Над головой белизна с голубыми прорехами, через которые вливается солнце. Съемка отнимает время, надо запечатлеть суровую красоту гор, пока её не сожрали сумерки. Искривленность пространства создает в кадре подспудное напряжение. Почему же в этом опрокинутом мире мою суетную душу озаряет гармония, покой и душевное равновесие?
Время открытий — Пространство Килли
Планировать отпуск не очень легко. Перебор апартаментов, трансферов, перелётов и переездов может довести до умопомрачения. Но это дешевле путевки, а у меня с детства упрямое чувство, что деньги лучше тратить самому. Дорога держит в тонусе до конца. Самый тревожный этап — короткая пересадка в Вене — проходит без сучка, без задоринки. Когда «Фоккер-70» замирает на женевском бетоне, облегченно выдыхаю: кажется, получилось.
У Ben’s Bus нет стойки в аэропорту, как у Sky2Ski или Skiidy Gonzales, но обросший парень с табличкой появляется вовремя, сверяет фамилии и назначает сбор в одиннадцать (он говорит «iluven»). Долго ждем опоздавшую и отправляемся. Дорога через Анси невероятно красива. Сюда надо вернуться с видеокамерой и чем в апреле, тем лучше.
От Альбервиля едем вверх по долине Изера. В 92-м здесь проходила зимняя Олимпиада, а вообще на изерщине родились Стендаль (писатель) и Берлиоз (не писатель). Эти сведения я излагаю жене, которая отчаянно хочет спать после двухдневной дороги. Тесная долина едва вмещает шоссе и рельсы, узкомордый поезд притягивает взгляд. Изер мелок и костляв, всякая птица долетит до его середины, и каяк на доме в Бур-Сен-Морисе выглядит пижонством.
Автобус дяди Бена везет в Мутье, а там пассажиров разбирают минивэны до ParadiSki, Trois Vallées и Espace Killy. В нашем одна молодежь, она любит высокогорье. К офису «Интерхоума» в Тине [Tignes] нас приводят почти за руку. По случаю воскресенья ключи ждут в почтовом ящике. Тут и без навигатора не заблудишься, карта врезалась в память, нам на околицу, налево-вверх от «Клабмеда». На восток.
Морозом не надышишься. Почему для банального раствора этанола не жалеют эпитетов, а воздуху отказывают во вкусе и запахе? У горного воздуха волнующий бесплотный вкус… нет, даже не вкус — предвкушение.
Валь Кларе [Val Claret] схож скорее с кампусом, чем с альпийской деревней. Непритязательная архитектура, строгая функциональность, теснота апартаментов, раздвижная кровать. Правила капиталистического общежития облагорожены философией дзен: «Если вас побеспокоят небольшие насекомые, наподобие комаров, проявите понимание — это часть местной дикой природы».
Ужинаем в ресторанчике. Хозяева с любовью несут соседям савойское фондю, издающее едкий сырный дух с ноткой нагретого металла. Вокруг темные пальто, неизменные шарфы, сдержанные манеры, знакомая речь. Один из собеседников размечает монолог своего визави утвердительными «йе». Похоже, именно это является видовой особенностью англичан, а вовсе не привычка есть горошек выпуклой стороной вилки. Язык Шекспира слышен гораздо чаще остальных. Take it or leave it.
В Валь Кларе есть что-то неуловимо родное
В «Интерхоуме» две девушки — голубоглазая и русскоговорящая. Оплачиваем курортный сбор и ски-пасс. Депозит в 300 евро не взимают, но могут списать с карты позже — в память о плохих постояльцах. Получаем подарок в картонной коробке, содержимое приводит жену в умиление: джем-сахар, масло-уксус, соль-приправа, губки-салфетки, моющие средства. Везти это добро из России лень, а без него какое хозяйство.
Остается приобрести эвакуационную страховку в качестве проездного на вертолет. Начинаем со «скального метро» до Гран Мота [Grande Motte] и зачем-то катим обратно в Кларе. Облачно и подслеповато. На первом же спуске женепи [génépy] супруга падает и неудачно бьется плечом. Анамнез не оставляет сомнений в повреждении связок. Эта травма нам знакома, она болезненна и долго заживает. Покатались…
Звоним в страховую компанию «Росно». Та отделывается SMS с предложением обратиться в «English Medical Center». Звоним опять. Новое сообщение содержит подсказку: в том же здании, где и почта. Перезваниваем. В третьем SMS, так и быть, телефон. Все это очень интригует. Мы бы с удовольствием поиграли в 12 записок, но человеку больно.
