Вячеслав Веденин: "Ради золота Олимпиады в 6-м классе бросил пить и курить"

Сюжеты для Голливуда

В историю Олимпийских игр 1972 год вошел как один из самых драматичных и ярких. Когда Голливуд устанет от фэнтэзийных сценариев, ему стоит обратить внимание на события 35-летней давности. Олимпийский Мюнхен-72 навсегда вписал в спортивную летопись легендарный баскетбольный финал СССР - США с его фантастическими последними тремя секундами. А еще до этого, в феврале 1972-го, волшебный сюжет "на миллион долларов" подарила Белая олимпиада в японском Саппоро.

Одним из героев тех Игр стал Вячеслав Веденин. Сначала он выиграл первую в истории советского и российского лыжного спорта личную золотую олимпийскую медаль в гонке на 30 км, а затем потряс всех в эстафете: проигрывая на заключительном четвертом этапе более минуты норвежцу Йосу Харвикену, Веденин сумел "привезти" ему на финише около 10 секунд - и вырвал золото у уже готовившихся взойти на высшую ступень пьедестала скандинавов.

Накануне открытия чемпионата мира-2007, который проходит на дорогих памяти и сердцу Веденина снежных склонах Саппоро (Вячеслав Петрович стал почетным гостем нынешнего первенства), я побеседовал с ним о событиях 35-летней давности и не только о них. Наш разговор состоялся в салоне лайнера, совершавшего полет по маршруту Москва - Токио.

Японцы приглашали в Нагано

- Вы впервые летите в Японию после 1972 года?
- Да. Японцы приглашали меня в качестве почетного гостя на Игры-98 в Нагано, но, увы, из-за каких-то бюрократических проволочек приглашение изрядно запоздало, и я не успел собрать документы, необходимые для оформления визы. С одной стороны, было ужасно обидно, а с другой - приятно, что в этой стране помнят меня.

- Такие спортивные подвиги, как ваш, не забываются. А сами вы часто вспоминаете то, что сотворили на своем 10-километровом эстафетном этапе?
- Только когда вы, журналисты, начинаете об этом спрашивать.

...В той эстафете три великие лыжные державы - Норвегия, СССР и Швеция - выставили свои сильнейшие составы, мечтая поставить эффектную точку в лыжной программе Игр. Гимн каждой из этих стран уже по разу звучал после мужских гонок: Свен-Оке Лундбак первенствовал на дистанции 15 км, Веденин выиграл 30 км, а Тилдум - марафон. На старт тогда вышли: от Норвегии - Оддвар Бро, Пол Тилдум, Ивар Форму и Йос Харвикен, от СССР - Владимир Воронков (он, кстати, тоже летел с нами в Саппоро на чемпионат мира), Юрий Скобов, Федор Симашев (увы, ныне покойный) и Вячеслав Веденин, от Швеции - Томас Магнуссон, Ларс-Еран Ослунд, Гуннар Ларссон и Свен-Оке Лундбак...

После первого этапа Воронков финишировал третьим, чуть уступая норвежцам и шведам. Скобов вывел сборную СССР вперед, несмотря на отчаянное сопротивление Тилдума. Симашев уходил на дистанцию лидером, и как он умудрился проиграть Форму больше минуты, сам потом не мог объяснить.

- Лишь руками разводил, - вспоминает Веденин. - Но делать нечего, предстояло отыгрывать отставание, хотя оно было просто огромное. Я стартовал, когда Харвикен уже скрылся в лесу, и я его не видел.

- Представляю потрясение зрителей на трибунах, когда первым из леса на стадион выбежали вы!
- Да уж... Настрой у меня был сумасшедший, Харвикен не выдержал и уступил лыжню, по которой я несся, не видя и не слыша ничего вокруг.

Первое золото

- А какая из тех двух золотых медалей вам дороже - личная или добытая в эстафетной дуэли с Харвикеном?
- Безусловно, та, которую я выиграл на дистанции 30 км. Ведь это было мое первое олимпийское золото. Но уверен: без него не было бы и победы в эстафете. Завоевав первый для СССР олимпийский титул в личной гонке среди мужчин, я просто обязан был соответствовать ему в эстафете, не имел права не выручить команду, когда она оказалась в трудном положении.

