Альплагерь Алибек. Горные лыжи тридцать лет назад

Я попал в альплагерь Алибек в конце января 1981 года. Путевка на две недели для студентов, занимающихся альпинизмом, стоила 24 рубля, а иногда удавалось добыть ее и бесплатно.

Это было круто! Мы жили по 6-8 человек в комнате с единственной лампочкой и двухъярусными армейскими кроватями. В 11 вечера электричество от двух мощных дизелей, снабжавших лагерь (и отопление, соответственно, тоже), отключали и лагерь погружался во тьму.

Было нежарко: к утру все четыре одеяла, которые каждому выдавали, уже не слишком спасали. Спали в свитерах, купленных на базаре в Домбае. А если ночью захотел в туалет после вечерних чаепитий под гитару (других развлечений не было, а до Домбая с его барами нужно было идти километров пять пешком в темноте под вой шакалов, да и стаи диких собак одинокого путника ночью могли сильно понадкусывать) — нужно было бежать на улицу и совершать при свете звезд «восхождение» на обледеневший бугор, на макушке которого стояло промерзшее сооружение типа «сортир» с буквами «М» и «Ж». Однажды ночью к помойке рядом с этим туалетом пришел медведь, но вышедший по нужде товарищ, увидев его, так страшно заорал: «Несите фотоаппараты, медведь!!!», что выбежавшие на крик заспанные люди успели только услышать треск кустов — мишка удирал очень шустро.

На самом деле наблюдение за жизнью животных входило в программу «продвинутых» горнолыжников (бордеров тогда еще не существовало) практически ежевечерне. Приближенные к руководству, или просто те, кто приезжал в Алибек из года в год, жили в «косом домике» — одноэтажный дом стоял на склоне возле дороги, и фундамент с одной стороны был намного выше, чем с другой. А на противоположной стороне дороги, как раз напротив окон, размещалась основная помойка, куда по ночам приходил медведь. Вечером, перед отбоем, который происходил автоматически после выключения электричества, заваривалась пара трехлитровых банок с чаем, и народ сидел в темноте — сначала песни, а потом просто ожидание в тишине. И в районе часа ночи к помойке приходил мишка… Эти посиделки назывались «ходить на медведя».

А утром — обязательная зарядка, завтрак и пешком на склоны с бугелями. Склоны рядышком — буквально пару сотен метров проходишь от лагеря вверх по ущелью, — три бугеля «с крючками». А по пути переступаешь через телеграфные провода — снега в тот год в Домбае насыпало метров шесть…

Инструктора в то время были… мягко говоря, не слишком опытные. Начальник учебной части, например, казался тогда совершенно недосягаемым «технарем», поскольку у него был второй (!!!) разряд по горным лыжам. Ну, а наш инструктор, как я сейчас понимаю, на лыжах стоял год примерно третий или четвертый. Во всяком случае, когда он после длительных вечерних посиделок где-то в Домбае купил себе оранжевые лыжи Kastle с установленными на них ски-стопами — величайшая редкость в те годы, — то кататься он на них не смог, падал при каждом спуске по учебному — пологому и короткому — склону. Как-то утром, выйдя на склон «сильно после вчерашнего», он изрек: «Инструктор должен уметь три вещи: пить водку, любить женщин и играть на гитаре…»

В то время, кстати, ски-стопов на сотню человек в лагере было, если не ошибаюсь, две пары — одни у нашего инструктора, вторые, самодельные, — у кого-то из сильно пожилых продвинутых лыжников. Лыжи вместо ски-стопов привязывали веревочкой. Кто-то добывал репшнур, кто-то бинт… Ну, а некоторые, особо продвинутые, пользовались резинками от эспандера, чтобы веревочки не развевались. И вот падает один такой продвинутый. Летит мордой вперед, на пузе. Лыжи отстали, прыгают сзади — резинки растянулись. Наконец он останавливается, тыкается мордой в снег, от толчка шапочка с помпоном с его покрытой загаром лысины слетает. Он поднимает морду из снега, и именно в этот момент одна из лыж, воткнувшись носком, описывает под действием натянутой резинки полукруг и со всего размаху лупит его по сверкающей лысине. Хорошо хоть плашмя. Но морду он тут же уронил обратно в снег и до конца смены в столовую приходил в шапочке: синяк показывать не хотел.

В те годы в альплагерях существовала система дежурств по кухне: дежурное отделение чистило картошку, убирало после еды, разносило тарелки и чайники по столам. Картошку чистили «под гитару». Альпинистский лагерь — это не гостиница…

Весело было! Мы были молодыми, вокруг были горы, рядом — хорошая компания. Днем — лыжи, снег и солнце, вечером — чай и гитара. Что еще нужно человеку для счастья?

Посвящение в горнолыжники — ночью на склоне, откуда-то сверху спускаются разукрашенные «черти» с факелами в руках, все встают на одно колено и произносят клятву: «…а если горные лыжи будут мешать моей работе или учебе, клянусь бросить эту работу или учебу»! «Черти» потом с трудом отмылись от самодельного грима…

Помыться, кстати, можно было в двух местах. Первое — душ в бассейне комплекса «Горные вершины» в Домбае, куда нужно было топать порядка пяти-шести километров. Сначала вниз, потом вверх. Второй вариант — душ в самом альплагере, но туда почему-то никто не ходил. Я один раз (а смена длилась две недели) пошел… Полуподвальное помещение, нежарко. Пар изо рта идет. Раздеваюсь в одиночестве, захожу в душевую — темно и холодно, свет не включается. Оставив дверь открытой — чтобы хоть что-то видеть, изучаю ситуацию: окно выбито, возле него на полу — кучка снега. Пытаюсь открыть воду — краны отсутствуют. Наконец, пропрыгав босиком по ледяному полу, нашел в одном углу возможность открыть холодную воду, а в другом — кипяток: краны поддались. Так и помылся в темноте — ошпариваясь в одном углу и обливаясь ледяной водой в другом. Больше я туда не ходил.

Несмотря на тот «комфорт», к нам в лагерь спускались мыться из алибекской хижины те «небожители», которые жили там. Но о хижине — в следующий раз, это отдельная тема!