Продираясь через савойский акцент в трубке, жена выясняет, что искомый медцентр расположен в Валь д’Изере [Val d’Isère]. Бесплатный ски-бас везет до Лака [Le Lac], дальше надо рейсовым автобусом. Бритый кассир с непослушной челюстью весьма учтив. Клиентов у него мало, в обычае поездки на лыжах.
Холл клиники полон, у пожилого лыжника перемотана голень. Кому-то всегда хуже, чем тебе. Врачи уже получили факс от нашего страховщика с обязательством оплаты. Медсестра бдительно сличает документы. Нестраховое лечение дорого, а госпитализация разорительна — 1185 фунтов в сутки.
Плечо осматривают, делают рентген. Здесь это именуется le radiographie или X-rays, ведь Рентген немец, следовательно, его заслуги в изучении высокочастотной области спектра сомнительны. В России он в авторитете благодаря своему ученику, главному академику Иоффе, доказавшему, что коньяк и кофе нам заменит спорт и профилактика. Эти подробности я выкладываю жене, обнадеженной дистиллированным школьным французским доктора Алана Грина.
Диагноз утешает: растяжение связок, после дня отдыха можно кататься. Повезло… В тиньском автобусе мы единственные пассажиры, водитель весело предлагает занимать любые места. Тут и страховщик спроворился позвонить; в его расспросах сквозит желание оценить убыток. По дорогам спешат «неотложки» с проблесковыми маячками. День урожаен на пациентов, и мы искренне им сочувствуем.
Тинь с высоты лыжного полета. Валь Кларе, за ним Лак
Назавтра пасмурно и снежно. Жена релаксирует в номере: экскурсии здесь не практикуются, достопримечательности неблизко, зато телеведущие лишены колхозной остервенелости. Я бы не возражал против телеканалов с веб-камерами и погодой, как в Австрии, но их нет. Картинки в интернете, а у нас отпускной офф-лайн.
Катаюсь в одиночестве. Вызываю Ski.ru на 51-м канале, но соотечественники осваивают Тинь, а меня понесло не в ту степь. За Бельвардом [Bellevarde] от радиосвязи остаются ошметки. На перевалах не видно ни зги, снег валит как пух из продранной подушки. До ледника Пизаля [Pissaillas] не дотягиваю, да и незачем — там та же белая круговерть. Надо возвращаться.
По гермен матис [germain mattis] бредет наверх одинокая лыжница. Трассу перемело, вешки спрятались за поворотом, и борд-френд куда-то исчез. Утешаю, ободряю, указую предначертанный путь. Трогательно прощаемся у подъемника Дача [DATCHA], вот стенограмма этого душераздирающего действа: «Good luck» — «Bye-bye». О, добрая шведская девушка! Вспомнишь ли ты русского лыжника, встреченного в альпийских снегах? Имя его неизвестно, артикуляция на морозе на троечку, но помыслы чисты, как колокол Гуниллы…
Слухи о непонятности схемы преувеличены. Человек с парой высших образований и 20-летним туристским опытом способен ее постичь. На местности спуски обвехованы, подписаны с обозначением длин и снабжены стрелками на развилках. Заблудиться трудно, шведка просто растерялась. Но цветовая классификация небезупречна, это правда. (Любое деление условно, даже на мужчин и женщин!) Сэр Исаак Ньютон учил, что все зависит от системы отсчета. Недооценку сложности трасс надо воспринимать как переоценку своих умений. Больше нервирует другое — невиданное обилие горизонтальных променадов и даже подъемов на легких трассах. Особенно недружелюбны вальдизерские спуски сантон [santons] и травэрс дю лэсинан [traverse du laisinant]. Невесомое скольжение приходится перемежать изнурительным коньковым ходом. А смешивать два этих ремесла…
Вечерние новости целиком посвящены снегопаду. Машины в кюветах и пробки на магистралях затмевают даже конфликт в Мали. Прогноз не радует: погоды не будет. И только Бордо 2009 года примиряет с действительностью.
Подножие Гран Мота. Богатыри на распутье
Метеоастрологи, как всегда, обоврались. Тучи уплыли, выметав икру, и в окне синеет небо с плесенью облаков. Жена собирается со мной, обещая выбирать окольные пути и не падать на больное плечо. Гран Мот закрыт, мороз за двадцать, ветер обжигает лицо. Фотографируемся до онемения и переезжаем к Лагиль Персе [L’Aiguille Percee]. Aiguille (игла) означает острую, крутую вершину, как и kogel в Австрии, кольцом скалу называют за дырявость, а Персей приплетен для историчности.
