Опаленный Икар. Владимир Белоусов: “Мне в глаза говорили, что я умер…”
Он — единственный наш олимпийский чемпион по прыжкам с трамплина. Образца Гренобля-68. Чемпион всеми позабытый, а кем-то даже погребенный заживо. В беседе с корреспондентом “МК” Владимир Белоусов заново прошел весь этот путь — от триумфа до забвения...
С тренером спали на одной кровати
— Если я не ошибаюсь, юный Володька Белоусов сначала гимнастикой увлекался…
— Да, но конституция организма не позволила мне и дальше по этому пути идти: слишком много весить стал. Осознав, что перспектив у меня там маловато, на лыжи переключился. У меня они тогда еще, помню, часто ломались, а родители не имели возможности каждый год новую пару покупать. Так я по совету своего троюродного брата записался в спортивную школу “Локомотив” по прыжкам с трамплина — там как раз хороший инвентарь давали…
— Не страшно было? Все-таки такая высота…
— Страха не было. В таком-то возрасте — 10—12 лет — какой может быть страх? Здесь скорее геройские ощущения присутствуют.
— Что вообще в те годы представляли собой прыжки с трамплина?
— Другой вид спорта был — с нынешними прыжками не сравнить. Сейчас это шоу, бизнес. А раньше все было естественно. Никаких тебе допингов, транквилизаторов, суперамуниции… Во главе угла стоял талант спортсмена. И еще, конечно, качество лыж большую роль играло. Я, например, долгое время не прыгал, а мучился. Все хорошие лыжи были у маститых спортсменов. Только в 1963 году, на сборах в Томске, случилось так, что Борис Черемухин, подвернув ногу, уступил мне свою пару. И я на этих лыжах, с непривычки падая, всех наших локомотивских ребят суммарно на 18 метров перепрыгнул! А ведь в “Локомотиве” тогда было шесть “сборников” во главе с Николаем Каменским, серебряным призером чемпионата мира!..
— То есть, до того успехов у вас не было?
— Они, успехи, может быть, и раньше ко мне пришли, если бы школу не нужно было оканчивать. Сверстники-то мои учебу давно побросали — были предоставлены сами себе и могли хоть каждый день спортом заниматься. Как следствие — и раньше себя проявили, и в сборную попали… Я же тихой сапой и школу окончил, и в институт поступил, и олимпийским чемпионом стал… (Улыбается.)
— А что за институт заканчивали?
— Военный институт физической культуры. Да, еще одно время на факультете журналистики учился — все себя искал. Ну а первоначально в ЛИИЖТ (Ленинградский инженерный институт железнодорожного транспорта) поступил. Но проучился там всего два года. А история следующая получилась… Мне как раз нужно было на соревнования в Италию ехать, а поскольку вуз — гражданский, студенту Белоусову с двумя задолженностями характеристику (без которой в те годы за границу не выпускали) решили не оформлять. “Когда сдашь, тогда и приходи!” Я встал в позу, обиделся и надумал переводиться туда, где мне бы пошли навстречу. И здесь меня ЦСКА перехватил… В армию, дескать, пора. Через два дня я уже оказался в спортроте, где полностью мог себя посвятить спорту…
— Так уж и полностью?
— Была, была одна история… Как раз таки с Греноблем связанная. Командир спортроты, где я служил, тоже поначалу отказывался мне характеристику подписывать. Какая, мол, Олимпиада, если у солдата три “самоволки”! А это я на тренировки во внеурочное время убегал… И только когда из Москвы позвонили люди с “большими погонами”, мне все документы быстренько оформили.
— Это правда, кстати, что вашего тренера в олимпийскую делегацию не включили?
— Правда. Туристом поехал… Почему так получилось? Да потому, что в той делегации много лишнего народу было! Какие-то переводчицы якобы… Нам из-за этого даже состав сборной урезали! Москвич Саша Иванников — один из сильнейших прыгунов страны — в Гренобль так и не поехал. Вместо него во Францию отправилась любовница одного из наших руководителей. То же самое было и с моим тренером Аркадием Воробьевым. В Гренобль он прилетел туристом, за свои деньги, и ко мне прорвался лишь перед самым началом соревнований. Как сейчас помню — у меня в комнате в Олимпийской деревне мы с ним на одной кровати спали...