Бежать мне, как вы знаете, выпало четвертый этап, для чего необходимы крепкая нервная система и отличное знание соперника. Я же после выигрыша 30 км был уверен в своих силах, да и Харвикена знал прекрасно. Ведь мы с ним еще с Игр-68 в Гренобле соперничали. Наши пути пересекались и на чемпионате мира-70 в чехословацком Штребске-Плесо, и на Холменколленских играх, и в Лахти. Чаще я оказывался выше его в итоговом протоколе. А еще мне была известна одна черта норвежца, которую спорт не прощает: слишком уж самоуверенным парнем был Йос. Любил попижонить на дистанции, покрасоваться. Вот на этом я и сыграл тогда в Саппоро.

- Каким же образом?
- Когда на третьем этапе Симашов стал серьезно отставать, я подошел к Харвикену и с печальным выражением лица поздравил его с победой норвежцев. Когда объявили, что наш проигрыш достиг 40 секунд, я опять его поздравил. Тут-то, видать, Харвикен и сломался. Мысленно он уже видел себя с золотой медалью на шее и расслабился. Иначе мне трудно объяснить, как же это он умудрился проиграть мне столько на 10 километрах.

- Может, дело не в его слабости, а в вашей силе?
- (Хитро прищурившись.) Может, и в этом. А еще я здорово разозлился. И на наших журналистов, покинувших ложу прессы еще до моего старта, и на земляков-болельщиков, которые потянулись к выходу со стадиона... В общем, на всех, кто похоронил нас загодя. Я ведь прекрасно знаю, почему наши туристы уходили со стадиона: магазины в городе работали последний день - назавтра выходной был, вот они и спешили покупки сделать. А мне в утешение бросали: "Слава, не переживай, серебряная медаль Олимпиады - тоже высокая награда". И мне так обидно стало... Как же можно не верить в русского лыжника! В нашего человека! Для меня это было дикостью.

Военная хитрость

- Доводилось слышать, что вы перед стартом не только психологически, но и технически перехитрили Харвикена...
- Сразу скажу, что никто мои лыжи перед четвертым этапом не перемазывал. Я дважды подходил к нашему тренеру Колчину и просил: "Пал Савельич, дайте мазь, я подмажу лыжи". А он мне: "Да успокойся ты, Слава, все будет нормально". Но я все-таки взял мазь, стою и делаю вид, что мажу лыжи. До крови чуть не стер пальцы, проводя ими по кантам, а мазь-то зажал в кулаке, чтобы не видно было.

Тут у Харвикена нервишки и сдали. Подбегает он к Харальду Гренингену, чемпиону Гренобля: мол, Веденин-то уже в третий раз мажется, надо бы и мне. Очень хотел норвежец выиграть, чтобы реабилитировать себя за "тридцатку", на которой он финишировал третьим после меня и Тилдума. Ведь для человека, который с трех лет на лыжах бегает, иного места, кроме первого, не существует. А тут такой шанс: и золото эстафетное завоевать, и со мною поквитаться. Вот это рвение и сыграло с Харвикеном злую шутку. Схватил он мазь и давай от души мазаться - с носка до пятки. Ну, думаю, все, родимый, 20 секунд я у тебя уже отыграл...

- Когда обгоняли Харвикена, что-то сказали ему или, может, в глаза посмотрели?
- Нет, и не сказал ничего, и не посмотрел. Во-первых, я видел только трассу и свои лыжи. А во-вторых, еще в Гренобле, на моей первой Олимпиаде, знаменитый финн Ээро Мянтюранта научил меня с уважением относиться к соперникам, обгоняя их, никогда не одаривать взглядом превосходства. Говорил: если будешь думать только о своем ходе, а не о том, чтобы настичь кого-то и язык ему показать, тогда и победишь. Я этот урок на всю жизнь запомнил. Кстати, Мянтюранта всегда обгонял очень по-джентльменски (смеется).

- А после гонки видели Харвикена? Говорили с ним, пытались утешить?
- Нет, его сразу после финиша увезли со стадиона. А позже я узнал, что Йос со всей семьей эмигрировал в Голландию, потому что в родной Норвегии ему так и не простили этого поражения.

- Да неужели? Ведь это всего лишь спорт.
- Только не в Норвегии, где лыжи - культ. Когда мы выиграли эстафету, я видел, как некоторые норвежские болельщики в ярости рвали свои национальные флаги. Представляете, каким шоком стало для них это серебро?

- А вы что ощущали, когда пересекли финишную черту?
- Совершенно не помню, как это произошло. Последний километр бежал на автомате. Помню, бегу, а потом - темнота. Следующее воспоминание - как мне уже после финиша зубы пытаются разжать. Видимо, я их в остервенении так сжал, что говорить не мог. Когда же дар речи ко мне вернулся, первым делом спросил: "Ну как, мы выиграли?" Потому что в конце этапа уже ничего не понимал, был одним сплошным сгустком нервов.

