| Предыдущая часть | Карта | Начало |
Кара-Каба
На плато всё-таки уже чувствуется высота: солнце жжёт, но не греет, на солнце тепло, но в тени весьма прохладно. Поэтому вечера можно и не дожидаться. Выехали в 14.30. Лес кончается. Ещё немного вверх к перевалу — и начинается длинный спуск по прямой, как кишка, долине ручья. Дорога идёт высоко над водой, по борту долины, только в самом конце её пересекает небольшой ручеёк. Под колёсами сплошные камни, промоины, разгоняться здесь... э-э... чревато неприятностями. Хороши были бы мы тут на крутых МТБ с ручными тормозами. Нет, для настоящих велосипедистов они, может быть, как раз и нужны именно такие. Но мы-то велосипедисты не настоящие, мы и ездим как говно, и педали крутим как говно, и тормозим как говно, поэтому любой велосипед, кроме самого говенного, будет для нас, выражаясь математическим языком, заведомым превышением точности вычислений. Наши велосипеды — самый правильный для нас выбор.
Проехав немного — а всего спускаться около 500 м. — чувствую запах горелого масла. Повёл носом, — нет, показалось, наверное. За следующим поворотом — опять. Машина встречная, что ли, навоняла? Да нет, вроде бы она уже давным-давно проехала. После третьего раза случайно бросаю взгляд на заднее колесо — втулка аж дымится... Неудивительно. Поливаю её водой (может, это и неправильно, а что ещё делать?) и еду дальше, периодически повторяя процедуру. У Ирёнка тушка полегче и груза поменьше, но и у неё задняя втулка горячая, не дотронешься, приходится тоже охлаждать.
На выходе в долину Кара-Кабы два брода. Первый, через приток, был всегда, а вот второй появился недавно, мимо бывшего Первого моста, снесённого паводком года четыре назад. Перестоял сей мост и царский режим, и коммунистическую власть, но вот немного не дожил-таки до своего столетия.
Дорога вдоль Кабы твёрдая, ровная, но грязная. Много мутных грязных луж после недавних дождей. Встречные джипы идут заляпанные грязью по самую крышу, как и мы. В любом свинстве самое главное — это испачкаться в самый первый раз, дальше уже не важно.
Целимся на привычную стоянку, по водным лоциям — на пор. Дредноут. Но она вся изъезжена джипами, вытоптана и замусорена, хотя и видно, что посетители пока ещё пытаются поддерживать здесь относительную чистоту. Увы, их объективно слишком много, намного больше, чем может переварить живая природа. Эта стоянка уже обречена, поскольку на всём стандартном пути вдоль Кара-Кабы это практически единственное место, где дорога подходит вплотную к реке — красивое и удобное... Было...
Подъехала очередная компания отдыхающих на двух машинах. В одной представители титульной нации, в другой семья русскоязычных казахстанцев. Разговорились за жизнь.
Игорь, автомеханик:
«Что здесь будет после Назарбаева? Да ничего не будет. В смысле, всё как есть, так и останется.»
Возможно, он и прав. Страна живёт, экономика работает, как здоровый организм, процессы обмена веществ происходят в нормальном режиме, и смену старой головы она перенесет не тяжелее, чем Чили после Пиночета, или Испания после Франко. Да, были когда-то крутые пацаны из местных (причем равно из русских и из казахов — бандитизм абсолютно интернационален, я с этим сам сталкивался в Алма-Ате в 1990-х); их давно уже приучили к порядку. Игорю из его автосервиса это хорошо видно. Да, понаехало много казахов с юга, старшего жуза, и пытаются наводить свои феодальные порядки, ссылаясь на «вековые традиции»; так им сами же местные казахи отвечают: вы что, парни, в котором веке-то застряли? Хоть и неблагодарное это занятие — угадывать будущее, но складывается ощущение, что с бОльшей вероятностью в России оно будет хуже. Хотя не исключёно и обратное. И если путешествие по развитым русскоговорящим районам севера ВКО подталкивает к первой мысли, то сельскохозяйственные районы на юге области, покинутые русскими и ныне заселяемые уралманами, напоминают о втором варианте. Но об этом позже.
Встали на днёвку ниже по Кара-Кабе. Небольшая еловая рощица, степь, дорога вдали уже не беспокоит, речка, дров сколько хочешь... Неудачно тюкнул новым говнотопориком — сломал лезвие. Досадно... Это было последнее, что я оставил на память с родительской дачи. Теперь им разве что зубочистки точить; стоило ради этого тащить его сюда через перевал? Похоже, в Алексеевке придётся покупать не мобилу новую, а топор. Или уж фиг с ним, дальше всё равно дров почти нет, будем жить на горелке, а не на костре...