— Странно все это…
— А чего странного? На нас ведь никто не ставил. Одно дело — конькобежцы, лыжники, хоккеисты, и совсем другое — прыгуны. Изгои! Все время в загоне находятся. И до сих пор, кстати, оттуда выбраться не могут…
Олимпийскую медаль украли
Пусть так, но на играх в Гренобле Владимир Белоусов доказал обратное. 22-летний спортсмен из СССР всех хваленых западных звезд за пояс заткнул!
— Да, но начнем с того, что в предолимпийском сезоне я все свои старты выиграл. Чехия, Германия… Потом ведь, повторюсь, на Олимпиаде от нас многого не ждали. Задача была в шестерку попасть. И после того, как на 70-метровом трамплине Жерланов эту задачу выполнил (я там финишировал 8-м), мы и вовсе раскрепостились. На большом трамплине любой из нашей сборной мог выиграть! А удалось — мне… При том, что погодные условия были тяжелейшие. Ветер жуткий! Еще на прокладке трассы двух ребят в больницу увезли. Но организаторы рискнули: последний день Игр, переносить старт было просто некуда. Правда, сразу оговорились: будет всего одна попытка. Ладно, прыгнули. У меня — лучший результат. Чемпион? Как бы не так! Погода улучшилась, организаторы говорят: “Отменяем первую попытку, давайте еще прыгать”. Представляете мое состояние в тот момент?! Вроде уже золотую медаль примерял, а тут… В итоге аж три попытки было. Повезло: во всех трех случаях у меня был лучший результат…
— Первые мысли после победы?
— Непонимание: “Я сделал это?!” Естественно, нужно было какое-то время, чтобы прийти в себя, пережить эйфорию. Да, а еще я подумал… Понимаете, девушку одну я в те годы сильно любил. А она меня всерьез не воспринимала. Ну, я тогда и заявил: “Вот посмотришь — стану олимпийским чемпионом!” И назло ей пошел к цели. Гордость взыграла! Во многом из-за этого, кстати, мне и подготовку пришлось форсировать — ставку-то я изначально не на Гренобль делал, а на Саппоро-72 (улыбается). Но главное — добился своего. Доказал, что чего-то стою.
— И что в итоге? Оценила девушка геройский поступок Владимира Белоусова, за два года проделавшего путь от безвестного юниора до чемпиона Олимпийских игр?
— Рада была. Только я уже к ней охладел. Да и она через несколько дней после Олимпиады замуж вышла… Где она сейчас живет, чем занимается — я даже не знаю…
— Вас ведь именно после Гренобля начали русским Икаром называть?
— За глаза — да. Это все французская пресса придумала…
— В Союзе-то как встретили? С почестями?
— Какое там! В 68-м сборная Союза впервые в своей истории сенсационно проиграла общекомандный зачет норвежцам. Руководство нашего спорта посчитало, что тут не до праздников. Никто нас не встречал, о каких-то машинах-квартирах даже речь не шла. Более того: мне премиальные за победу урезали! Подоходный налог сняли, то, се… В итоге — какие-то копейки вышли! Я тогда заявление писать: “Так, мол, и так, что это за дела — с рядовых подоходный налог взимать?” Образумились, полторы тысячи накинули… И потом, не мой это метод — с протянутой рукой ходить. В конце концов, всему свое время. Позднее я и квартиру в родном Всеволожске Ленинградской области получил, и машину купил. 3,5 тысячи рублей занял, олимпийские премиальные добавил (это еще 2 тысячи) — и купил. Хотя еще после Игр в Гренобле должен был на новеньком “Ситроене” ездить. Модель — “001”! Только что с конвейера! Этот приз прыгунам Шарль де Голль учредил. Но я его только на витрине видел — кто-то из наших руководителей мой трофей “прикарманил”…
— Между тем говорят, что вас однажды сам король Норвегии золотыми часами одарил?