Причем напряжение долго еще не отпускало. Уже прошло вечером закрытие Олимпиады, я флаг наш спустил и только в половине третьего ночи вдруг понял, что с утра ничего не ел. Тут-то жор на меня и напал. Но все это такая ерунда по сравнению с теми чувствами, которые испытываешь, когда в твою честь флаг родины поднимается выше всех. Очень рад, что скоро опять увижу места, где я был так счастлив. Обязательно пройдусь по трассе, ставшей для меня золотой.

Королем не стал и императора обидел

- Вы выиграли в Саппоро два золота и бронзу на дистанции 50 км. Не обидно, что не удалось стать абсолютным королем лыж на тех Играх?
- Конечно, немного досадно. Ведь не выиграл я марафон не потому, что был слабее ставшего первым Тилдума, а из-за бедности нашей. У советских лыжников в Саппоро был только один тренер и не было раций: смета не позволяла. Поэтому я не получал информацию по ходу гонки о том, как проходили дистанцию соперники. В итоге уступил всего 12 секунд первому призеру и 7 - второму. И это на 50 км! Впрочем, чего огорчаться, если сбылась моя главная мечта - стать олимпийским чемпионом. А вот из несбывшихся самая заветная выиграть марафон в Америке.

- Почему именно там?
- А чтобы доказать американцам, что русские спортсмены сильнее их. Я ведь все-таки пограничник, работал в системе КГБ, и мне жутко хотелось победить на территории главного идеологического врага. Увы, травма ахилла не позволила показать американцам кузькину мать на лыжне (смеется).

- Ну а как Родина-мать отблагодарила своего сына, добывшего первое советское олимпийское золото в личной гонке?
- За победу на чемпионате мира я получил орден Трудового Красного Знамени, а за олимпийскую эстафету - орден Ленина.

- Нынешние чемпионы получают от государства куда более весомые признания в любви и уважении - деньги, квартиры, машины...
- Я человек не завистливый. Наоборот, очень рад, что ребята и девчонки за свой каторжный труд получают серьезные деньги и хорошие подарки. Кстати, знаете ли вы, что я мог стать первым спортсменом, удостоенным звания Героя Социалистического труда?

- Что же помешало?
- Меня наказали за то, что во время церемонии открытия Олимпиады в Саппоро я, будучи знаменосцем советской команды, не преклонил флаг перед ложей императора. За несколько минут до нашего выхода на парад подходит ко мне инструктор ЦК КПСС, поехавший с нами, и объясняет, как нужно себя вести во время прохождения перед императорской ложей. Я говорю: понял, мол, преклоню, коль этикет требует. Только он отошел, как наши хоккеисты мне и заявляют: "Только посмей преклонить перед японским императором наше знамя! Ты ведь в Олимпийской деревне с нами жить будешь, и если не послушаешься, никакой император тебе не поможет".

Вот я и прошел строевым шагом, не почтив монарха. Сколько шума было потом по этому поводу! Мне руководители делегации сразу пообещали: "Смотри, Веденин, не выиграешь золото , на всю жизнь станешь невыездным!" Ну я прямо на следующий день и выиграл.

Спорт сильнее политики

- Когда узнали, что будете знаменосцем?
- О, это очень забавная история. Мы в паре с Любой Мухачевой незадолго до открытия Игр играли в Олимпийской деревне в пинг-понг против канадских бобслеистов. Вдруг прибегает дежурный и кричит: "Слава, тебя срочно вызывают на собрание команды!"

- Извините, что прерываю, а какие ставки были в игре с канадцами?
- Проигравшие должны были проползти на четвереньках под столом. Первую партию эти шкафы, каждый из которых под два метра был, легко выиграли, и пришлось нам с Любой под столом ползать. Но потом мы собрались и взяли реванш. Канадцы хотели сжульничать и пролезть поперек стола, но мы настояли на соблюдении уговора. Вот в этот момент меня и позвали на собрание. Прихожу весь потный, и тут как обухом по голове: тебе доверено знамя нести.

- Ну и как ощущения?
- Я просто обалдел. Мороз по коже. Такая ответственность вдруг на меня свалилась.

