоставлена здесь возможность начинать прыгать, иметь постоянные занятия на воде, то это окажет большое влияние на развитие фристайла в стране.
Мы были бы рады, если бы наши медали дали такой же толчок, как китайские — в Поднебесной. (Думаю, к следующей Олимпиаде ее команда будет самой сильной.) А рассчитывать постоянно на нас с Лешей... Ну, есть еще за нами двое-трое. Но если продолжать так думать, то это в итоге закончится ничем. Вон в Америке была команда, которую все боялись. А сейчас посмотришь — остались пару человек да молодежь неопытная. Это при том, что у них все возможности имеются: и летняя база, и зимняя, и соревнования свои, Северо-Американский кубок...
— Куда, на твой взгляд, станет развиваться фристайл?
— Предел сложности, конечно, есть. Кидаться и ломаться, травмироваться на каждом третьем прыжке — нет смысла. Но куда развивается гимнастика? Там тоже все уже истоптано тысячу раз. Так это же не фристайл с его тридцатилетней историей...
Думаю, когда возникает тема спада в нашем виде спорта, начинаются разговоры — быть ему в олимпийской семье или нет? — это следствие слабости международной федерации. Возьмем биатлон. Стоило показать его по “Евроспорту”, как он приобрел суперпопулярность, множество спонсоров. Грамотный подход руководства. Также и у нас был человек, который знал, как и что делать. Но он ушел несколько лет назад в сноуборд. И тот сразу поднялся. До ухода швейцарца во фристайле все было отлично: масса соревнований, прямой эфир, привлекались средства. А сейчас... Один бывший прыгун из Австрии решил устроить соревнования-шоу. На них обычно собирается пять-десять тысяч человек. Чтобы посмотреть, как мы делаем одно-два сальто, приходят толпы. Единственное, что все грамотно устроено: свет, музыка, очередность. Парень нашел выход на “Евроспорт” и попросил ФИС обеспечить ему судейство. Так ему заломили такие деньги, что пришлось отказаться от идеи. Жесткий подход: хочешь — плати... Хорошо еще, что во фристайле наконец сформировался постоянный календарь из двенадцати этапов Кубка мира. А помню год, когда было всего четыре...
— А кто-то из наших специалистов способен войти в структуры международной федерации, чтобы совместно с россиянами, украинцами влиять на ситуацию? НОК постоянно поднимает эту тему.
— Не знаю. Вообще, об этом говорят, думают, но пока ничего конкретного. Я, если честно, даже слабо представляю, как туда люди попадают. Мне кажется, что все начинается с собственной инициативы. Так же, как и у нас в судействе. Например, Министерство спорта может оплатить судейский семинар, а послать на практику — нет соответствующей статьи расходов. И надо за свои деньги ездить на стажировку. А кто сможет отдать пару тысяч долларов, чтобы отправиться в Америку или Китай? Конечно, хорошо было бы иметь своего человека в федерации, который мог бы влиять на принимаемые решения.
Плохо, что многие, заканчивая карьеру, уходят из фристайла совсем. Мало кто остается. И я не только о белорусах. Получается, что развитием вида спорта занимаются люди со стороны.
— А ты кем себя видишь в будущем? Ведь конец карьеры не за такими уж дальними горами.
— Не знаю конкретно, чем буду заниматься, однако хотел бы остаться связанным с фристайлом. Я не могу сказать про тренерскую работу, но вот судейство... Почему бы и нет? Хотелось бы остаться...
— На протяжении многих лет постоянно прыгать, испытывать приток адреналина и вдруг лишиться этого? Тебе будет явно недоставать острых ощущений.
— Даже когда отдыхаю, то чувствую, что не хватает. Тогда начинаешь с ума сходить: тут и скутеры, и водные лыжи, да не просто, а вытворяешь что-нибудь особенное. Раз на Вяче, когда за катером на доске катались с ребятами, хотя и волна маленькая была, да катер не соответствовал, пытались сальто сделать... А как-то в Швейцарии прыгали в реку со скал. Высота там разная — от семи до двадцати метров.
Начинали "солдатиком", потом и сальто исполняли. Параллельные прыжки делали. Все хочется чего-то... Даже сейчас, бывает, еду на машине, а "муравьи" в городе чуть ползут, так и хочется их обогнать, чтобы впереди никого не видеть! У меня тоже не очень мощное авто, но если уж ехать, так надо ехать. Мотору ведь тоже следует нагрузку давать, а то он зачахнет. А у тех то ли нога слабо работает, то ли педаль заржавела, то ли топливо экономят.
— А с виду-то Дмитрий Дащинский — само спокойствие...
— Ну да, все и выходит так, потихоньку.
— Как появился в твоей жизни экстрим фристайла?
— Сначала были прыжки в воду. Отец работал тренером и, как я понял, просто хотел научить сына плавать. Сначала он надевал на меня круг, потом постепенно спускал его, пока тот не повис резинкой. На вышку высотой семь метров ребята затащили, когда мне еще не было шести. Боялся, не хотел, но в итоге прыгнул.
Потом отцу предложили во фристайл перейти. А от занятий прыжками в воду осталось воспоминание о методах воспитания: носки если не тянешь, раз скажут, два, затем кроссовкой как дадут! Зимой в бассейне холодно, вечно в душе грелись. А на вышку в очереди стояли, ждали. Когда учили элемент, постоянно бились о воду. Зато во фристайле все по-другому! Пусть и мороз тридцатиградусный, и ждать приходится, и травмы случаются. Все равно однозначно — фристайл! Лыжи — класс! Места красивые, неизменно в горах. Сразу понравилось.