— Да, и запонками. Только он тогда еще принцем был. В Холменколлене это дело происходило, где ежегодно проводится неофициальный чемпионат мира. Я там завоевал два королевских кубка подряд, вот мое имя в музей славы и занесли, признав национальным героем Норвегии. Если не ошибаюсь, за последние сто лет таких людей в мире было всего трое. Два норвежца и я… Жаль, с запонками этими несчастный случай произошел. В начале 90-х их у меня украли. Вместе с олимпийской медалью и еще сорока с лишним наградами. Я тогда у мамы был, пришел домой — дверь взломана и шаром покати. Как к разбитому корыту вернулся. Такой вот своеобразный подарок мне взломщики сделали — у меня в тот день как раз именины были. Слава Богу, часы королевские я в другом месте хранил…
— Медали так и не нашли?
— А кому это надо — искать? Я тут людей с питерского телевидения просил заняться — никакой реакции. Да и правоохранительные органы не особо копошились — на второй день мне сказали, что шансов на поимку воров нет. Это я уже потом узнал, что ящик тот, с медалями, по сути дела, у них в руках был. Как оказывается, один из следователей, что мое дело вел, сам страстным коллекционером являлся. Так что там ситуация темная…
И лесником был, и сторожем
— Довелось слышать, со сборной Союза вы на минорной ноте расстались...
— Да уж, история безрадостная получилась… Тогда ведь, после Гренобля, такие подковерные игры начались! Я в Спорткомитете честно пишу, что мои тренеры — Воробьев и Григас, а мне намекают: надо бы других людей написать. “Председателя федерации Химичева и его зама Андреева…” Я отказываюсь, и когда в 69-м вместо Григаса в сборную приходит Андреев — у меня начинаются большие неприятности. В 72-м году, можно сказать, одним росчерком пера меня на Олимпиаду не пустили, прямо заявив: “Мы других олимпийских чемпионов вырастим!” До сих пор вот растят…
— В итоге вместо вас в Саппоро 40-летний спортсмен поехал…
— Да, Коба Цакадзе, прыгун известный, но за полтора десятка сезонов на международной арене так ничего и не выигравший. По бумажкам у него, кстати, одним из тренеров как раз таки Андреев значился. Коба в Саппоро аж 49-е место занял! А мне ведь тогда всего 26 лет было! Самый расцвет. И я на четыре головы сильнее этого Цакадзе был. Да что там говорить, если его тренер, Дементьев, мои прыжки на кинопленку снимал! Дескать, эталонная техника… Обидно? Не то слово! Ну да Бог им судья. Я ни на кого зла не держу. Все прошло, все кануло в Лету. Тем более что все эти люди звонили мне перед смертью и извинялись. И Цакадзе тот же звонил, и Андреев...
— Последний-то свой старт помните?
— Да, было это в 1976 году, на открытии летного трамплина в Красноярске. Там я и свой рекорд по дальности полета установил, там же и самый рискованный прыжок выполнил. Соревнования три дня шли — пятница, суббота, воскресенье. В последний день как раз основная масса болельщиков собралась. А тут как назло погода испортилась! Сильный ветер, метель… Обычно в такой ситуации трамплин закрывают и призеров объявляют по итогам состоявшихся ранее прыжков. Но в Красноярске решили поступить иначе. При боковом ветре свыше 20 м/c дали старт. Я прыгнул — чуть в скалу не попал, еле вывернулся! Так тряхануло, что последствия до сих пор сказываются. Два позвонка я там сломал и все плечи выбил… После этого с активными занятиями решил завязать.
— И на тренерскую работу перешли…
— Да, первое время на Сахалине сборную Дальневосточного военного округа возглавлял. Потом взятку одному начальнику отказался давать, вот три года и мыкался по частям. А затем меня в Москву на освободившееся место пригласили, сборную Вооруженных сил СССР тренировать…
— Из армии когда уволились?
— В 90-м году, уже служа в Мурманске в звании майора. Ушел, потому как надоело по стране мотаться. Домой хотелось, в родной Всеволожск… Ну и потом, в те годы как раз перестройка началась — в армии перестали деньги платить. Да и не только в армии… Я вроде и на пенсию вышел, а работать не переставал. И лесником, и егерем, и сторожем, и приемщиком посуды… Денег не хватало, а жить-то надо было! Школу мою закрыли — трамплины вон до сих пор стоят. А на месте базы — гостиница и баня…
“Хоть перед смертью пожить”
— “Слава в жизни мне не принесла ничего хорошего”. Действительно так считаете?