- Как думаете, почему именно вам, лыжнику, а не, к примеру, хоккеисту оказали такое доверие?
- Точно не знаю, но, полагаю, свою роль сыграл чемпионат мира 1970 года в Чехословакии, где я выиграл "тридцатку", эстафету и, если бы не ошибка в выборе мази, взял бы не серебро, а золото в марафоне. Дело-то происходило вскоре после августа 1968 года, понятно, какое отношение было у чехов к нам, советским. И вот перед церемонией награждения ко мне подходит наш посол и говорит: "У меня к вам огромная просьба проявить выдержку и хладнокровие". Я ничего не понял, вышел на стадион и обомлел. Стотысячный стадион был забит по завязку, и когда оркестр заиграл наш гимн, начался такой свист, что музыки не было слышно. Поднимаюсь я на пьедестал и думаю: не ровен час какой-нибудь фанатик выстрелит с трибун. И ведь не то страшно было, что умру, а то, что упаду и опозорю звание советского чемпиона.

В общем, стою на пьедестале и жду выстрела. Уперся в него ногами, и одна только мысль бьется в голове: "Все равно устою". Это были самые жуткие минуты в моей жизни. Казалось, никогда еще не чувствовал смерть так близко. Наградили меня, а следом - вручение медалей чемпионам и призерам в эстафете. Я подхожу к нашим ребятам - Воронкову, Симашову, Тараканову - и говорю: "Парни, раз уж меня одного не шлепнули, то четверых убрать побоятся. Идемте". Поднялись мы на пьедестал, встали, набычившись, а свист вдруг прекратился. Зрители поднялись, сняли шапки и молча выслушали гимн Советского Союза. Той победой я горжусь не меньше, чем олимпийским титулом. Ведь спорт оказался сильнее политики.

Без рации, вслепую

- Мы уже немало поговорили о феерической эстафете в Саппоро, а теперь давайте вернемся к гонке на 30 км, в которой вы завоевали свое первое олимпийское золото.
- Опять-таки вся сложность заключалась в отсутствии у нас раций. Бежать пришлось вслепую, не имея представления о скорости хода соперников. Успокаивало одно: всех их я превосходно знал, понимал, кто на что способен. К тому же незадолго до этого я выиграл гонку на этапе Кубка мира в финском Лахти и поэтому никого не боялся, верил в свои силы. Однако первый 10-километровый круг оказался для меня неудачным, я сильно отстал. Пришлось наверстывать на втором, который стал самым важным. Я не просто отыгрался, но и набрал отменный ход, который удалось удержать до финиша. Меня уже просто невозможно было догнать.

- Что, так подействовала угроза начальства сделать вас невыездным?
- Да нет, конечно. Я знал, что обязательно выиграю, потому что сильнее всех. А угроза лишь раззадорила меня. Рассуждал я примерно так: всех этих соперников я победил на чемпионате мира, так почему же не сделать то же самое и на Олимпиаде?

- А разве мало спортсменов, которые выигрывают все, что только можно, кроме главных соревнований четырехлетия? Не боялись пополнить их ряды?
- Ни в коем случае. У меня была мечта с 6-го класса школы - стать чемпионом Олимпийских игр. Ради нее я бросил пить и курить, подчинил ей всю свою жизнь. Разве при такой целеустремленности я мог не выиграть?

- В 6-м классе бросили пить и курить?
- Конечно! Я ведь из послевоенного поколения. Курить начал во втором классе, воровал у деда махорку, а пить - и того раньше. Помню, как меня, малолетнего, дед сажал на колени, вливал в рот стопку самогона и приговаривал: "Пей, дьяволенок, за столом, а не за углом!" А потом закидывал меня, захмелевшего, на печь, я лежал там тихо, никому не мешая.

Любимый роман - "Угрюм-река"

- Вы сейчас следите за развитием отечественных лыж?
- Скорее нет, чем да.

- А чем занимались после ухода с лыжни?
- Одно время, с 1989 по 1991 год, тренировал сборную Болгарии, а когда у ее национальной федерации кончились деньги, вернулся домой. Друзья помогли устроиться на работу в налоговую полицию, где я и отработал 12 лет до самой пенсии.

- А чем увлекается ветеран спорта и пенсионер Веденин?
- Очень люблю читать книги по истории России. А из писателей очень уважаю Шишкова, "Угрюм-реку" регулярно перечитываю. Жутко нравится мне этот роман.

- 35 лет назад вы ехали в Саппоро выигрывать, доказывать, что сильнее всех в мире. С какими чувствами летите в Японию сейчас?
- Очень хочется, чтобы на том историческом месте, где советская сборная в 1972 году завоевала столько золотых медалей Игр, наши наследники на чемпионате мира повторили наш успех. Хотя бы наполовину.