Было мне тогда двенадцать лет. Походил в зал, батута стал больше делать, лыжную имитацию освоил. А зима наступила, и поехали на лыжах учиться с гор кататься. После пары сборов, когда почувствовали, что умеем, начали гонять, с ума сходить. Захватило!
— Как первое сальто осваивал?
— Это произошло следующим же летом. Страшновато было, конечно. И лыжами еще не очень владел. Бывало, дашься спиной — не очень приятно. А так, нормально, потихоньку пошло. Буквально на следующий год перешел к двойному сальто. Это было действительно страшно. Потому что еще не совсем готов был. Стоял на склоне, ждал, всех пропускал...
Двойное прыгал лет десять. Смысла не было резко усложнять. В это время ставили базу: как правильно с трамплина отходить, красиво вращения делать, приземляться четко. Тройное же сальто освоил незадолго до Нагано.
— Страх ведь не может совсем исчезнуть, не правда ли?
— Просто сейчас уже не задумываемся, что существует риск для жизни. Тренируемся постоянно. Конечно, если полгода не прыгать, а потом выйти и сделать какой-нибудь сложный прыжок — это будет опасно. Мы каждый день повторяем движения. Безусловно, иногда приходится прыгать в сумасшедшую погоду. Не то чтобы страх присутствует, скорее, опасение получить травму. Особенно когда ветер порывами. Стоишь и не знаешь, будет скорость нормальная или тебя отшвырнет куда-нибудь. Один-два километра в час могут решить все. И шею можно сломать... А как-то в Америке мы тренировались, когда было еще светло, соревноваться же пришлось в темноте. Плюс похолодало резко, влажность изменилась. Соответственно склон стал жестче, скорость увеличилась. Не все из нас правильно сумели рассчитать...
— Какова обычно скорость при отрыве от трамплина?
— От 65 километров в час до 70. Приличная. А если еще пару километров добавишь — и улетишь, получишь лишнее вращение. Не остановишь, не вытянешь — приземлишься на шею, а ноги за голову пойдут.
— Прокручиваешь в голове перед стартом правильные движения?
— Как когда.
— Что делаешь в перерыве между прыжками?
— Смотрю, как другие прыгают, иногда переговорю с кем-нибудь. Бывает, поднимаюсь выше, чтобы прокатиться, постоять наверху, подумать. Стараюсь не слишком уходить в прыжки, а, наоборот, отвлечься.
— Настраиваешься как-то особенно?
— Зависит от состояния. Случается, выходишь, а не то чтобы апатию чувствуешь, но соревновательного мандража, волнения нет. Понимаешь, что это ненормально. Потому что когда прыгаешь просто как тренировочный прыжок, то можешь лишь бы как отнестись, несобранно. Приходится себя разогревать, что ли, думать о соревнованиях, прыжки прокрутить побольше, завестись. Когда же слишком перевозбужден, то мне лучше отвлечься.
— Чем объясняешь то, что этот сезон стал самым успешным в карьере: он принес не только олимпийское серебро, но и победу в Кубке мира.
— В спорте, наверное, так всегда: то вверх, то вниз. Сначала бронза Нагано, потом травма. Затем чувствовал, что с каждым сезоном все лучше и лучше прыгаю. Просто серьезно подошел к тренировкам, ибо понимал: в Турине у меня, может быть, последний шанс хорошо выступить на Олимпиаде, так как неизвестно еще, что будет через четыре года. То есть я отдавался полностью. И все получалось как надо, выступал хорошо. Думаю, здесь главное — желание и еще раз желание.
Возможно, сыграло роль и везение. Единственное, чего боялся — это чтобы не было проблем со спиной. Да и то в начале сезона меня прихватило-таки, пару дней лежал, ходить не мог. А может, и хорошо, что это проявилось именно тогда и я аккуратнее отнесся, берегся, курс лечения прошел. Все сложилось.
— Фристайл шел в конце олимпийской программы Турина. Давило ли напряжение, что осталась надежда только на вас?
— Конечно. Но не в грузе ответственности дело. У нас же можно подойти как надо, но какая-то мелочь помешает: ветер дунул, ноги согнул — и все, ты пролетел мимо всего. Каждый нюанс важен. Думаешь только о том, как бы ничего не случилось. И сам готов, и знаешь, что можешь, однако ерунда какая-нибудь способна лишить всех надежд. Ведь наезд на трамплин — это доли секунды. Чуть-чуть плечи не так поставил, и не хватит вращения, придется сгибаться. Такое вот в голове крутилось.
Естественно, многие болели. Семья, близкие, люди со стороны. Звонили, желали удачи. Сообщения постоянно присылали. Понимал, что команда зависит от тебя, и самому очень хотелось, так как олимпийская медаль автоматически снимает много жизненных проблем. Не хотелось подвести других, себя, отца, который положил немало и болел, как все вместе взятые. Поэтому чувствовалось давление со всех сторон.
Единственное, что сбивало напряжение, это то, что мы жили не в Олимпийской деревне. Не было ни начальства, ни штаба рядом. Потому что когда чиновники ходят мимо, обязательно скажут что-нибудь... Просто переживал за себя, чтобы сумел реализоваться, за команду. И результат получился: не было бы моей медали, был бы Гришин на пьедестале. Так что подошли мы к Олимпиаде хорошо.
— И что дальше?
— В следующем году чемпионат мира, расслабляться нельзя. Тройное сальто с пятью пируэтами на воду я уже делал. Предстоит перенести на снег. А стану прыгать его на соревнованиях или нет, будет зависеть от судейства.