В говнокамере сдохли говнобатарейки, хотя по расчёту их должно было хватить на всю дорогу. Ну или почти на всю. Сдохли, естественно, посередине съёмки большой панорамы, теперь начинай сначала. Хорошо, что я в крайний день перед отъездом таки купил, в расчёте на это «почти», запасной комплект. Но с такими темпами его вряд ли хватит, придётся скупать по дороге всё дерьмо формата АА во всех сельпо.
После облома с говнотушёнкой и говносупчиками у нас теперь жратвы не хватает ровно на 2 дня от Урунхайки до Алексеевки. Ладно, до Урунхайки доживём, а там с голоду не подохнем. Ну, придётся, конечно, жрать любую дрянь, какая найдётся у местных коммерсантов. Переживём как-нибудь... Когда я в 2002 г. упустил здесь лодку и утопил 2/3 всей жратвы, было хуже.
Да, глупо оно тогда получилось. Стояли мы почти здесь же, чуть ниже в этой котловине, там ещё та-акая клубничная поляна была по берегу... А на следующий день, на одном из первых порогов, я вытащил фото и побежал снимать прохождения товарищей, небрежно бросив лодку на отмели. Вон оно, ущелье, начинается, речка вгрызается в хребет, а нам завтра ехать правее, к перевалу через него же. Пока снимал — лодка ушла. И ладно бы просто ушла, поймали бы, но ушла полураспакованная. И всё, что из неё могло вытрясти и вымыть, — всё вытрясло. Мы её, конечно, догнали ещё до китайской границы, ну, пришлось ради этого вдвоём с Сергеем лететь всё ущелье с ходу, включая водопад, но уже было поздно. Местные хариусы, небось, до сих пор ту семипалатинскую тушёнку доедают из проржавевших банок, и московскими шоколадками из моей гермы закусывают. Хуже всего, что ушла вся кухня — по степени тяжести эта беда в походе третья, после трупа/травмы и утраты судна. И Ирёнок меня до сих пор пилит за жёлтенький австралийский купальничек, который она в последний момент подпихнула мне в лодку.
Самое обидное было то, что Кара-Каба была у нас тогда, по существу, разминочной речкой перед главной — Кальджиром. И в результате мы оказались перед ней без жратвы, без кухни и без кучи другого снаряжения. Пришлось закупаться чем попало в Урунхайке и Алексеевке, а в Урунхайке и магазинов-то не было, одни коммерсанты, торгующие на дому. И посуды алюминиевой тогда вообще не было в продаже, китайцы всё скупили и вывезли. С трудом добыли на троих одну 5-литровую мятую кастрюлю, да стопку эмалированных мисочек-матрёшек, они до сих пор у нас дома валяются. А жрали-то дрянь какую... Сайру какую-то в томатном соусе, да макароны серые армейские... Тушёнку раз в 3 дня видели — в Сергеево дежурство, его продукты у него в лодке ехали... Но Кальджир прошли-таки по полной программе, отыгрались за 1991 год.
Кара-Каба - Урунхайка
От Кабы австрийская дорога поднимается на очередной хребет, в обход того ущелья. Первая часть подъёма — по высокотравным альпийским лугам, тупо в лоб по склону. И очень круто, тут не то что ехать — пешком катить велосипед едва хватает сил. Конечно, когда её строили, проложили серпантин с нормальным уклоном, доступным для мускульной тяги, вон она, старая, заросшая колея. Но с тех пор, как появились автомобили, все стали ездить напрямую: силы много — ума не надо.
Добираемся до границы леса, дальше уже нормальный серпантин. С перевала открываются неплохие виды, пожалуй, даже получше, чем с Бурхата. На спуске ручьёв много... Даже слишком. Кое-где даже гати. Почва на этом склоне становится мягче, лужи, соответственно — глубже и вязче. И — чорт побери... Кажется, на этом хребте не обошлось без нечистой силы, притом сильно нерасположенной ко мне лично. Задняя втулка добита окончательно: скрежещет, грохочет на все лады, клинит в заторможенном состоянии, и провернуть её, чтобы ехать дальше, удаётся только с помощью шаманских заклинаний в адрес известной всем матери. В меру моего знакомства с её (втулки, а не матери) внутренностями страшно даже представить, что в ней сейчас творится, очевидно, стёрлось и развалилось всё, что могло. Но двигаться как-то надо, чинить её здесь, на середине спуска, мне банально нечем. И уже не до красот альпийских лугов над Маркаколем: доехать бы до Урунхайки, там хоть какая цивилизация, на худой конец, можно будет сгонять дальше в Алексеевку за запчастями... Хорошо бы сразу колесо в сборе, ну, или хотя бы новую втулку. А не сложится — значит, новый говновелосипед. А также, по списку: ведроидофон, топор, батарейки...