Эфир скворчит скирушными новостями. Земляки деликатно не замечают, что мы с супругой нарушаем переговорную дисциплину. Нам не до позывных. Мы заняты видеосъемкой, увлечены сценарным замыслом, спаяны творческим порывом. Рация в горах нужна не только для синхронизации звука. Что звук! Умение слышать друг друга — ключевой вопрос личностных отношений!
Целина повсеместно. Нигде, пожалуй, я не видел столь доступного фрирайда и не чувствовал такой горечи от упущенных возможностей. Бордеры ревниво разглядывают с кресел непорочно-снежные поля. Они сосредоточенны как кустанайские хлеборобы и так же, наверно, бредят во сне невспаханными гектарами. Я их понимаю. Я неофит во фрирайде, но убежден, что корень в этом слове рай…
От Персея открывается доступ в Бревьер [Les Brevieres]. Соблазн съездить на обед заслуживает утоления: спуск очень хорош, хотя и несложен, а деревенька весьма живописна. В ресторане на мосту русское меню с каннибальским блюдом «филе семки». За окнами обратной кабины цепенеет озеро Шевриль [Lac du Chevril], поглотившее старый Тинь, — и тут было свое прощание с Матерой.
Возвращаться в Кларе чрезвычайно холодно, ветер бьет навылет, не раз вспомнишь зельденские колпаки на креслах. В отеческих пармах катаются в минус тридцать (правда, их и не называют курортом), а здешняя пустыня подавляет безжизненностью. Логичная кларистика такова — нырять в Лак и ехать ски-басом. Вдохновенный спуск от Персея занимает 5 минут, потеря высоты 2 м/с.
В семидесятые в Тине воплотили концепцию ski-in, ski-out, то есть катание от порога. В буквальном смысле это не везде, мешает рельеф. (Подозреваю, ошалевшие от простора архитекторы рассыпали дома как попало, а потом подвели теоретическую базу.) У наших апартаментов полный ин, а для аута приходится взойти на бугорок. Но это лучше, чем уныло бухать ботинками в асфальт. И торжествует голос в рации ввечеру: «Это Света. Я дома. Приезжайте прямо на балкон!».
Бревьер
Утренняя съемка требует интенсивного радиообмена, переходим на другой канал, чтобы никому не мешать. Здесь уйма свободных LPD-частот, можно болтать до посинения. Заметно теплее вчерашнего, люди добреют и снимают намордники. Едем к Валь д’Изеру. Божественная лазурь над головой напоминает глаза интерхоумовской девушки, в ней хочется пропасть, раствориться, утонуть.
Валь д’Изер образует с Тинем общую зону катания, но держится особняком и сувениры продаёт свои. Гипсометрически он расположен ниже Тиня, и погода в нем лучше. Валь д’Изер респектабелен и традиционен. Здесь хуже с ином и аутом, зато есть Мейн-стрит, отели с колоннами, рослые елки и магазины, закрытые на сиесту. Наверно, я эстет и симпатизант, но я хочу жить именно здесь.
У подъемника Борса [BORSAT] спуск для любителей слалома. Тетя на финише отнимает два евро и поясняет: да, у вас хорошее время… нет, это не лучшее время… третий заезд бесплатно. Жаль, чеков не дают, всучить бы бухгалтерии в качестве отчета о проделанной работе.
Хождение по магазинам не раздражает, в Кларе один с женским бельем, остальные спортивные и сувенирные. В продуктовых Sherpa (внизу у лифта, вверху в центре) есть все, даже высокооктановое бельгийское пиво. Мы тут частые гости, потому что завтраки готовим сами, обычно яичница с беконом, багет с джемом и кофе — континентальный брэкфаст.
В сувенирном зачете лидирует сурок, он же мармот (смешное слово, есть в нем что-то маршаковское: с двух сторон ему мармоты перелистывают ноты), полынная настойка Génépy, футболки и нашивки. Кто бы мне ещё нашивку Вербье привез…
В «Интерспорте» остается сумма, сопоставимая с бюджетом поездки. Зря, что ли, мы сэкономили на путевке! Велик человек, дерзновенна фантазия его, неукротима мечта его! А для немощной плоти его необходим фрирайдерский костюм и модный шлем со сдвижным щитком на глаза. Я озвучиваю эту сентенцию нахмуренной жене, а продавец мечется по залу и восклицает: мембрейн! ю-ви протекшн!
В Валь д’Изере есть что-то неуловимо отеческое
Утро. Катим опять к Персею. Над головой белизна с голубыми прорехами, через которые вливается солнце. Съемка отнимает время, надо запечатлеть суровую красоту гор, пока её не сожрали сумерки. Многие ездят с экшн-камерами на шлемах, будет что вспомнить под старость: Иветта, Лизетта, Мюзетта, Жанетта, Жоржета. Искривленность пространства создает в кадре подспудное напряжение. Почему же в этом опрокинутом мире мою суетную душу озаряет гармония, покой и душевное равновесие?