— Да, именно так. Повторюсь: выиграй я Олимпиаду не в 68-м, а, скажем, в 72-м, все могло бы быть по-другому. А так… Будто какой-то шлейф прокаженности за мной тянулся. “Он не такой, как все!” И какая-то зависть, злоба…
— “Забытая легенда”, так о вас говорят...
— А кому я нужен? Журналисты звонят раз в четыре года, когда очередная Олимпиада подходит, и все. Игры проходят, и опять — пустота. Кто-то помочь обещает — с квартирой, с лечением. А на деле — ничего…
— О переезде в Петербург никогда не думали?
— Да вы что — Всеволожск мне всех городов милее и дороже! Хотя, по правде говоря, здесь тоже никакой помощи нет. Если в Норвегии я национальный герой, то здесь обо мне стараются не вспоминать. Я бы на месте властей, наоборот, висты бы себе набирал — у нас в крае единственный олимпийский чемпион по прыжкам с трамплина живет! А они… До сих пор живем с женой в квартире 29 квадратных метров, где еще четыре человека прописаны. Впрочем, что там говорить — я лично давно на это дело рукой махнул! Хочется, конечно, хотя бы перед смертью пожить, но… Унижаться — не по мне, а от власти чего-то ждать — наивно.
— Как время-то коротаете?
— В основном хвораю. Пока еще более-менее двигался — на все эти болячки и внимания не обращал. А как “сел на ноги”, так все и повылезало. Спина, позвоночник, ноги… Если начинаю двигаться — давление. Поэтому в основном дома сижу.
— Что врачи по поводу здоровья говорят?
— Да я их больше не слушаю! Как ложусь в больницу — так они мне все новые и новые болезни “придумывают”. Сначала одна, потом две, а теперь уже, к шестидесяти годкам, — восемь! Я поэтому для себя так решил: в больницу больше не ложусь и таблетки пить перестаю. Принципиально! А какой смысл? Я человек эмоциональный, начинаю на этой почве себя накручивать… Мне это надо? Пусть будет что будет.
— На что живете-то?
— Спасибо Путину Владимиру Владимировичу — пенсию нам добавил.
— О вас много баек ходит. То вы в лесах пропали, то спились, то от людей прячетесь...
— Знаю, знаю… И сгулялся, и на машине разбился… Только вы никого не слушайте — не пропал я и не спился. И не думаю! У меня у самого раньше такое бывало — едешь в электричке, а рядом разговор идет: “Вы знаете, Белоусов умер?”
— Я еще слышал, бывало, под хмельком выступали. Байка?
— Под хмельком — это перебор. Дело было в Инсбруке, на одном из этапов “Турне четырех трамплинов”. Я тогда как раз приболел — сижу, значит, греюсь у печки... И смотрю, немец Квек между попытками раз коньячку пригубил, два… Я к нему: “Ты что это?” А самого трясет со страшной силой, температура… Немец улыбнулся в ответ — дескать, все нормально, я уже не в первый раз такой допинг использую. И мне предлагает — попробуй. Я поначалу отказывался, а потом решил: “Почему бы и нет? Может, хоть болезнь отпустит…” Выпил сто грамм, и правда — полегчало. И прыжок далеким получился. На беду только, алкоголь меня расслабил, и я земли коснулся. Потом все корил себя: “Эх, надо было не пить…” Но это был один только случай.
— Туринскую-то Олимпиаду смотреть будете?
— Обязательно. Даже новый телевизор себе под это дело приобрел (улыбается).
— Ваше мнение: чего нам сейчас для успехов в прыжках не хватает?
— Мне трудно сказать — я в этих кругах больше не вращаюсь. Сейчас вот немец сборную возглавляет, что он за специалист — мне неизвестно. Хотя если он на контракте находится — значит, должен его отрабатывать. Результатом! Как бы там ни было, в любом случае сборной нужно искать среди наших богатеньких олигархов спонсора, чтобы он взял команду под свое крыло. Я думаю, и на Урале, и в Сибири и тренеров можно найти достойных, и ребят талантливых… Экипировать их, потаскать года два-три по международным стартам. Наверняка толк будет…
— И олимпийское “золото” придет?
— Сомневаюсь я сильно, что это при моей жизни произойдет. Хотя, конечно, очень бы хотелось такую победу увидеть…
Опубликовано: 03-02-2006