За пару километров до Урунхайки втулку клинит окончательно. Взваливаю барахло на плечо и на спину, мёртвый велосипед бросаю в кусты и иду дальше пешком. Доходим до гостиницы или, правильнее будет сказать, постоялого двора. Урунхайка ныне — популярное курортное место, сюда круглый год приезжают и рыбаки, и охотники, и просто отдыхающие. Снимают дома, комнаты, а одна изба приспособлена под гостиницу целиком. Вообще-то мы не особо стремились здесь ни ночевать, ни вообще задерживаться, но в сложившейся ситуации нам лучше всё-таки базироваться где-то в цивилизации и уже отсюда решать, что и как делать дальше. Опять же, электронику зарядить, да и здоровье поправить...
На воротах у хозяйки гостиницы объявление: «Продаётся белая «Нива». Может, ну их нафиг, эти одноразовые велосипеды, а купить одноразовую «Ниву»? У Ирёнка порвались сандалии, придётся теперь ещё и вместо них искать что-то в Алексеевке.
Возвращаюсь за велосипедом, по дороге прикидывая, как буду ловить попутку обратно до деревни. Уже середина дня, в это время здесь ездят мало, стараются утром или вечером, чтобы не перегревать моторы на здешних подъёмах. Повезло: ровно возле велосипеда торможу «буханку». Водитель — Зуратхан, местный извозчик, возвращается из дальней деревни Владимировки. И сегодня же после обеда поедет в Алексеевку, встречать пассажиров с городского автобуса. Похоже, это то, что мне надо.
Урунхайка и Алексеевка
Ну что ж, раз выпала такая судьба, придётся нажать кнопку «пауза» на плеере нашего похода и выпасть на какое-то время в цивилизацию. Пускай наша ворона повисит немного в воздухе, наполовину взмахнув крылом и на 3/4 разинув от такой неожиданности клюв, а я поеду за запчастями.
Про дорогу до Алексеевки пока говорить не буду, — через пару дней мы по ней поедем дальше, тогда и расскажу подробно. В Алексеевке в промтоварном обнаруживается «Аист» и отдельные узлы к нему, в т. ч. и задняя втулка, и передняя. Но на моём колесе втулка другая, видно с одного взгляда. В соседней китайской лавке находим в точности идентичную. Втроём с трудом раскрутили моё горелое колесо, сравнили начинку — вроде оно. Хозяин, высокий стройный уйгур, не очень хорошо говорит по-казахски, но язык международной торговли хорошо знаком нам ещё по бумажным портретам Ленина, которые мы так любили коллекционировать: «Ики мын бес жуз? — Ики мын». Сторговались.
Пока автобус не прибыл, Зурат везёт нас к своему однокласснику, Валере. Говорит, давно с ним не виделись, то один в разъездах, то другой, — никак не удаётся встретиться. Валера искренне рад встрече и ничуть не удивлён тому, что тот не один. Здесь в порядке вещей путешествовать компаниями и знакомиться с новыми людьми и попутчиками.
Валера, почти мой ровесник. Отец-белорус приехал в Казахстан на целину, потом привёз мать — старушка ещё жива, отца не стало в этом году. Учился на авиадиспетчера в Алма-Ате, работал в У-Ка, потом в здешнем маленьком аэропорту, пока тот не закрылся. Сейчас работает вольнонаёмным на погранзаставе, да натуральное хозяйство, как у всех здесь, да ещё кое-как что-то подзаработать удаётся... На двоих с братом — ГАЗ полста-третий, пара легковых, мотоцикл, два дома, корова, бараны. Сено иногда, по особому разрешению, удаётся покосить за системой (колючкой), так что можно сказать, что натуральнейшая сметана и творог, коими мы угощались, — уже наполовину из китайского сырья. Огурцы с огорода, впрочем, тоже, поскольку удобряются они из-под той же коровы. В общем, конечно, разруха и развал чувствуются сильно... Но не сильнее, чем в российской глубинке.
Приходит брат — Слава, о чём-то оживлённо болтает с Зуратом по-казахски. Здесь это никого не удивляет. Какая разница?
Обратно едем, как здесь принято, в ночь, чтобы подниматься на Мраморный перевал по холодку. В Успенке высаживаем часть пассажиров, и снова за узким, как смотровая щель, лобовым стеклом «буханки» только холмистая степь, неровное полотно дороги в свете фар, да далёкие огоньки одиночных юрт.
«Шофёр нас вёз обратно с ветерком,
И всё-таки, вся в ранах и увечьях,
Степь пахла миром, диким чесноком,
Ночным теплом далёких стад овечьих.»
