- Да, это вам не Камчатка, - глубокомысленно изрек веснушчатый тренер Борис Палыч и все согласно закивали. Мы только прилетели именно с Камчатки и пейзажи той искристо-солнечной вулканической земли не покидали впечатлительный детский мозг...
Начались бетонные заборы, колючая проволока. О Бродском тогда я еще слыхом не слыхивала, но что-то сродни его "...в этих грустных краях все рассчитанно на зиму: сны, стены тюрем, пальто, туалеты невест - белизны новогодней..." сверлящей мелодией уродства крутилось в моей голове. Я чувствовала, что меня все это пугает и тревожит, и даже начала думать, почему очередные соревнования нужно было устраивать именно здесь, среди этой серости, неприглядности и какой-то недосказанности.
- Да тут одни тюрьмы и зэки только, - подлил масла в огонь нетерпеливый Лешка с заднего сидения.
- Ну и земля.
- Зэки бывают разные, - вдруг отчетливо и громко сказал наш водитель, и мы затихли,
как-то инстинктивно вжавшись в сидения. Что мы могли знать, тогдашние 12-ти летние пионеры-спортсмены, об этих тюрьмах, этой земле, да и обо всей этой стране с нашими "взвейтесь кострами".
Соревнования начинались завтра. Не сильно заботясь об адаптации и акклиматизации, мы утром уже медленно топтались, просматривая трассу и около 11 часов выстроились на вершине, с нацепленными на куртки номерами. "На старт - внимание - марш!"- этот набор слов мне нравился больше, они, мне казалось, имели тайный матрический звук, совпадающий с моим алгоритмом победы.
Но здесь озвучивался второй возможный вариант:
- Приготовиться - внимание - пошел!
- Hу давай же, давай! - я почти кричала на себя, понимая, что безнадежно продуваю попытку.
Борис Палыч внизу нервно сплюнул: "Где тебя носит, японский Бог, ты что себе думаешь, это гигант или это что!.."
Я молчала, не зная, что сказать. Ну как было объяснить, что эта серая гора, это небо, колючий снег и вселенская грусть этой земли, заполненной энергетикой невинных, согнанных, сосланных, выброшенных из жизни, каким-то образом заполнили мою детскую душу, ничего не понимающую, но уже тогда многое чувствующую.
...Все-все мне было здесь совсем энергетически чужое. Ну не могла я здесь выиграть, не могла.
Откатали в целом плохо, настроение было гнилое у всех, в гостинице мы молча расползлись по комнатам после ужина, проигнорировав Лешку с его подпольно провезенными картишками.
В аэропорт приехали за два часа. Дорога обратно показалась еще более мрачной. Мело, заборов не было видно, но мы знали, что они здесь и потому молчали, внутренне настраиваясь на скорый взлет.
Толпа улетающих на "материк" северян, шубы, шапки. Регистрация началась вовремя, вещи сдали и в ожидании посадки пошли шляться по аэровокзалу, покупая на выданные родителями НЗ значки с надписью "Магадан" и прочую ерунду. А пурга набирала обороты.
- Ваш вылет задерживается по метеоусловиям аэропорта города Магадана, - голосом плаксивой отличницы пропела в громкоговорителе местная дива.
- Да, японский Бог, - проворчал Борис Палыч. - Попали все-таки.
- Ну ничего,- ободрял всех Лешка, - подумаешь, на 5 часов задержка, ерунда! Вот мы однажды в Кировске...
Что было в Кировске с Лешкой, я уже толком не помню, зато помню, как мы сходили поели в столовке, отдав оставшиеся деньги на дорогущую окрошку со свежим огурцом. И как, аккурат после этого, отличница в громкоговорителе определила нас остаться в этом аэропорту еще на 12 часов, а потом еще и еще.
- Вот я идиот, - ругал себя Борис Палыч, - какого я вам разрешил окрошку брать, взяли бы картошку, еще бы на раз поесть осталось.
Откуда-то подлетевший возбужденный Лешка вдруг заговорщески потащил меня в конец зала к автомату с газировкой.
- Cмотри,- зашептал Леха,- у него задняя дверца неплотно закрыта.
- Ну и что? - не сразу въехала я.
- А то, что там деньги! И мы можем их вытащить!
- Ты дурак! - взбунтовалась моя пионерская совесть. - Они же не наши!
- Kак не наши! - возмутился Лешка. - Мы же пить сюда ходили? Ходили. И не по разу. Монеты бросали? Бросали! А нас десять человек. Вот и считай! А сейчас, что, погибать тут от голода? Я не собираюсь погибать, спортсменам нужно хорошо питаться, между прочим, а когда эта пурга кончится, не ясно!
Соображай!
Есть, конечно, хотелось страшно. Но воспитанный в духе морального кодекса строителей коммунизма, пионерский мозг сразу рисовал недавно виденные картины: бетонные заборы, колючую проволоку.
Мой отказ был воспринят с критическим прищуром синих дерзких глаз.
- Эх, ты, я-то думал! Hе быть тебе мастером!
- А это еще тут причем? - я возмутилась крайне!
- Да потому, -злобно отрезал Леха и ушел к пацанам...
Через час они притащили на наши расстеленные на полу куртки и газеты три буханки хлеба на всех.
Хлеб был необычайно вкусным, обычные слегка черствоватые кирпичики казались восхитительными пирожными. Мы смаковали самый, наверное, вкусный обед в жизни. Лешка, улыбаясь, смотрел на меня.
...Он потом вошел в молодежную сборную Союза. А я никогда не получила вожделенного Мастера.
Автор: Doctor-ski |