К сожалению, подушка для прыжков сдута. К сноупаркам мы привыкли, а подушки в наших палестинах не встречаются. Раздвигать грани возможного всегда лучше без членовредительства. Прыгаю-то я хорошо — приземляюсь плохо, плечо не даст соврать…
Лак красивей Кларе, он весь какой-то лаковый. Там простор и масштаб, а в Мезон дю Лак [Maison du Lac] ловится бесплатный wi-fi через регистрацию на сайте. Зато у нас на выселках après-ski! Об этом много пишут, но я видел лишь скромную тусовку у подъемника Туф [TUFS]. Послелыжная тема ещё ждет своего героя, потому что временной сдвиг и книжка Диккенса укладывают меня в постель не позже семи по Гринвичу. Где бы я ни был, мне ужасно недостает морковкинского «Айс-бара» с его влажной теснотой, безудержным весельем и ледяным «Гролшем» из горлышка…
Кольцо Персея
В пересменочную субботу малолюдно. Едем на дальний ледник — заглянуть за край лыжной ойкумены и передать привет Грайским Альпам. Увы, облачный саван быстро застилает небо. На леднике ломовая буря. Вокруг серым серо, рельеф неразличим. Жена поднимает бунт, ссылаясь на травму. В яростной схватке над бездонной пропастью побеждает мнение, что пейзаж недостаточно живописен. Мы разворачиваемся. Непогода украла два дня из шести, сюда лучше ехать на две недели... если они есть.
Напоследок прохожу фас де Бельвард [face de Bellevarde]. Звучные топонимы украшают биографию и повергают в суггестивный транс провинциальных лыжниц. Недетский фас у этого Бельварда. Вершина скрыта клубами хичкоковского тумана. С полдороги виден обрыв и кривоватые виражи собратьев. Прыжки по свежим буграм мало напоминают даунхилл, но это пустяки, главное, что сердце захлебывается восторгом, и душа заходится в неутоленном чувственном пароксизме: но все равно мы дети... мы на елку… и мы спешим… за праздничной добавкой… добавьте нам… хоть старый новый год!
Финиш. Что в остатке? Тинь достоин своей славы. Это даже мне очевидно. Почему-то трудно сравнивать Тинь с другими местами, он слишком необычен. Наверно, каждый курорт неповторим, как судьба солдата. И я еще вернусь… если охота к перемене мест не повлечет меня в иные пределы.
Грустно уезжать в разгар торжества. Ведь кататься, как и любить, надо до изнеможения.
Бельвард. Куда податься?
Послевкусие
Акцент аэродикторши помещает нас в информационную блокаду. Пересадочный рейс переносят на вечер из-за снегопада в Брюсселе. Ужин с бельгийцами отменяется, но, с другой стороны — когда еще съездишь в Женеву за 530 рублей? До центра одна остановка на поезде, а там дождь и мокрые лебеди. Торопливо гуляем, сушимся в пабе и возвращаемся в аэропорт.
Вылет перманентно откладывают и к ночи аннулируют. Бордер у информационной стойки бранится на английском языке, а я поддерживаю его звучным взглядом. Дикторша сочувствует, но помочь не может: представители «Brussels Airlines» уже свинтили. Нам предлагается освободить security area и получить багаж.
Ночевать в аэропорту неприятно — с собой ничего. Разобрав рюкзак, можно устроиться удобнее, но куда девать гору мармотов? Ютимся на втором этаже в закутке у лифта. Ладно, могло быть и хуже. Случись эта задержка на пути в Тинь, я бы фонтанировал проклятьями и брызгал хлорсульфоновой кислотой.
Нас будит дружный скрип чемоданных колес. Жена идет тренировать произношение и возвращается с победой: Брюссель заменили на Москву. Свисс-эйровский пилот извиняется за незначительное опоздание — аэробус только что из Цюриха, а там снег. Сияющая стюардесса предлагает вино, виски, шампанское. В хвосте триумфально бухают соотечественники.
В домодедовских коридорах поток обветренных лыжников сливается с рекой голоногих курортниц. Путешествие почти закончено. Оно получилось не таким, как задумывалось, но был в нем упругий ветер, слепящее солнце и целинный снег — безусловные предикаты горнолыжного счастья. Был свободный полет и чувство острой жизненной полноты. Разве в Альпах бывает по-друго…
— Паспорт без обложки, — коротко цедит чиновница за стеклом.
